Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
13.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[24-10-03]
Какие уроки Россия извлекла из трагедии "Норд-Оста"Программу ведет Андрей Шарый. Участвуют корреспонденты Радио Свобода Лиля Пальвелева, Олег Кусов, Мумин Шакиров и Кристина Горелик. Андрей Шарый: 130 погибших и более 700 пострадавших - таков итог событий 23 октября прошлого года в московском Театральном центре на Дубровке. Прошел год, однако, зрители мюзикла "Норд-Ост" по прежнему чувствуют себя заложниками, теперь уже российской судебной системы, российских чиновников, которые показали равнодушие к чужому горю. Рассказывает Лиля Пальвелева: Лиля Пальвелева: Казалось бы, год - срок немалый, и за это время все, что было связано с трагическими событиями на Дубровке, должно проясниться. Однако, даже подлинное число погибших тогда до сих пор неизвестно. Московская городская прокуратура утверждает: их было 130, родственники пострадавших и сами пострадавшие считают эту цифру заниженной. Жертвы теракта объединились в общественную организацию "Норд-Ост". Вот мнение одного из членов этой организации Павла Финогенова: Павел Финогенов: В Лефортовском изоляторе, где многие опознавали своих родственников, был альбом с фотографиями, обширный альбом, и там была не одна сотня фотографий трупов, но данных у нас на данный момент, к сожалению, нет, и я думаю, что никто не будет предпринимать попыток к их установлению. Более того, мы полагаем, что количество жертв в принципе может скрываться. Лиля Пальвелева: У Павла Финогенова на Дубровке погиб брат. Дмитрий Миловидов, еще один член организации "Норд-Ост", потерял там ребенка. Причина подавляющего большинства смертей - воздействие газообразных химических веществ, примененных властями во время штурма захваченного террористами здания. Вот рассказывает Дмитрий Миловидов об этом усыпляющем газе, примененном во время штурма: Дмитрий Миловидов: Мы вынуждены основываться на заключениях зарубежных медиков, которые получили бывших заложников в течение нескольких часов после штурма, это граждане Германии, других стран. Их исследованиями установлено, что в крови следы фентанила, следы галотана, и в медицинской литературе они упоминаются, как наркотические анальгетики. Да, это один из самых быстродействующих анальгетиков, но с очень большими ограничениями к применению. В частности, фентанил требует обязательного наличия средств искусственной вентиляции легких, то есть, лишняя капля может привести к отключению дыхания, в этом случае требуется срочная помощь врача, максимум в течение 5 минут. Лиля Пальвелева: Строго говоря, реанимация. Дмитрий Миловидов: Практически это уже реанимация, или какие-то меры по поддержке дыхания. И в медицинской литературе они упоминаются как наркотические анальгетики. Лиля Пальвелева: Известно ли вам, применялось ли это вещество в медицинских целях прежде в России? Дмитрий Миловидов: Никто не применял его ингаляционным путем. Он применялось в виде медицинских пластырей, инъекций. Но очевидно давно уже были разработаны способы распыления в воздухе с помощью аэрозоля. Да, это один из самых быстродействующих анальгетиков, но, повторяю, с очень большими ограничениями к применению. В данном случае, доза, рассчитанная на физически подготовленных, крепких боевиков, была применена по детям, ослабленным трехдневной голодовкой, по людям, которые тоже три дня сидели без воды. Но следует отметить, что даже самый безвредный анальгетик, применяемый в медицине, при отсутствии внимания со стороны врача может привести к летальному исходу. Это западание языка, прекращение дыхания, и дальше, при неоказании помощи - в течение 5 минут полная смерть. Лиля Пальвелева: Прокомментируете высказывания государственных чиновников высших рангов, которые последовали сразу после этой трагедии. Дмитрий Миловидов: Министр здравоохранения заявил о том, что были применены производные фентанила, но производные фентанила, это карфентанил, алофентанил, субфентанил, это более эффективные анальгетики, многие из них применяются в ветеринарии для усыпления в научных целях очень крупных животных. То есть, подчеркиваю, доза отработана только для очень крупных животных, так вот, эти вещества действительно могли обеспечить требуемое время при антитеррористической операции, то есть, в этом случае люди и боевики отключались бы за одну-две минуты, не за 5-10 –20, как было в действительности, многие вообще так и не засунули. Если верить министру здравоохранения, эти самые производные обеспечили бы требуемый эффект, но живых людей при тех темпах оказания медицинской помощи, которые мы наблюдали, не было бы вообще. Есть ответ президента на вопросы корреспондента газеты "Вашингтон Пост" Питера Бейкера, где он сказал, что это было совершенно безвредное вещество. Один из них, либо министр здравоохранения, либо мой президент врет. Лиля Пальвелева: Смириться с тем, что случилось, пострадавшие не могут. В российские суды поданы 65 исков. Адвокат Евгений Черноусов обращает внимание на то, что, в отличие о министра здравоохранения, упомянувшего фентанил, в заключениях судебно-медицинской экспертизы написано: "Использовано неустановленное спецсредство". Евгений Черноусов: Это как понять - неустановленное спецсредство было применено на большое количество людей? Такого не может быть в практике. Поэтому были направлены нам заявления, к сожалению, Тверской суд не удовлетворил нашу просьбу возбудить уголовное дело. В настоящее время мы кассацию подали, и в Замоскворецком суде также лежит наше заявление. Получив ответ из Генеральной прокуратуры, мы подготовили три отдельных заявления на имя прокурора города Москвы. Лиля Пальвелева: И вот какие это заявления: Евгений Черноусов: Мы требуем возбудить уголовное дело по незаконному применению наркотического средства фентанила и уголовная ответственность за это есть, часть 1-я статья 228-я, по неосторожному причинению смерти - нам важно, кто же все-таки дал команду из руководителей штаба на применение вот этого спецсредства. Не просто газа, господа, а наркотического средства. Второе заявление, связанное с тем, что при проведении штурма и освобождении заложников сотрудниками силовых структур были превышены их полномочия и превышены пределы необходимой обороны. Как можно убить всех, не оставить свидетелей? А свидетели нужны, чтобы выяснить организатора, заказчика, наше мнение по этому поводу, что были уничтожены все свидетели. Кого привлекать к уголовной ответственности? И третье заявление - о привлечении к уголовной ответственности входящих в штаб медицинских работников, конечно, это руководящие работники. Они находились в штабе. Во-первых, почему они допустили, что было применено в нарушение федерального законодательства наркотическое средство, как мы полагаем. Во-вторых, почему они не оповестили об этом специалистов, врачей? Пусть это секретное, пусть... Каким образом не пригласили их к месту трагических событий? Лиля Пальвелева: По данным опроса "Рамир-мониторинг", 91 процент российских граждан опасается, что события, подобные тем, что случились в Театральном центре на Дубровке, могут повториться вновь. Надо полагать, страх этот связан с действиями не только террористов, но и властей, когда уже невозможно отличить поражение от победы. Андрей Шарый: Теперь слово корреспондентам Радио Свобода, которые год назад круглосуточно работали у театрального центра на Дубровке. Это Олег Кусов, Мумин Шакиров и Кристина Горелик. Во время штурма дворца культуры на Дубровке не все заложники оказались под воздействием ядовитого газа. Эти люди стали невольными очевидцами действий спецназовцев. С одной из бывших заложниц "Норд-Оста" беседовал Олег Кусов: Олег Кусов: Как мне показалось, утром 26 октября люди, находящиеся в зале дворца культуры на Дубровке, даже не заметили, как изменилась для них ситуация. Из заложников вооруженной группировки Бараева они на некоторое время стали заложниками силовых структур, проводивших штурм здания. Как рассказала мне одна из бывших заложниц, о начале штурма она догадалась по внезапному переполоху и полившемуся почти из всех дверей зала отборному русскому мату. Спецназовцы ворвались в зал, на ходу открывая огонь. Закрыв лицо курткой и уткнувшись в спинку переднего кресла, женщина отдала свою жизнь во власть судьбе. Минут через 10-15 ее обессиленную вывели на улицу двое спецназовцев. Получилось так, что эта женщина, так и не впав в бессознательное состояние, стала невольным свидетелем действий сотрудников российских спецподразделений в зале Дворца культуры. По ее словам, самые ужасные минуты за время всей трехдневной трагедии она пережила именно во время штурма. Моя собеседница отчетливо видела, как спецназовцы открыли огонь во всем женщинам в темных одеждах, но ведь в темных одеждах были в зале не только террористки. Женщин-заложниц в таких одеждах было гораздо больше, чем чеченок. Моя собеседница убеждена, что большое число жертв обусловлено именно расстрелами женщин в зале дворца культуры. Она считает, что от гибели во время штурма ее спасли внешность блондинки и светлая кофточка. По всей видимости, ответственные за операцию лица опасались, что кто-то из террористок приведет в действие взрывное устройство. Но как этот тактический шаг можно объяснить близким погибших во время штурма людей? И почему мы до сих пор не знаем правды о действиях спецслужб во время штурма здания дворца культуры на Дубровке? Все это было рассказано мне по горячим следам, когда еще не улеглись страсти. Сегодня бывшие заложники молчат. Они понимают, что ожидать от властей объективной оценки обстоятельств трагедии бесполезно. Андрей Шарый: Никто из чиновников не понес наказания за события в театральном центре на Дубровке. О том, как вели себя официальные лица, рассказывает другой корреспондент "Свободы", очевидец событий Мумин Шакиров: Мумин Шакиров: Экстремальная ситуация всегда дает возможность наблюдать за людьми, которые несут ответственность за происходящее. Так было и во время событий на Дубровке. Отдельные политики, кто был вхож в оперативный штаб, буквально штурмовали микрофоны и камеры, хотя сказать им было особенно нечего, но их показывали по федеральным каналам. Так было в первые часы после захвата театрального комплекса. Позже власти установили жесткий контроль за информацией, и количество чиновников в эфире резко убавилось. Их заменили назначенцы, сотрудники ФСБ, МВД и мэрии. С этого момента было еще сложнее понять, что есть правдивая информация, а что есть дезинформация. Было заметно, как на передовые позиции вышли привилегированные федеральные каналы, которым штабисты выделили специальные площадки перед спецограждением, право на эксклюзивную информацию и прямой эфир с членами оперативного штаба. Остальные телеканалы и информационные источники получали горячие новости со второй попытки. Конечно же, одним из главных героев тех трагических дней стал детский врач Леонид Рошаль, не раз допущенный в здание театрального комплекса для оказания помощи заложникам "Норд-Оста", благодаря его усилиям были отпущены на волю несколько человек, преимущественно женщины и дети. На фоне информационного голода не вышли к журналистам после встреч с террористами лидер партии "Яблоко" Григорий Явлинский и правозащитник Анна Политковская. Их, конечно, с нетерпением ждали собравшиеся корреспонденты. Но было понятно, что для них трагедия - не повод лишний раз засветиться на экране телевизоров. Это оценили многие мои коллеги. Особо запомнился и заместитель министра внутренних дел России Владимир Васильев, который взял на себя самую тяжелую миссию. Он первый сообщил о том, что прошел штурм дворца культуры, применялись спецсредства и есть многочисленные жертвы среди заложников. Нельзя не отметить тот факт, что высокопоставленный военный из МВД пытался говорить на простом человеческом языке, и оставил о себе хорошее человеческое впечатление. Андрей Шарый: События на Дубровке стали испытанием, и для журналистов, которые подверглись довольно жесткому воздействию со стороны российских властей. Итогом стала декларация, которая регламентирует, как вести себя представителям средств массовой информации в подобных ситуациях. У микрофона в Москве Кристина Горелик: Кристина Горелик: На второй день, когда родственники заложников по требованию террористов просили разрешения устроить митинг против войны в Чечне у столичных властей, и им не разрешали выйти на Красную площадь, помню, что именно тогда я ясно ощутила колоссальную ответственность за то, что делаю. Фактически я стояла перед выбором: расскажу о реакции властей в эфире, значит, наврежу заложникам - ходили слухи, что террористы слушают по радио "Эхо Москвы" и Радио Свобода, а ничего не сказать о том, что происходит, не могу. Приходилось очень осторожно выбирать выражения, подыскивать единственные верные в этой ситуации слова. Если я помню в мельчайших подробностях то, что видела в те дни у ДК на Дубровке, и, естественно, прекрасно понимала, насколько серьезна ситуация, интересно, как себя чувствуют те люди, которые отвечали за успешность операции по освобождению заложников? Ведь известно, что более 100 человек погибли не от рук террористов, а от отравляющего газа плюс безобразно организованной медицинской помощи, когда врачи не знали, от чего лечить, а заложников складывали в обычные автобусы, как дрова. Кого-то раздавили. Кто-то не выдержал долгой дороги в больницу... Почему уже год, как родственники погибших заложников пытаются добиться надлежащего расследования причин их гибели, а государство делает вид, что ничего не произошло? Почему уставшие от безразличия, уже хватившие горя люди вынуждены обивать пороги, прося то возместить расходы на похороны, то поставить мемориальную доску с именами погибших у Театрального центра, установку которой московские власти считают нецелесообразной. Бессмысленно пытаться найти человеческое объяснение, и я уверена: ничего не изменится до тех пор, пока жизнь отдельного человека в России будет оцениваться в три тысячи у.е., а ответственные за штурм здания будут награждаться орденами и медалями. Последние материалы по теме:
См. также:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|