Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[13-11-04]
Субботнее интервью. Николай ОвсянинковМарк Крутов: Гость сегодняшнего эфира Радио Свобода собиратель аудиозаписей, филофонист Николай Овсянинков. В прошлом офицер уголовного розыска, Овсянинков сначала продолжил музыкальную коллекцию своего отца. Собственную уникальную коллекцию он собирает почти полвека. Зато это в основном записи русской зарубежной и старой русской эстрады 20-40 годов прошлого века, пластинки исполнителей аргентинского танго и португальского фаду. Причем коллекция фаду – единственная в России, а потому, как считает сам Овсяненков, самая ценная часть его собрания. Тамара Ляленкова: Откуда у вас такое пристрастие к коллекционированию? Николай Овсянинков: Это у меня еще с детства пошло. Отец этим занимался многие годы. Я был мальчик, лет 12-13, когда появились первые бытовые магнитофоны, получила распространение магнитная запись. Лещенко я тогда впервые услышал и всего наизусть выучил, и Вертинского, и Морфеси. Тамара Ляленкова: Откуда тогда брались эти записи? Николай Овсянинков: Что касается эмигрантов, то они завозились, конечно, нелегально на пластинках. Лещенко давно завозился, он завозился еще с 30 годов. А после присоединения Бесарабии и Прибалтики, где его пластинки свободно ходили, они просто потекли свободным потоком сюда в СССР. После войны с уходящими войсками в огромном количестве заносили. А уже в 60-е годы, когда на Западе вовсю выходили долгоиграющие пластинки, то дипломаты привозили. Так их нельзя было в открытую привозить, потому что все, что исполнялось по-русски и выпускалось в капстранах, это подлежало изъятию и запрету. То, что постоянно ходили разговоры какие-то, еще в школе учился, что вот кто-то где-то интересуется, у кого есть магнитофон, у кого записи эмигрантов, вот такие разговоры были. С какой-то опаской к этому некоторые люди относились. В принципе все это достаточно свободно звучало и на дачах, и в московских квартирах. Я думаю, по всему Советскую Союзу тот же Димитриевич, и его сестра Валя, и Юл Бриннер потом зазвучал. Тамара Ляленкова: А вам нравилась эта музыка? Николай Овсянинков: Да, в детстве нравилась, потом я к ней охладел немного. У меня с того времени осталась в памяти одна любимая певица Сара Горби. Но ее эмигранткой в полной мере нельзя было назвать, потому что она была родом из Бесарабии, а Бесарабия, когда была присоединена к Румынии в 18 году, она невольно, как и Лещенко, стала гражданкой Румынии. Впоследствии она эмигрировала, уехала в Америку, потом уехала во Францию. Когда она стала во Франции на долгоиграющие пластинки записываться, пластинки стали попадать к нам. Я ее с детства помню, до сих пор люблю и слушаю. Но были еще другие певицы и певцы. Маня Цыганка была такая замечательная, она мне нравилась и сейчас с удовольствием слушаю ее. Впоследствии я узнал, что в Америке была еще одна русская звезда - Маруся Савва. Сейчас о ней ничего не известно большинству людей. Тамара Ляленкова: Скажите, тогда это был такой ваш юношеский романтизм? Николай Овсянинков: Во-первых, я вырос в музыкальной семье, сам учился в музыкальной школе, сестра консерваторию закончила, бабушка музыкальный человек. Сам я на скрипке, потом на альт перешел, гитару сам освоил. Постоянно слушал музыку по телевизору, «Огоньки» смотрел, как и все советские люди. Когда сравниваешь, то выбираешь лучшее. И, конечно, сравнивая голоса и манеру исполнения наших певцов официальных, которые царили на эстраде, с теми же эмигрантами, я видел, что наши, конечно же, проигрывают. Тамара Ляленкова: И жанры были другие принципиально, пожалуй. Николай Овсянинков: И жанры другие. Конечно, советская песня – это совсем другое. Хотя есть такая точка зрения, что советская лирическая песня заменила романс, когда романс оказался в загоне. Но все же композиторы были другие, тексты были другие. Если бы лучшие певцы не эмигрировали, а остались здесь... Композиторы, правда, остались, но участь их была печальна. Прозоровский – лучший романсовый композитор, он погиб в лагерях в середине 30-х годов. Перед этим тоже на Беломор-канал отправляли в начале 30-х. Но он там выжил, потому что имел специальность врача. Посадили, уже не выжил. У Фомина тоже печальная судьба была. Во время войны он подорвал здоровье, а потом его фактически запретили. Он в неизвестности, в болезнях умер всеми забытый. И даже в Союз композиторов его не приняли, а его романсы и песни поет весь мир. «Дорогой длинною...» - что тут говорить? Любой человек эти романсы и песни знает. Романсовые певцы, как-то к началу 30-х их стали задвигать, в основном в провинции. Советская песня в какой-то мере, лирическая советская песня пыталась этот разрыв ликвидировать, но это все-таки было нечто другое. И когда в начале 60-х опять романсы вышли на сцену, появились прекрасные исполнители. Одна из моих любимейших певиц - Ольга Тезелашвили. Большинство знают Кареву, заслуженную артистку, ленинградскую певицу. Но Тезелашвили в те же годы в Москве выступала, ее меньше знают. Тамара Ляленкова: Николай Юрьевич, а вы продолжили коллекцию отца собирать? У него большая коллекция? Николай Овсянинков: Да, она была на катушках, но великолепные были записи. Мы переписывали прямо с пластинок. Дымящуюся пластинку привезли, соответствующий звук, качество. Я пытался найти ту же Маню Цыганку такого же качества, как у него была, но не нашел. Мне пришлось его коллекцию восстановить в новом виде. У него было на катушках, я стал делать уже на дисках и частично на кассетах. А потом дальше я стал открывать для себя других певцов из других стран, и особенно за последнее время мне по душе пришлись португальцы. Тамара Ляленкова: Почему именно Португалия? Николай Овсянинков: Португалия – это такая странная сказочная страна, о которой ничего не было известно у нас никому, она была закрыта совершенно, там многие годы правил Салазар. Я собирал марки, и самые красивые марки, которые я видел за свою жизнь, - это марки португальских колоний - Мозамбик, Ангола. Настолько были красивые марки, глаз нельзя было оторвать. И полиграфия была великолепная, и изображение, такая экзотика. Это первое впечатление о Португалии, что такая страна, у нее такие колонии красивые. Как бы она казалась сказочной страной. А в принципе что-то узнать о португальцах, о Португалии было невозможно. Единственная книга, где упоминалось о португальцах, это был всеми любимый роман Жуль Верна «Пятнадцатилетний капитан». Там был португалец - очень отрицательный герой, злодей, работорговец. Несколько, мне кажется, искаженно был представлен образ португальца, поскольку большими колонизаторами и работорговцами в то время были англичане и французы. Позже я узнал, что в Португалии прекрасная литература, прекрасный поэт, равный, наверное, по таланту нашему Пастернаку, Фернандо Песо. Тамара Ляленкова: Как вы пришли к португальской музыке, где вы ее услышали первый раз? Николай Овсянинков: Как-то мне довелось побывать у одного коллекционера, он мне дал послушать, потом записал певицу Магдалену Дель Рио. В ее репертуаре мне особенно понравилась песня. Я ее потом услышал, когда зашел в один магазин, искал что-то подобное, какую-нибудь старую хорошую испанку и обратил внимание на фамилию Амалия Родригеш. И в ее репертуаре как раз стояла эта вещь. Это оказалась та самая Амалия Родригеш, которая сейчас является главным мифом Португалии, это как бы символ Португалии. Если сравнить, то это как для Франции Эдит Пиаф. Тамара Ляленкова: Что же такое фаду все-таки? Николай Овсянинков: Фаду – это самый популярный, скажем так, музыкальный жанр. Песней ее не назовешь, танцем тоже не назовешь, романсом тоже не назовешь. Один португальский поэт Бритини сказал так: «Фаду – это сын, который не знает своих родителей». Существует несколько версий происхождения фаду. Одни считают, что от мавров, другие считают, что из Анголы пришел, специфический ритмический рисунок фаду танец немножко напоминает. Другие считают – бразильская версия. Во время наполеоновских войн португальский двор бежал в Бразилию. В 20-е годы, когда они вернулись, якобы нечто подобное было завезено. И потом он превратился на городских улицах и в злачных местах Лиссабона в песню. Есть версия, что это завезено трубадурами, когда освобождали от крестоносцев. Но никто не доказал. В 57 году появился фильм с участием Лолиты Торрес «Возраст любви», и она там поет известную вещичку «Коимбра – чудесный наш город». Она поет как будто бы фаду. Настолько эта вещь понравилась в 50-е годы нашим гражданам, что пели на каждом углу, перевели даже на русский язык. Тамара Ляленкова: Но давайте оговоримся - в фаду должны звучать обязательно две гитары? Николай Овсянинков: Если традиционная, настоящая фаду, обязательно должны быть португальские гитары. Это уникальный инструмент. Во-первых, это 12-струнная гитара, имеющая 9 стальных струн. Все 12 струн настраиваются парами То есть в унисон настраиваются три пары, а три других пары настраиваются в октаву. Представляете, какой эффект акустический происходит! Но португальская гитара никогда в фаду не звучит одна, аккомпанемент, как правило, сопровождается еще двумя гитарами. Это уже шестиструнная гитара. Португальская гитара как бы сопрано-гитара, высокая. Она иногда по звучанию напоминает балалайку, скрипку. А аккомпанирующая ей гитара – это обычная шестиструнная испанская гитара, но их, как правило, две - одна альт-гитара, а другая бас-гитара. Причем португальцы эти гитары шестиструнные даже гитарами не называют, гитара – это только португальская гитара, а это виола уже. Фадишта, хоть и женского рода это слово, но применимо как к мужчине, так и к женщине. Фадишта имеет свою манеру специфическую, так никто не поет. Есть рестораны, фаду-рестораны. Как правило, это небольшие помещения, рассчитанные на любителей этой музыки достаточно специфической. Тамара Ляленкова: А вы не узнавали, традиционно в таких кафе-ресторанах, что ели или пили, слушая фаду? Николай Овсянинков: У меня складывается такое впечатление, что во время исполнения фадишты не едят и не пьют. Но фаду - это настолько любимый жанр и поют они настолько хорошо, португальцы плохо не поют, особенно женщины. Мне кажется, что не едят. Тамара Ляленкова: Фаду – это своего рода романс португальский? Николай Овсянинков: Пожалуй, вы ближе к истине. Ближе это к понятию «городской романс». Русский городской романс, именно не классический романс, не цыганский романс, а городской романс. Но в русском городском романсе не чувствуешь ритма, а в фаду две аккомпанирующие испанские гитары, они жестко выдерживают ритмический рисунок, особенно бас-гитара. В фаду бывают зависания, голос зависает, но потом обязательно происходит разрешение, жесткий ритм, и концовка напоминает стук умирающего сердца. Еще свойство португальского языка, там много дифтонгов, двойных, тройных гласных и они помогают делать это зависание. Последние материалы по теме:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
