Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
27.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[15-07-02]
Субботнее интервью. Всеволод НовгородцевСегодня гость субботнего эфира Радио Свобода - известный радиожурналист Сева Новгородцев, ведущий знаменитых в Советском Союзе музыкальных программ "Севаоборот" и "Рок-посевы" на радиостанции Би-би-си. Приезд Севы в Москву на этой неделе, Новгородцев собирается участвовать в очередном телевизионно-музыкальном проекте, совпал с 25-летним юбилеем его программы. В день юбилея о том, как на протяжении многих лет радиоголос из Лондона формировал вкус советской и российской музыкальной аудитории, с Севой Новгородцевым беседовала корреспондент Радио Свобода Ирина Муромцева. Ирина Муромцева: Всеволод, вам за эти дни не раз пришлось вспомнить о том, как вы стали ди джеем на английской радиостанции, о вашей жизни до Лондона, службе в военно-морском флоте, работе в духовом оркестре и переводчиком в Интуристе. Но наверняка есть в ваших воспоминаниях какой-то определенный момент из той жизни, который вы чаще всего вспоминаете, потому что именно с этого все и началось? Всеволод Новгородцев: У меня был знакомый контрабасист, который заикался. Он еще в Советском Союзе говорил: "Журналисты - п-профессиональные п-подлецы". И с этой мыслью о журналистах я выехал на Запад, еще не зная, что со мной произойдет. Я ехал не на Би-би-си, я ехал в никуда. Очутившись в Италии, прокантовался я там более года, в конце концов, угодил на Би-би-си, потому что меня случайно встретил там человек, знавший меня по былой жизни как джазиста. У меня еще была переводческая специальность, дипломчик небольшой, поэтому я на общих основаниях сдал все экзамены и поступил на Би-би-си обыкновенным человеком. Конец 70-х годов, когда Би-би-си целенаправленно вело рекрутирование людей, был отмечен тем, что журналисты, как правило, за границу не выезжали. Редкий случай был, когда журналист выезжал за границу, поскольку журналист по описанию и профилю своему работает с русским языком, и его место в России. За границей ему как бы делать особенно нечего. Рассчитывать на эмигрантские издания в конце 70-х было невозможно, поэтому ехали все остальные, у кого была позиция, кто не хотел оставаться в России по тем или иным соображениям. И я попал на Би-би-си и увидел кучу себе подобных. Замечательные люди все. Врач у нас был, специалист по напряженному железобетону, составитель спортивного словаря и мастер спорта по прыжкам в высоту, бывший военно-морской офицер... Кто угодно, но только не журналисты. Журналистике все учились на кратких курсах Би-би-си. Первый курс - неделя. Потом, спустя какое-то время, еще две недели. Понятное дело, что за неделю ничему не научишься, только азам, как ленту резать, как микрофон держать, и объясняют тебе за это время хартию Би-би-си и этику поведения. И поскольку мы работали первые годы под английским начальством, то никаких перекосов по этике поведения не было. За этим мягко, но неназойливо следили. И эти люди все резвились в столовой. друг другу рассказывали всякие байки, и лучших воспоминаний в моей жизни - может, можно вспомнить только морское училище, где такая же была вольница запорожская у нас в музыкальном взводе. Ирина Муромцева: Сегодня, работая на Би-би-си, вы чувствуете, что изменилось и время, и сама аудитория. Всеволод Новгородцев: Здесь произошла такая штука. Когда СССР пал и осталась Россия. Би-би-си стало нанимать людей по своему принципу. А принцип такой: брать профессионального журналиста со знанием обстановки и языка. Это в правилах Би-би-си с незапамятных времен. Они вынуждены были отступить от этого в 70-е годы, ну, просто работать надо, а никого нет, что делать, приходится врачей нанимать или специалистов по бетону. А сейчас Би-би-си берет профессиональных журналистов, чтобы с ними не возиться, на курсы не посылать, они действительно блестяще знают свое дело, роскошно владеют английским, знают всю политическую подоплеку всех событий, знают, с кем, как и когда разговаривать, то есть, чистый клад. Но у всякой медали есть две стороны. Вторая сторона - эти люди пришли без той жизненной позиции, с которой мы оказались на Би-би-си. Мы все выбирали, где нам жить и почему-то нам надо было уехать. Би-би-си работает блестяще на профессиональном уровне, но там есть некая такая теневая этическая сторона, в интонации голоса - она на радио слышна, в некоторых мелочах поведения. Короче, есть такое понятие. как дух. Дух изменился. Не знаю, кому кажется, насколько, но по сравнению с той публикой, с которой я работал, я эту разницу замечаю. Ирина Муромцева: Всеволод, одно из ваших образований музыкальное, поэтому нет ничего удивительного в том, что на Би-би-си появились именно "Рок-посевы" а потом и "Севаоборот". Но чем вы объясняете, в первую очередь, такую популярность этих музыкальных программ? Всеволод Новгородцев: В наших программах, как ни странно, в этих "Рок-посевах" музыка была предлогом для наших совместных посиделок. Мы создавали такой климат общения, я им что-то рассказывал, по музыкальной канве, естественно, но, на самом деле, подтекста там было больше, чем текста. Философия у меня всегда была такая: вот я сижу здесь, мне с вами общаться хорошо, вы там меня слушаете и вам тоже должно быть весело, потому что я вас стараюсь развлечь и заставить подумать, или еще что-то, всеми своими силами. Уходило достаточно этих самых сил на передачи, и в течение всех 25 лет. Я до сих пор с ужасом думаю, что вот скоро будет среда, надо опять садиться писать, и этот ужас так никуда и не ушел за 25 лет. Все это напоминает мне историю про матушку. Она пришла в поликлинику и увидела женщину в ангорской кофточке, а мать вязала, она говорит: "Ой, у вас такая кофточка, откуда вы шерсть берете", - это было в советские времена, - а тетка говорит: "А у нас кролик ангорский". А мать говорит: "Вы его стрижете"? "Нет, щипем". "Ой, ему же больно". Тетка говорит: "Ну что вы, он привык". Я вот как тот ангорский кролик себя щипал вот эти 25 лет, выщипывая шерсть для своего слушателя, слушатель каким-то разом на это все откликался. Там у нас было застрочное пространство, была какая-то дружба, любовь веселье. И я под все это дело свою милую философию по мелочам выдавал, и в течение 25 лет выдал довольно много, потому что я встречаю людей где угодно. Три дня назад ночью, в Краснодаре, на вокзале я решил ехать поездом в Москву с женой, дорогу мне перегородил мужик бородатый на перроне и сказал: "Всеволод, спасибо вам за мою студенческую юность". Но это же был чистый сюр. Никто не знал, что я в Краснодаре, и никто не должен знать, как я выгляжу, тем более на вокзале. Тем более на третьем перроне ночью. Такие истории происходят со мной сейчас все время. потому что то поколение действительно зацепилось. Ирина Муромцева: Вы не раз признавались в том, что авторство программы вы делите со своими слушателями. Поэтому интересно было бы узнать, как происходило и происходит сейчас создание "Рок-посевов"? Всеволод Новгородцев: Я совместно со слушателями, потому что они меня формировали на протяжении этих многих лет, выработал некий такой литературный формат, при котором делаются типа эссе, но опять же с многими отступлениями, с разговорами, с весельем, по книгам, большие сериалы. Делаются большие биографии развернутые, где вскрываются всякие интересные вещи. Не знаю, я вспоминаю про Боба Дилана, где мы исследовали его пращуров из еврейской Одессы. Выясняется что все наши, предположим, Дилан Циммерман, дедушка, держал там обувную фабрику. Но кроме этого исследуется серьезная эволюция самого художника, причем делается это более-менее четким языком где мысль прослеживается, где нет литературоведческих рассуждений. Как бывший музыкант я к критикам отношусь недружелюбно, поскольку считается, что критик - это тот, кто музыку знает, но не слушает. А мы ее делаем изнутри и поэтому я вот с этим музыкантским отношением продолжаю работать. Как сказал мой веб-мастер Сергей Панцирев передачи Севы потеряли актуальность, но не аудиторию. Я думаю, что лучше не скажешь. Ирина Муромцева: Живя в Англии, вы делаете музыкальные программы для России, однако, часто говорите о том, что музыкальная жизнь в Англии очень сильно отличается от этой жизни в России, в первую очередь, потому что там культура диктует моду и если в России берут то, что дают, то в Англии добиваются того, чего хотят. Там молодежь диктует моду. Неужели музыкальная отсталость - это неотвратимая реальность русского слушателя? Всеволод Новгородцев: На самом деле, это не только проблема России. Это проблема, скажем, Франции и Италии, где мужчины взрослеют поздно. Итальянец становится мужчиной годам к 35, когда он от мамочки отлип, и у него появилась жена и семья. В России мальчики и девочки тоже взрослеют поздно, из-за родительского надзора. Это связано с общей теплотой семейного климата. Надо же кушать... "Машенька, кушай, одевайся тепло, и так далее, то же самое в Италии и Франции". Англия - страна рациональная, с нашей точки зрения даже жестокая, они так этого не считают. Там в 18 лет с родителями жить уже неудобно. Все покидают родительский дом. В 14 лет люди взрослые. У меня у русского коллеги дочь, которая по-английски воспитана, в 14 лет она катает киносценарии, ее уже заранее взяли в киноакадемию какую-то, но не могут взять из-за возраста, они ей уже предложили место на основании ее работ. Она сидит уже, занимается дизайном веб-сайтов, заказы берет, все, при этом очень боится плохой успеваемости. Вот какие-то такие люди. Они очень рано проявляют себя. А по гормональному наполнению организма важно, чтобы человек осуществлял себя именно в этом возрасте, потому что потом все уже замыливается, а, не дай Бог, начинается личная жизнь - и все, уже не до чего. А мы этот период пропускаем, он у нас весь под окриком. И здесь менять придется уже всю страну. Все установки педагогические. Когда учитель не говорит: "Петров, ты что вертишься", - а формирует личность. Тут приходиться менять абсолютно все показатели наши. А это, сами понимаете, на это уйдет или много лет, или никогда. Ирина Муромцева: Тогда, если учесть, какую музыку и в каких масштабах слушает российская массовая аудитория, ничего не остается, как мириться со странным, нивелирующим все музыкальные устои, будущим. Всеволод Новгородцев: Музыкальное наполнение отражает нашу жизнь. Хотели мы того, или нет, мы все равно песни пишем для людей, и они формируют рынок, они покупают пластинки, или нет. И та занудливая попса, которая звучит изо всех щелей, как это ни прискорбно, отражает вкусы большинства. Нет больше единого советского народа, который слушал все по одной радиоточке одно и то же. Люди все раздробились, и это отражает колоссальное количество радиостанций, которые, я уверен, скоро начнут форматировать свои программы под своего слушателя. Нам. как людям, работающим на радио, это очень понятно. Аудиторию в тех количествах, которые мы имели, удержать, видимо, не удастся. Надо просто наполнять рынок качеством своим, которое мы можем выдать, а качество завоюет свой сектор. Кому-то нужна попса, а кому-то нужна более тонкая, серьезная музыка, кому то нужны новости между прочим, между двумя поп песенками, кому-то нужен глубокий анализ, и вот здесь роль заграничных радиостанций, в частности, Радио Свобода, которое традиционно имеет огромную аудиторию, и, я надеюсь, продолжает ее удерживать. Ирина Муромцева: Всеволод, вы часто говорите в интервью о присутствии мистического в вашей жизни. Вы верите в рок и судьбу? Всеволод Новгородцев: Меня крестили в Италии, году в 1976-м, перед самым отъездом. Там мистическая ситуация, и я попал на Би-би-си тоже благодаря этой истории. И вот с момента этого крещения там много было признаков, чем я буду заниматься, у меня, скажем, машина была с голландскими номерами, я не знал еще, кем буду, но на машине стояли буквы DJ, и я даже не знал еще, что это означает, там масса всего. Короче, с момента крещения жизнь стала меняться, если я не забывал, что включаться надо, что есть там ангелы, порхают, надо как бы опираться на них. И все что я делал, опираясь на них, все получалось, с программой, с вот этим отношением к людям, а все проекты, которые я начал сам в волевом режиме - издательство, журналы какие-то, мои игры на бирже, всякой чумой я занимался - это все об стенку разбилось совершенно, и кроме долгов не дало ничего. Поэтому я сейчас уже после 25 лет наконец-то научился читать пасьянс жизни, и если ангелы мне не подсказывают, как сделать, я в это дело не влезу. Наконец, мне послали человека, Ольгу, дай Бог ей здоровья, а заодно и тем, кто ее послал, с которой я счастливо живу уже 4 года, и эта прежняя моя разреженная обстановка, в которой я был, не мог себя найти - закончилась. Поскольку я живу в микроклимате русского языка, дома. Здесь замкнулось все. Когда живешь на иностранном языке, у тебя язык начинается с 22 лет, потому что ты никогда не был английским ребенком, в школу не ходил. Всего этого языка, всех этих "примочек" не знаешь, не знаешь мультяшек детских ,вся эта культура для тебя не существует. Поэтому ты общаешься на каком-то таком языке, не знаю, как в ООН. А в русском браке, если с утра не хочешь проснуться, можешь изображать капризного трехлетнего мальчика и кричать: "Не трогай, не встану" отойди". Поэтому я вернулся в свою ситуацию и последние четыре года, можно сказать, счастлив даже очень. Потому что Бог послал чудного мне человека, редкой чистоты помыслов и золотое сердце. Так что мои несчастья, в принципе, закончились. И мы вдвоем потихонечку выкарабкиваемся из долгов, из всего. И я понимаю, что самое главное - не это, если есть два человека, которые друг друга поддерживают... Она тут только отошла, потому что у меня день рождения, она тайно хочет, видимо, мне чего-то купить в ларьке, а так она от меня не отходит никуда. И так мы кондыбаем по жизни вместе. Ирина Муромцева: Теперь, по-видимому, с чувством одиночества, которым вы мучались практически всю свою жизнь, в Англии, видимо, покончено? Всеволод Новгородцев: Вы знаете, с Англией я научился разбираться и даже уже могу по телефону вести юридические разговоры. Труднее этого ничего не бывает. И английская среда уже меня не ломает. В принципе, жить за границей - ты играешь роль конкретную, но роль можно научиться играть довольно убедительно. Чувство одиночества и такой тоски возникает только, когда надо что-то писать и еще не знаешь, откуда взять идеи, и знаешь, что надо написать крепко, чтобы народ сказал: "Вот Новгородцев-то дает", - или наоборот. Поэтому из себя приходится все больше немножечко выдавливать. И там бывают довольно тоскливые моменты, я ложусь на пол, засыпаю или довожу себя до полусонного состояния в надежде, что какая-то искра оттуда выскочит. Главное - поймать суть идеи, крючок, как говорят, а на него навязать, там, 30 носков. И вот эта писательская депрессия меня преследует на этой передаче уже 25 лет. Я, когда написал, прочитал - самому весело, сидишь и веселился, а придумывать это все, и неизвестно, что - этот страх белого листа это до сих пор остается. Разговорные передачи делать легко. Там сплошная песня, сидел с гостем, смотрел ему в глаза и подтекст выудил... А писать по-прежнему трудно. И на фоне того, что я придумываю, мне какую-нибудь статью сочинять сейчас стало дико легко, я... беру диктофон и диктую почти без остановки. Потому что, то напряжение, которое я себе создаю, оно на несколько порядков превосходит то, что приходится испытать в обычной журналистике. Ирина Муромцева: Наконец-то мы подобрались и к 25-летнему юбилею "Рок-посевов". Вам действительно так хотелось отметить эту дату, или это было нужно по каким-то другим причинам? Всеволод Новгородцев: Нужно не мне, а нужно нам всем, совместно прожившим эти 25 лет. У нас есть своя субкультура, я встречаюсь с людьми, много меня слушавшими, и чаще всего молчу, потому что они и так уже все про меня знают, я все уже сказал. Ну, мне что-нибудь из себя выдавить довольно трудно, если только не копаться в частных моих занятиях. Какое-нибудь резание камней или езда на мотоцикле, Ирина Муромцева: И что же вы чувствуете теперь, по прошествии этих лет? Всеволод Новгородцев: У меня гора с плеч. Потому что я дотянул до четверти века, какая-то веха есть, а дальше - как получится. Надо будет, буду продолжать, а нет - буду делать чего-нибудь другое. Ирина Муромцева: Тогда - какой тост на юбилее вы провозгласите первым? Всеволод Новгородцев: Мы поднимаем тост, прежде всего, за 25 совместно прожитых лет. Поначалу это общение было сугубо виртуальным. То есть, был некий голос, выходивший из ящика под заглушки, потом появились письма читателей, которые меня формировали как ведущего этой передачи, и складывалась субкультура, в рамках которой у меня, скажем, на шкафах валяется порядка 12-13 тысяч писем, которые я не могу выкинуть, поскольку это документ эпохи. В этих ящиках эволюция сознания, раскрытия и освобождения от страха, появления собственной такой внутренней литературы какой-то, и для меня это очень дорого, потому что удалось за эти 25 лет создать некий умственный климат, который, я глубоко уверен, материализовался в 1991-м году в августе. Советскую власть свалили не танки и все, а измененное общественное мнение, которое из количества быстренько вдруг переросло в качество. И мы все в этом процессе участвовали, и Би-би-си, и Голос Америки, и внутренние диссиденты, положившие жизни, годы, и так далее, и вот частью этого общего процесса мы являемся. Это то, что можно подытожить с законной гордостью, как говорили раньше - с чувством глубокого удовлетворения. Вот за это чувство глубокого удовлетворения я и хочу поднять тост. Последние материалы по теме:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
