Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
19.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[07-02-03]
Виктор Бланк и Лидия ШульгаВедущая петербургского часа программы "Liberty Live" Татьяна Валович: По данным ГУВД, в Санкт-Петербурге более трех с половиной тысяч беспризорных и безнадзорных детей. На фоне уменьшения рождаемости рост социальных сирот особенно заметен даже по официальной статистике, которая не дает полной картины. Как в сложившейся ситуации работают приюты для детей, которых чрезвычайно мало? Почему не идет процесс усыновления? Как меняется в России отношение к проблеме социального сиротства. Об этом мы поговорим с нашими гостями, президентом немецкой общественной организации "Логос Интернейшенел", построившей в Петербурге детский приют, Виктором Бланком, и директором приюта "Детский ковчег" Лидией Шульгой. Виктор, первый вопрос к вам: на следующей неделе в Германии начинаются мероприятия года российской культуры. Но ведь культура - это не только шедевры художественных произведений. Под культурой можно рассматривать любое общественное проявление, и такое, как, скажем, беспризорность и безнадзорность. Скажите, вот в Германии вообще существует такая проблема, как беспризорные и безнадзорные дети? Виктор Бланк: Я думаю, можно сказать, что существует, но она немножко в другом стиле, может быть, может быть, не в таком количестве, но у нас существуют такие приюты, или их можно больше назвать детские дома, где такие дети находят свой дом. Но разница большая, что государство их поддерживает. Вся разница. Татьяна Валович: То есть, можно сказать, что это культура государства в отношении к своему сообществу, в отношении к детям? Какие основные проблемы в российском обществе вы видите в том, что идет такой большой рост социального сиротства? Виктор Бланк: Я думаю, что тут много, конечно, причин. Если взять, только то, что много безработных людей, которые родители всегда заботятся, только где бы заработать на этот же самый хлеб, то понятно, что здесь будет гораздо больше проблем, чем у нас. У нас никто из детей не выходит на улицу только потому, что у него нет дома возможностей покушать, или еще что-то. Там совсем другие проблемы. А здесь это в данный момент, конечно, обостряется, потому что люди в алкоголизм уходят, потому что видят единственную возможность скрыться в этом. Татьяна Валович: ... Скажите пожалуйста, желание помочь российскому обществу справиться с этой проблемой -вообще, как оно воспринимается в Германии, кто находит поддержку, насколько вашей организации трудно работать здесь в России? Виктор Бланк: К моему удивлению, мы не имеем здесь особых проблем, здесь работать. Хоть я и немец, я никогда это не ощущаю от общества, не ощущаю ни от милиции, ни от окружающих. Вообще-то, работать здесь очень легко и просто. Но единственное, чего не хватает – это поддержки государственной. С одной стороны, я понимаю, у них очень большие заботы другие, которые они должны в первую очередь решать, и это останется. Но не понимают они, по-моему, что это самая главная задача - дети. Это вот вся разница, думаю. Татьяна Валович: И вообще, это российские дети, то есть, в первую очередь должно было бы заботиться о них российское государство, а не какие-то другие. Виктор Бланк: Конечно, я это понимаю, но с другой стороны, мы видим, например, после войны я видел это в фильмах, конечно, я в то время не жил, там я видел, как американцы помогали немцам. Эти же самые прекрасные немцы, которых я вижу сейчас в глаза, они воровали этот же самый уголь, сбрасывали с вагонов - родители, а дети собирали по железной дороге. Это нужда просто заставляет так действовать. И я думаю, что здесь тоже много воруют и много делают только из-за нужды. Пока, в данный момент. Татьяна Валович: Чтобы выжить. Виктор Бланк: Просто, чтобы выжить, и это нельзя отнять. Это выход из положения для них. Татьяна Валович: Лидия, вопрос к вам: каков контингент ребят. которые попадают к вам в приют, имеют ли они родителей живых, которые вообще-то должны заботиться о них? Или это действительно какие-то сироты, которые бегут из детских домов, потому что ситуация в российских детских домах тоже далеко не блестящая? Лидия Шульга: Как вы раньше сказали, в основном, 90-95 процентов детей в нашем приюте, в нашем "Детском ковчеге", это дети, которые имеют родителей. Но родители эти - либо бомжи, либо пьяницы, либо просто устранились от воспитания детей. Есть дети, у которых родители сейчас в настоящий момент умирают от туберкулеза, от алкоголя, от СПИДа, разные причины, самые разные. В основном, это дети, которые имеют родителей, которые не несут вообще никакой ответственности за детей. Татьяна Валович: На ваш взгляд, почему идет в основном, конечно, это хорошо, что рост приютов социальных идет, знаю, что в Москве за минувший 2002-й год было введено 2000 мест социальных приютов, не знаю, как обстоит дело в Петербурге, но почему не идет такое развитие семейных детских домов или усыновления? Что мешает, в первую очередь? Законодательство, или невозможность просто потому, что общество само в экономическом положении находится таком, что взять на воспитание чужого ребенка люди просто не имеют возможности? Лидия Шульга: Я приведу пример: у нас в приюте сейчас два ребенка, которые были оформлены под опеку. От одной девочки отказались. Ее привели к нам в приют и сказали, что она не может проживать в семье, гиперактивна, но у нас девочка прижилась, уже год живет, все ее полюбили, и, в общем, она на равных с о всеми остальными детьми, и как-то хорошо мы с ней справляемся. Еще одна точно такая же девочка, которая побывала в двух или трех семьях, и там тоже она не прижилась. У нас в приюте она прижилась, она говорит: "Здесь такие же дети, как я, я чувствую, что ко мне отношение точно такое, как ко всем остальным детям, и поэтому мне здесь хорошо", - и она у нас тоже уже почти два года. Татьяна Валович: То есть процесс реабилитации вот уже тех детей, кто побывал на улице, гораздо сложнее, чем тех, кого бросили при рождении, или попали в ситуацию, когда родители умерли? Лидия Шульга: Безусловно, те дети, которые уже побывали на улице - с ними гораздо сложнее работать. Татьяна Валович: Лидия, у меня вопрос в связи с тем, что сейчас наступает грипп, приют является местом скопления ребят, они же у вас ходят и в школу, наверное, потом приходят, и тоже находятся, все время, постоянно, в коллективе, как вы справляетесь с такой ситуацией, как эпидемия? Лидия Шульга: Пока у нас еще не было эпидемии гриппа. у нас есть хороший доктор, который за детьми следит постоянно, и, в общем-то, пока что как бы ничего не было. Татьяна Валович: Но вот вообще дети, которые приходят к вам в приют, зачастую могут быть больными, страдают заболеваниями, о которых сами даже и не подозревают. Каково вообще медицинское обслуживание? У вас свой собственный врач, или вам помогают какие-то городские структуры? Ведь у них же наверняка нет тех страховых полисов, по которым принимают в обычных поликлиниках. Как вот это, сложно ли организовать медицинское обслуживание? Лидия Шульга: Вы знаете, наш участковый врач, который работает в поликлинике, она же у нас и работает. Каждый день она к нам приходит, она обследует детей, смотрит, у кого хронические какие-то заболевания, они стоят на учете везде. Почти всем детям мы сделали медицинский полис. У нас все это в порядке. Если у детей какие-то совершенно серьезные болезни, она определяет их в больницы, делает операции, вот, в частности, девочке одной косоглазие исправили. Мальчик там, ну, в общем-то, очень хороший уход у нас за детьми. Татьяна Валович: Но есть вот и такая проблема, зачастую к вам попадают дети, которые или пробовали употреблять наркотики, или занимались токсикоманией, ни для кого не секрет, что очень многие нюхают клей "Момент" с такими ребятами, как проводится работа, как вытаскиваете их? Лидия Шульга: Вы знаете, я как-то сказала нашему врачу: страшно, что делается с нашими детьми, ночью так кашляют, может, простужены? Она говорит: "Нет, это не простуда. Они дышали много клеем, теперь они этого не делают, и там происходит заживление, и они кашляют от того, что все старое выходит из них, процесс заживления идет". Татьяна Валович: А в приюте возвращение к таким вредным привычкам не может произойти? Как следите? Лидия Шульга: Время от времени они возвращаются к этому. Но мы много об этом говорим, объясняем, и сейчас, я думаю, что ни один из наших детей не дышит клеем. Татьяна Валович: Виктор вопрос к вам. Скажите пожалуйста, вот уже не первый год работаете в приюте - сколько вы работаете в Петербурге? Виктор Бланк: С 1997-го года мы начали строить, и ровно через год первых детей взяли. Это начало нашей деятельности вообще-то. Татьяна Валович: Вот на протяжении этого периода времени как бы вы могли оценить, как меняется отношение властей к существующей проблеме безнадзорности? Потому что в прошлом году в прессе была очень большая шумиха, когда президент России открыто выступил с заявлением о том, что нужно серьезно что-то делать, пошумели, пошумели – больше об этом не говорят, или говорят достаточно периодически. Как вы оцениваете действительное положение дел? Виктор Бланк: Я думаю, что это для них очень сложная задача. Они ее просто в какую-то полочку положили и не вытаскивают оттуда. Вообще, я вчера, например, в разговоре понял, что нашего приюта, который мы здесь создали, страшно боялся депутат. Он говорил: "Это ужас, что мы тут натворили, запустили их, теперь у нас такая проблема будет". А сейчас он в восторге, что это не так получилось, как он ожидал. Это видно, что в этих людях видно, что они заинтересованы были не, как справиться с детьми, а чтобы, главное, не было проблемы на их территории. Я думаю, что это точно так же, как и все остальное, надо таким людям, как мы сейчас приют делаем, пробивать, это тропиночка, которую мы пробиваем, и чтобы они не боялись частных приютов, наоборот, это помощь для государства. И если это они поймут, и совместно мы будем делать... Потому что я не думаю, что это государственная вообще-то задача - с детьми заниматься, но я думаю, что совместно это было бы здорово. Если только приют частный, как наш, то очень сложно это все сделать, надо за свет платить, за воду, за отопление, все это очень дорого, и это могло бы взять на себя, допустим, государство, хоть и ничего не делая. Это была бы большая помощь. И эти деньги пошли бы в правильный канал, а у нас только проверяют, ищут ошибки, это, конечно, неправильно, но я думаю, это еще изменится. Татьяна Валович: Скажите пожалуйста, а ваш приют как-то контактирует с другими подобными организациями, пытаетесь ли вы выработать какие-то совместные планы для того, чтобы вот работу ,которую вы ведете, сложную, чтобы шаги были большими? Виктор Бланк: Это, может, парадоксом покажется. Но, когда я начал этот приют вообще чертить, потому что я инженер-строитель, я решил в Германии не обращаться и не смотреть, как приюты выглядят, и точно так же я здесь не ходил. Это была моя первая задача. Я хотел своими собственными мыслями и думал, может, на что-то наткнусь на новое, создам, так оно и вообще-то получилось. Мы заметили, с Германии приезжали, удивлялись, что мы так построили, удивлялись и с России, что мы так построили, у нас, например, очень хорошие, значит, мастерские сделаны, по металлу, по дереву, шитье, рисование, и кухня, это бы, может, я никогда бы не сделал, если бы пошел куда-то смотреть. Татьяна Валович: Виктор, мы видим все-таки, что на организацию приютов у российского государства денег не хватает. В общем-то, понятно, и спасибо большое международным организациям, которые пытаются помочь россиянам, но, как вы думаете, организация приютов является ли той идеей, которая спасет существующее положение, или нужно что-то менять, законодательство, или что-то другое в российском обществе? Виктор Бланк: Я лично считаю, что вообще-то приюты нужны по всей России. И не думаю, что они в государственном масштабе должны быть. Они должны быть, как наши, чтобы какая-то организация, пусть религиозная, еще какая-либо, создала эти приюты, но я вижу одну единственную задачу, которая никак не решается - чтобы они работали совместно с государством. Государство без проблем могло бы оплатить, допустим, за свет, за тепло и за воду, или даже дом поставить где-нибудь в Нижнем Тагиле, где бы то ни было. Таких домов разваленных полно, можно было бы создать, сделать, и это было бы гораздо дешевле для государства, и было бы легче для личных потребителей, которые имеют идею. Одну идею без денег иметь очень сложно. Ее я продавил, сделал, спасибо, что все отозвались, было 500 человек, которые прилетели сюда и чего-то помогли. Это не каждый может, я это понимаю. Но хорошо было бы, если бы государство не думало о том, что надо вводить детей в семью. Вводить этих детей в семью очень сложно, я своему врагу бы не пожелал такого ребенка с улицы, который 10 лет на улице жил, и вдруг он попадет в какую-то семью, там надо постоянно смотреть за ним, следить. И он не в состоянии, не может там жить, потому что у него другие задачи, другая проблема совсем. Я помню, как сначала наши дети целый год выключатели выключали только ногой, или если кто-то выключил рукой, они спрашивали: "Почему ты рукой выключаешь, не можешь ногой что ли?" И это у нас все изменилось, цветы начали выращивать, раньше любой цветок, который бы мы поставили, они бы сбросили со второго этажа. Я не представляю себе, как можно таких детей вводить в семью, но могу себе представить, что если какая-то случилась беда, у какого-то ребенка оба родителя, например, погибли по какой-то причине, если сразу этого ребенка взять в семью, это могло бы случиться без проблем. Я думаю, может, идти двумя путями, и в семью, и в приюты. Приюты - стесняться нечего, у каждого проблема. Пусть в Америке не говорят, что у них этих проблем нет. Везде эти проблемы, и в Германии, и везде. Я думаю, что только единственное, что их у вас сейчас больше, из-за тяжелого положения государства. Последние материалы по теме:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
