Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
12.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Liberty Live
[17-05-03]

Президентское послание Владимира Путина Федеральному Собранию

Программу ведет Владимир Бабурин. Принимает участие бывший советник президента Ельцина по политическим вопросам, президент фонда "Индем" Георгий Сатаров, лидер партии "Яблоко" Григорий Явлинский и корреспондент Радио Свобода Ян Рунов.

Владимир Бабурин: Георгий Александрович, правильно ли будет еще добавить, что вы были соавтором первых президентских посланий, с которыми выступал Борис Ельцин?

Георгий Сатаров: Было бы корректно сказать, что автором был президент, но я отвечал перед ним за текст, который становился его.

Владимир Бабурин: Как вы считаете, тон посланий с тех пор, как с ними стал выступать нынешний хозяин Кремля, как мне кажется, стал меняться и все больше напоминает отчетные доклады и постановления ЦК КПСС. Причем, даже не тогда, когда слушаешь сам текст, а когда текст уже прослушан, проходит несколько дней и после них бюрократия, чиновники начинают повторять, причем, с каждым годом повторяют все чаще "как говорил в своем послании Владимир Владимирович Путин...", причем цитата, которая за этим последует, может быть далека от оригинала. Что касается послания, которое 16-го мая прозвучало, мне кажется, что наиболее цитируемым, по крайней мере в ближайшие дни, а потом и перед выборами будет фрагмент, которым Путин послание завершил. Я, кстати, сразу вспомнил Штирлица, который учил, как важно выйти из разговора, потому что запоминается последняя фраза.

Владимир Путин: Я уже говорил, что поддерживаю общий курс на усиление роли партий в общественной жизни. И с учетом итогов предстоящих выборов в Государственную Думу считаю возможным сформировать профессиональное, эффективное правительство, опирающееся на парламентское большинство.

Завершая свое выступление, хочу сказать: объединение наших усилий возможно - если основные политические силы обладают гражданской ответственностью для коллегиальной работы.

Убежден, Россия обязательно поднимется на достойную ее потенциала высоту.

Владимир Бабурин: У меня сразу возник вопрос, когда именно от президента четко и ясно услышал, было же много споров – технический кабинет, не технический кабинет, а тут ясно и четко сказано – кабинет будет определяться по итогам парламентских выборов, парламентское большинство будет его формировать. Как это понимать? Либо Путин абсолютно уверен в победе партии "Единая Россия" на выборах или же победа коммунистов его не пугает, она же возможна, согласно рейтингам, и он готов им доверить информирование кабинета, если левые получат в парламенте большинство. Как вы считаете?

Георгий Статаров: Во-первых, в этой заключительной фразе меня больше всего насторожила некая невнятность в произнесении слова, которое начиналось на "п" – то ли "партий", то ли "партии". Честно говоря, мне послышалось "роль партии в жизни народа". И я думаю, что это совпадение неслучайное, я здесь усматриваю фрейдистскую оговорку, которая была не единственная в этом тексте. Что касается перехода к правительству парламентского большинства, то на самом деле это достаточно серьезная и актуальная тема. У нас правительство крайне не эффективное, и одна из причин этого не столько кадровый состав, сколько его положение в политической системен, понятно, что его нужно менять. Другое дело, что это нельзя сделать к празднику. Это очень серьезная вещь. Правительство партийного большинства - это серьезное изменение политической системы, зависящая и от конституционных изменений, и от изменений во многих законах, и я извиняюсь, от того, о чем говорили, как минимум, намекал сам президент в послании – какого правительства? Вот этого правительства с огромных аппаратом, который работает помимо министерств. С огромным число премьеров, столь же безответственных, как вице-премьеров, из-за того, что существуют вице-премьеры. Ради такого правительства, непонятно, зачем это нужно. Значит все завязано и на реформах государственной власти. То есть огромный комплекс, непонятно, как дежурным образом это исполнить так, чтоб это было осмысленно и эффективно, а не для галочки.

Владимир Бабурин: Перед посланием активно обсуждалось, насколько резкой будет критика кабинета – я этот вопрос хотел задать, вы уже на него начали отвечать. Даже предрекали отставку Касьянова чуть ли не в этом Мраморном зале. В выступлении Путина я бы отметил два фрагмента.

Владимир Путин: Наша бюрократия и сегодня обладает огромными полномочиями. Но находящееся в ее руках количество полномочий по-прежнему не соответствует качеству власти. Должен подчеркнуть, что такая власть в значительной степени имеет своим источником ни что иное как избыточные функции госорганов. При этом, несмотря на огромное число чиновников, в стране тяжелейший кадровый голод. Голод на всех уровнях и во всех структурах власти, голод на современных управленцев, эффективных людей. Сказанное составляет тот фон, на котором предстоит провести жизненно необходимую стране административную реформу. Как вы знаете, Правительство провело инвентаризацию функций министерств и ведомств. Насчитало их порядка пяти тысяч. Но в ходе этой работы выяснилось, что почти каждое ведомство считает, что его функции нужно не сокращать, а расширять, в том числе, за счет других, соседних ведомств.

Владимир Бабурин: Георгий, вы не считаете, что то, что сейчас прозвучало в Кремле из уст президента – это программа Германа Грефа, изложенная достаточно близко к тексту. Я напомню слушателям, что год назад критика правительства была более адресная. Путин попенял правительство за неамбициозность и был упомянут премьер лично: "Председателю правительства следует представить обоснованные предложения по реструктуризации системы исполнительной власти". Касьянов этих предложений так и не представил, административная реформа так и осталась в проекте. Теперь у меня вопрос: в чем проекте – в проекте Касьянов или в проекте Грефа? Потому что у них взгляд на эту реформу, если не противоположный, то почти противоположный. Это знак какой-то, послание Касьянову?

Георгий Сатаров: Давайте начнем с того, что Министерство экономики никакой программы административной реформы не готовило. Был большой проект государственной реформы, который готовил Центр стратегических разработок под управлением Грефа в конце 99-го – начале 2000-го года. Этот документ готовился в крайней секретности. Более того, участникам подготовки, экспертам, весьма высококвалифицированным, которые приглашались для этой работы, просто говорили, что: ребята, вы особо не звоните о том, что здесь было написано. Ничего из этого, в отличие от экономической программы, не публиковалось и не обсуждалось. А дальше произошло следующее. Это была толковая, взаимосвязанная системная программа, она была раздергана на несколько частей и роздана для независимого, не скоординированного исполнения в разные ведомства. Часть программы реализовывал Козак, что связано с федерализмом, часть программы под руководством Медведева делалась реформа госслужбы и то, что связано с реформой правительства было порчено самому правительству, но не Министерству экономики, фактически этим занимается Шувалов и аппарат правительства.

Владимир Путин: И исполнительная, и законодательная власть за многие годы наобещали людям столько, сколько российская экономика дать просто не в состоянии. Мало того, под популистскими лозунгами и обманывая граждан страны невыполнимые обещания наращиваются. Некоторые политики, к сожалению, стремятся нарастить их и сегодня.

Кроме обманутых ожиданий, серьезным последствием роста пустых обещаний становится снижение качества текущей экономической политики. Это также порождает перекосы и конфликты в межбюджетных отношениях. В условиях, когда рост государственных расходов происходит более быстрыми темпами, чем рост реальной экономики, иного трудно и ожидать.

Думаю, уважаемые члены обеих палат Федерального Собрания и уважаемые главы регионов, нам всем вместе давно пора положить конец подобной политике. Власть не может, не должна, не имеет права обманывать граждан своей собственной страны. Уж если мы с вами людям что-то и пообещали, то нужно обязательно выполнять. Или лучше не обещать тогда, не делать этого.

И последнее. Регулируемые государством тарифы на продукцию и услуги инфраструктурных монополий повышаются темпами, опережающими рост цен в свободном секторе российской экономики. В результате этого увеличивается перераспределение экономических ресурсов в пользу монопольного сектора, а его удельный вес в российской экономике возрастает. При этом высокой эффективности этот монопольный сектор не показывает. Таким образом, монополисты душат конкурентный сектор нашей экономики. Правительство должно за этим следить более строго. Продолжение подобной политики, очевидно, путь к стагнации.

Вывод из сказанного очевиден: при наличии названных положительных тенденций и показателей - благоприятная внешняя конъюнктура и стабильная политическая ситуация - так и не были в полной, во всяком случае, мере использованы для достижения наших стратегических целей.

Владимир Бабурин: Президент сказал "очевиден". Мне из этого фрагмента абсолютно ничего не очевидно. Слова очень серьезные. Кому они направлены? Ну разве что Чубайсу стоит задуматься, есть такой мягкий намек. Очень серьезная критика, но ни в чей адрес. Вы не согласны?

Георгий Сатаров: Согласен на сто процентов. Потому что как раз нынешний депутатский корпус и правительство трудно обвинить в принятии законов, плохо корреспондирующихся с бюджетом. Действительно, была такая болезнь в середине 90-х годов, потом это стало несколько уменьшаться и при Путине это почти не появлялось. Вдруг накануне выборов появился этот сюжет, вдруг это обсуждалось на встрече лидеров парламента с президентом, вдруг это вошло в послание. Хотя, честно говоря, я не могу назвать конкретный законодательный акт, который подпадал бы под эту критику. Что же касается естественных монополий и их политики, позвольте мне не поверить, что это делалось без ведома администрации президента. Я хочу привести один пример очень яркий из этой речи по поводу участия администрации. Помните, в начале текста президент сказал, что единственные положительные тенденции демографические у нас в стране, они у нас за счет притока мигрантов. А уже ближе к концу сказал, какой у нас отвратительный закон (абсолютно правильно сказал), отвратительный закон о гражданстве принят недавно, и что Путин согласен с критикой депутатов и согласен, что его нужно менять. Единственное, он не сказал, кто его внес, и кто за него голосовал – те самые депутаты, которые потом попросили президента этот закон менять, президента, который этот закон внес. Поэтому, когда речь идет об ужасных тарифах, как они гнетут нашу экономику и так далее, то мне сразу вспоминается этот закон.

Владимир Бабурин: Может быть, именно поэтому никаких конкретных имен и не называют?

Георгий Сатаров: Очень правдоподобное предположение.

Владимир Бабурин: Часть послания, которая заняла четыре минуты, но она почему-то была выделена самим президентом. На 9-й минуте он сказал: "Необходимо тут сделать одно отступление..." Отступление было про Чечню.

Владимир Путин: Прошедший в республике конституционный референдум подвел черту под эпохой безвременья. Под теми годами, когда власть в Чечне была присвоена бандитами, когда жители республики в прямом смысле оказались в средневековье, лишились элементарных человеческих прав, когда на улицах чеченских городов и сел регулярно и демонстративно проводились публичные казни, когда тысячи людей оказались живым товаром в руках работорговцев, когда не работали ни школы, ни институты, ни больницы.

Все это закончилось.

Но чтобы жизнь в республике окончательно нормализовалась, предстоит еще очень, очень многое сделать. Предстоит на демократической основе – в соответствии с принятой на референдуме конституцией – избрать президента и парламент республики, сформировать органы местного самоуправления, разработать и подписать договор о разграничении полномочий между федеральным центром и республикой. И конечно – восстановить экономику Чечни.

Нам также предстоит передать в руки чеченской милиции организацию в республике правоохранительной работы. Кроме того, в рамках продолжения процесса политического урегулирования, совместно с вами, уважаемые коллеги, ведется подготовка к амнистии. Она создаст условия для вовлечения в мирную жизнь тех, кто по разным причинам не сделал этого раньше, но кто к этому готов сейчас.

Делать все это придется в сложных условиях. Очевидно, что остатки бандитов будут стремиться путем угроз, убийств, терактов запугать жителей республики, сорвать динамично продвигающийся политический процесс. И мы видим, что совершаемые бандитами теракты все чаще направляются именно против гражданского населения, против простых людей.

Но мы обязательно доведем дело до конца. Люди в Чечне будут жить нормальной человеческой жизнью.

Владимир Бабурин: Георгий Александрович, под каждым словом готов подписаться: да – не работали школы, да – были шариатские суды, да – расстреливали публично, да – люди стали живым товаром, в том числе и журналисты. Причем до такой степени, что мы в своем журналистском круге серьезно обсуждали между первой и второй чеченской войной возможность, а не объявить нам, журналистам, Чечню зоной умолчания и прекратить там работать. Да, действительно, последние два теракта были направлены против гражданских лиц. Все, действительно, так. Но ни слова о том, что в Чечне практически ежедневно проходят внесудебные задержания людей, что приезжают люди, никак не представляются, забирают, увозят, расстреливают без суда, без следствия. Не упомянуто даже дело полковника Буданова, который фактически один за всех за них отдувается. Что это означает? Это означает, что процесс в Чечне пойдет именно так, как он шел перед референдумом, во время референдума, так он пойдет и после референдума? Будут выборы, одновременно будет то, о чем я сказал, и о чем сказал президент.

Георгий Сатаров: Чечня – это жутко тяжелая тема. Если есть темы, по которым я могу сказать, что не сделано и что надо было делать и как делать, есть вещи, в которых я неплохо разбираюсь, то здесь мне трудно говорить, потому что это жутко тяжелая проблема. Проблема сепаратизма - это не только российская проблема, прекрасно знаем, здесь это неоднократно обсуждалось. Но, бесспорно, мне кажется, одна вещь, которая была не учтена в этой политике, которую сейчас проводит Путин, это то, что за десять лет в Чечня выросло новое поколение, которое не знает ничего, кроме войны и не желает ничего, кроме мести. И когда после двух кошмарных взрывов вдруг начали мотивировать тем, что кто-то отрабатывает некий миллион. Господи Боже мой! Ради отработки миллиона люди себя не взрывают, это люди, доведенные до отчаяния. Ведь ситуация в Чечне качественно переросла совершенно в другую фазу. Ведь не свойственно было тем чеченским бандитам взрывать себя, это появилось только в последнее время. Точно так же как палестинцы доведены до отчаяния, поэтому они взрывают себя, также и здесь люди доведены до отчаяния, поэтому они взрывают себя. А когда начался мирный процесс, дай бог здоровья людям, которые это начали, но есть азы этого дела. Он имеет некий шанс на успех только, когда в него вовлекаются максимально, на пределе возможного все, кто можно. Но этого сделано не было. И 90% - это отражение того, что просто не пришли и не были привлечены к этому чрезвычайно многие, в том числе и вот эта часть молодежи, которая поставила только на одно, у них осталось только одно – взрывать себя.

Владимир Бабурин: Послание Федеральному Собранию – это документ основополагающий. Здесь вы увидели здесь четкий и конкретный ответ, что ситуация в Чечне будет и дальше развиваться так, как она развивается сейчас и только так?

Георгий Сатаров: Боюсь, что – да. Фактически было сказано о том, что дальше будет идти следующее: свою программу дальше будет реализовывать федеральный центр и свою программу дальше будут реализовывать те, кто взрывает себя. Это тупик, с моей точки зрения.

Владимир Бабурин: Давайте послушаем очевидца. После оглашения послания мы созвонились с Григорием Явлинским, и первый вопрос я ему задал о возможном формировании кабинета по партийному принципу, о возможности формирования правительства на основе думского большинства. Уверен ли Путин в победе партии "Единая Россия" или он не боится победы коммунистов и готов им доверить формирование кабинета?

Григорий Явлинский: На мой взгляд, если говорить серьезно, по существу мало что означает, потому что все равно правительство будет формировать президент, фамилии будет называть президент, и президент же будет очень серьезно влиять на то, кто какие проценты получит на выборах в Государственную Думу. Поэтому это такой красивый, может быть, тезис, за которым, с точки зрения политической механики, с точки зрения политического решения не так уж и много стоит. Другое дело, что если этот тезис будет публично во время кампании со стороны власти много раз подчеркнут и акцентирован, то само голосование для людей примет более осмысленный характер, и люди будут считать, что своим голосованием, возможно, они повлияют хотя бы на формирование правительства. Потом, возможно, они будут разочарованы, но во время голосования некоторые из них будут так думать. Поэтому я согласен с вашим замечанием, что это не самая важная часть сегодняшнего послания.

Владимир Бабурин: А что для вас было самым важным или такого не было?

Григорий Явлинский: Я думаю, что отличительная особенность этого послания в том, что президент был довольно откровенен или, я бы даже сказал, искренен. Он сообщил этим посланием, что он формирует такую державную политику в России. Это действительно то, что соответствует его курсу. Он несколько раз акцентировано по очень важным вопросам сказал, что он державник, что он не либерал. И сказал, что реализация этого курса требовала достаточно больших жертв, и что державное укрепление – это для него главное, он так думает. Может быть, впервые за многие годы не было этого тезиса о том, что человек во главе или в центре, как обычно говорилось с конца 80-х годов. Это, наверное, важно. Но самое главное в этом смысле заключатся в том, что сформулировано ясное отношение и ясное идеологическое направление. Одновременно он сказал, что он не намерен отказываться от того либерального, что было сделано за последние годы. Он относится к этому как к чему-то сложившемуся - к определенным свободам, к определенным правам, к демократическому процессу, к тому, что необходимо всерьез развивать сотрудничество России с Европой, поддерживать союз с США, что некоторые инструменты в ходе этого державного строительства должны быть либеральными. Это такая логика говорит о том, что это, если можно так выразиться, просвещенная державная идеология. Я лично с ней не согласен, я готов поспорить, но она в этом послании внятно изложена.

Кроме того, был еще один необычный совершенно сюжет, действительно необычный. Потому что президент с трибуны во время послания признал свою ошибку – это касалось закона о гражданстве. Он сказал, что закон о гражданстве надо поправить. Хотя год назад, когда я, например, отстаивал другую точку зрения, боролся с тем, чтобы этот закон был подписан, президент настаивал, причем настаивал довольно определенно. И вот сюжет получил интересную иллюстрацию – это такой державнический закон о гражданстве, который защищался правительством, администрацией президента и им самим. Теперь год спустя президенту стало ясно, что он должен быть исправлен именно с либеральной точки зрения, и должен давать возможность не бюрократам получать взятки и мучить всех, кто хочет жить в России, особенно наших бывших сограждан по Советскому Союзу, а наоборот давать самые упрощенные простые, прямые процедуры, по которым все желающие могли бы стать гражданами России как можно быстрее, особенно если люди, которые имели раньше советский паспорт.

Владимир Бабурин: Григорий Алексеевич, а о чем, по вашему мнению, важном не было сказано?

Григорий Явлинский: На мой взгляд, не было сказано о терроре в России. О борьбе с коррупцией, не выделено как проблема то, что происходило с гражданами зимой, когда полстраны замерзало. По крайней мере три вещи вообще не были выделены в самостоятельные части послания, которые, на мой взгляд, особенно коррупция, террор, они чрезвычайны важны, они не были затронуты.

Владимир Бабурин: Террор упоминался вскользь в те четыре минут, где речь шла о Чечне.

Григорий Явлинский: Что касается позиции, высказанной по Чечне, то я с ней не согласен в принципе.

Владимир Бабурин: Слушатели не видели, а мне было хорошо заметно, что при словах Григория Явлинского "президент был откровенен", у господина Сатарова изрядно челюсть отвисла. Как вы полагаете, президент не показал себя сторонником державной идеи?

Георгий Сатаров: На самом деле, произошло то, что Путин делал всегда. Он раздал всем фрагментам своей команды сигналы, вернее, наоборот, все фрагменты его команды погрузили в этот текст свои сигналы, и он их озвучил. Потому что там есть, допустим, обстоятельные слова о конкурентоспособности страны - ясно, из какой части это идет. Есть слова о могуществе, о консолидации, об этом никто не говорил, а он несколько раз обращался к теме консолидации, это очень показательно, это другой фрагмент команды. То, что обычно происходит в кабинете Путина, когда к нему приходят и говорят "вот-вот-вот", он говорит "да-да-да", и всем говорит "да-да-да" на противоположные "вот-вот-вот", это и произошло, объединилось в этом тексте, поэтому ничего нового не появилось. Просто каждый по-своему со своей позиции слышит этот текст, может обратить внимание на свое или на излишнее чужое. Это эффекты восприятия.

Владимир Бабурин: Можно ли это назвать стабильностью, что каждому что-то дается, каждый что-то получает. Как Владимир Николаевич Войнович в своем варианте гимна написал: "Под флагом трехцветным, с орлом двухголовым и гимном советским". Все замечательно, всем хорошо, у каждого что-то есть.

Георгий Сатаров: Понимаете, представьте себе сценку: вы плывете в грязном селевом потоке, вам нужно перебраться с одного берега на другой, мимо вас бревна плывут , не просто мимо вас, они еще на вас, а вам с мостика дают советы – чуть левее, чуть правее, брассом, баттерфляем, и вы пытаетесь одновременно выполнять все эти советы. Как вы думаете, вы доберетесь до противоположного берега или нет? Политика Путина - это политика одновременного выполнения всех советов в этом бурном селевом потоке.

Владимир Бабурин: Так что ж ему никто про коррупцию не сказал?

Георгий Сатаров: Про коррупцию сказали еще в 2000-м году. Вы помните, когда начинались мускулистые реформы Путина, связанные с федерализмом, когда убрали губернаторов из Москвы, ограничили их власть и так далее. Под каким флагом это происходило? Борьба с коррумпированными региональными князьками - прямо откровенно сказали. Потом все замолчало, сейчас этого слова в коридорах боятся, его не любят произносить, стараются заменять эвфемизмами.

Владимир Бабурин: Дивный диалог у меня произошел с Виктором Степановичем Черномырдиным, когда он перестал быть премьером. Вы помните эти обвинения со стороны Буша-младшего, который тогда еще не был президентом. Виктор Степанович яростно говорил, какой он хороший, какие все хорошие. Я не выдержал, поднял руку и спросил: так, значит, вы все так хорошо рассказали. Значит нет больше проблемы коррупции? Он аж привстал: "Вы еще это мне припишите. Как это без коррупции?"

Георгий Сатаров: Вот это действительно искренний человек, без сомнений.

Владимир Бабурин: Выступление Путина сегодня транслировалось по двум федеральным телеканалам и, насколько я знаю, прямую трансляцию вел "Евроньюс", в другие страны это какими-то поступало. Как сообщает наш корреспондент, в Соединенных Штатах первую реакцию можно назвать скорее смешенной. Наш нью-йоркский корреспондент Ян Рунов попросил профессора пеннсильванского Военного колледжа американской армии Стивена Бланка прокомментировать некоторые пункты речи президента России.

Ян Рунов: Как и ожидалось, Путин подверг критике правительство России. Но критике не настолько сильной, чтобы оно ушло в отставку или чтобы были произведены серьёзные перестановки. Как в связи с этим вы оцениваете внутреннюю политику президента России?

Стивен Бланк: Я больше смотрю на то, что он делает, чем на то, что он говорит. За годы правления Путина произошли определённые положительные сдвиги, но я больше не ожидаю, что при нём будут проведены новые фундаментальные экономические реформы. А его жалобы на бюрократию выглядят странно, поскольку он сам внёс вклад в эту проблему, оставив нетронутой, и даже укрепив унаследованную им от Ельцина недееспособную бюрократическую систему. Ни сама система, ни её верхушка – правительство, не были реформированы Путиным. В результате проблема бюрократии остаётся. О ней можно с возмущением говорить, но до дела не доходит. Поэтому не подкреплённые делами слова не имеют значения.

Ян Рунов: Как вы оцениваете оптимизм президента в отношении Чечни?

Стивен Бланк: Я бы сказал, что достигнут определённый прогресс, но до решения чеченской проблемы ещё очень далеко. К сожалению, я не вижу реальных признаков того, что войну можно окончить, не разрушив социальное устройство республики. Конечно, референдум продемонстрировал поддержку правительству, но правительство должно было немедленно ответить на это эффективными экономическими, политическими и социальными программами. Об успехе амнистии, если она будет одобрена законодателями, можно будет судить после того, как боевики сдадут оружие и прекратят сопротивление. А до этого я не очень понимаю, о какой победе в Чечне идёт речь. Я не очень верю, что война может быть окончена в ближайшем будущем.

Ян Рунов: Сообщается, что текст речи президента Путина был готов раньше, но выступление было задержано для того, чтобы внести исправления, связанные с развитием событий в Ираке. Однако внешней политике было уделено не много внимания...

Стивен Бланк: Я не уверен, что российская позиция в отношении Ирака изменилась за последние дни. Возможно, Путин ждал большего от переговоров с Колином Пауэллом. Меня больше заинтересовали слова Путина о стратегическом оружии нового поколения и о реформе армии. Это, видимо, означает, что война в Ираке и война в Чечне заставили Москву иначе взглянуть на то, откуда исходит угроза безопасности России. Это терроризм и это распространение ядерного оружия. О важной и необходимой реформе армии много говорят, но пока никаких реформ не было.

Ян Рунов: И, наконец, о российско-американских отношениях.

Стивен Бланк: 40% российского экспорта идёт в страны Европейского союза. Российская элита рассматривает свою страну как часть Европы. Сближение с Европейским Союзом, с Францией и Германией – жизненно необходимы России. И все это понимают. Но это не означает, что Россия стоит перед выбором: либо сближение с Европой, либо с Америкой. Одно другому не мешает. И министерство иностранных дел России многократно пыталось найти баланс в этом вопросе, но пока безуспешно. Я ожидаю, что проблемы в американо-российских отношениях останутся даже после саммита в Санкт-Петербурге, потому что наши позиции расходятся в таких серьёзных вопросах как Иран, Ирак, Северная Корея, роль ООН. Примечательно поэтому, что ни США, ни Северная Корея не вовлекают Москву в процесс переговоров, и это не нравится российскому руководству. Думаю, что между Россией и США будет расти борьба за влияние внутри СНГ. Это не приведёт к новой Холодной Войне, но американо-российские отношения цикличны. Сейчас мы наблюдаем цикл некоторого охлаждения.

Владимир Бабурин: Как вы полагаете, а может ли такое выступление ежегодное, с каким четвертый раз выступает президент России Владимир Путин вызвать какое-то искреннее интерес на Западе?

Георгий Сатаров: Не думаю, все-таки оно не очень конкретно. Если говорить о моем впечатлении от послания, оно меня заставил сделать следующий вывод: президент и депутаты не знают гимна, конституции и сложных процентов. Как они не знают гимна – было видно по финальной картинке. То, что с конституцией слабо было, следовало из нескольких слов, когда он сказал, что должны быть возможности у граждан судиться с государством, - это записано в конституции, у нас конституция прямого действия, это уже происходит. А по поводу сложных процентов, это когда Путин объявил, что консолидироваться надо, чтобы за десять лет удвоить ВВП, все зааплодировали. Но со сложными процентами, как Чехов писал, у чиновников сложно, а ведь это всего 7% в год роста обеспечивает удвоение за десять лет, это на полтора процента меньше, чем у нас было в 2000-м году.

Владимир Бабурин: При Борисе Ельцине послание главы государства Федеральному Собранию было одним из самых значительных событий года, если не самым значимым. После ухода Ельцина из Кремля послание постепенно превращалось в такой рутинный, ритуальный официоз. Что вы за этим видите, почему так происходит? Это желание властей скрыть от населения и от политической элиты свои реальные цели или же это попросту отсутствие внятных ответов на многие важные вопросы о ходе реформ, либо это просто увеличение закрытости власти от общества? Закрытость, которую мы, журналисты, ощущаем на себе все больше, видя объявления об аккредитациях "места для работы в пулах ограничены". Вот этих мест становится все меньше, ограничений все больше.

Георгий Сатаров: Если бы закрытость власти определялась только в этом. Скажем, то, как происходит та же реформа государственной службы и другое, совершенно маразматические эффекты, которыми это сопровождается – это все следствие закрытости. Но если говорить о посланиях, то и то, и другое, и третье, и еще четвертое, может быть, самое важное, в принципе послания как политический инструмент встроены не в очень адекватную этому политическую инструменту систему. Мы строили когда конституцию а-ля французская, чуть-чуть немецкая, и взяли институт послания из американской, а там очень важно, что президент является главой исполнительной власти. И в этом смысле послание работает. У нас послание не очень адекватно самой политической системе, и поэтому эти эффекты - потеря интереса, потеря влиятельности этого документа в том числе следует из этого институционального такого фактора.

Владимир Бабурин: Как вы полагаете, тогда может быть сам институт послания, хоть он и записан дважды в конституции, сам собой отомрет?

Георгий Сатаров: Нет, ему необязательно отмирать. Просто нужно понять, мы обязаны менять политическую систему, она у нас переходная, и просто надо решить, как мы ее собираемся менять, а в зависимости от этого решать, что делать с посланиями.


Последние материалы по теме:


См. также:

  • Последние новости на тему "Россия"
  • Последние новости на тему "Международные отношения"
  • Специальные программы, посвященные Российским событиям


  • c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены