Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[11-05-05]
Решение Конституционного суда России об отмене запрета на пересмотр оправдательных приговоровВладимир Кара-Мурза: Сегодня Конституционный суд России отменил законодательный запрет на ужесточение наказаний или пересмотр оправдательных приговоров после их вступления в законную силу. Тему обсуждаем с Леонидом Никитинским, старшиной Гильдии судебных репортеров, на прямой телефонной связи Тамара Георгиевна Морщакова, бывший заместитель председателя Конституционного суда России. Леонид, ожидали вы такого вердикта Конституционного суда? Леонид Никитинский: Я не могу сказать, чтобы я внимательно следил за этим конкретным делом, но в принципе вердикт ожидаемый. Конституционный суд, формально рассуждая, принял правильное решение. Но тут дальше можно говорить о роли Конституционного суда в государстве, которое не является правовым. Но это уже более широкая тема. Владимир Кара-Мурза: Тамара Георгиевна, как вы прокомментируете сегодняшний вердикт Конституционного суда? Тамара Морщакова: Я, к сожалению, не могу согласиться с тем, что сказал Леонид Васильевич. Действительно, я просто считаю, что такое решение Конституционного суда является результатом нашей очень ошибочной судебной практики и прокурорской практики, которая не выполняет своих задач и неправильно применяет действующий Уголовно-процессуальный закон и не обеспечивает непосредственное применение норм международного права. То, что сделал Конституционный суд в системе действующих правовых норм, излишне, потому что механизма для исправления тез судебных ошибок, о которых, собственно, шла речь в данном решении Конституционного суда, существуют, но они не используются, они как бы заморожены судебной и прокурорской практикой. Владимир Кара-Мурза: Бывший Генеральный прокурор России Алексей Казанник возмущен сегодняшним решением Конституционного суда. Алексей Казанник: Я считаю, сегодняшнее решение Конституционного суда совершенно несовместимо с правовым государством, с демократическим гражданским обществом. Нельзя пересматривать приговоры в сторону ужесточения наказания. Как могут осужденные воспринимать, если была применена мера наказания более мягкая, а потом неожиданно приговор пересмотрен и назначено более тяжкое наказание? Владимир Кара-Мурза: Леонид, согласны ли вы с Алексеем Казанником? Леонид Никитинский: Прежде всего я поднимаю лапки перед Тамарой Георгиевной, она великий процессуалист современности, ее мнение гораздо больше весит, чем мое. Мне это видится, что беда, может быть, во-первых, в том, что вообще существует надзор, который существует не в многих странах, насколько я знаю. Потому что, по классике, вступило в законную силу решение и все, может быть пересмотрено только при возникновении новых обстоятельств. Надзор – это такая штуковина, которая осталась от советской власти. Тамара Георгиевна меня поправит, если я ошибаюсь. Но здесь мне видится беда вот в чем. Когда я говорил о том, что Конституционный суд действует по классике, он толкует формальное законодательство. Но классика хороша в правовом государстве, где предполагается, что все прочие органы и власть подчиняются закону, а не так как у нас, что власть может закон переделать так, как ей это удобно. И здесь благодаря этому решению судьи Конституционного суда не должны думать о последствиях по классике, они истолковали закон и все. А мы будем рассуждать о последствиях. Последствия будут таковы, что прокуратура не только генеральная, но и прокуратуры в регионах получают мощное оружие. То есть если им не нравится оправдательный приговор, они его будут немедленно в порядке надзора опротестовывать и пересматривать, до бесконечности причем. И такие примеры известны, и мне в том числе, когда один и тот же приговор много раз опротестовывается, он не удовлетворяет, обжалуется. Хотя бы с тем же делом Холодова, оправдали – и все. И беда в том, что в этом государстве в одних и тех же руках находится и законодательство, и политика, и система коррумпирована. И когда это все находится в одних руках, то очень легко играть в одни ворота, в том числе, используя новое оружие. Владимир Кара-Мурза: Тамара Георгиевна, как вы считаете, последует ли волна пересмотров оправдательных приговоров после сегодняшнего вердикта? Тамара Морщакова: Это, безусловно, развязывает руки прокуратуре. Кстати, хотела бы согласиться с Леонидом в одном его тезисе, в котором он порочную практику нашей прокуратуры как бы хотел пригвоздить к столбу позорному. В этом он прав. Почему возникает такая потребность в таком регулировании, к которому сейчас пытается прибегнуть Конституционный суд? Прокуратура не срабатывает как следует в тех случаях, когда она должна проверять законность и обоснованность вынесенных приговоров и пытаться корректировать через вышестоящие суды на более ранних стадиях. Прокурора своей миссии в суде первой инстанции уже не выполнили, они предложили суду правильного решения. Мы знаем, что у нас суды почти всегда следуют тому, что предлагают прокуроры. Прокуроры в кассационной инстанции своей миссии не выполнили, а здесь уже может выступать в качестве субъекта обращения в кассационную инстанцию не только тот, кто участвовал из прокуратуры в суде первой инстанции, но его вышестоящий начальник. Вышестоящий начальник тоже уже не следит за тем, чем занимаются его подчиненные, если они, скажем, коррумпированы или подвержены влиянию со стороны. И вот тогда на тот случай, если вдруг прокуратура или командующему прокуратурой захочется поломать, как говорят, оправдательный или слишком мягкий приговор, остается право на надзор. Леонид Васильевич прав, надзор – это то наше производство, которое досталось нам от советских времен. Но новый Уголовно-процессуальный кодекс последний, действующий теперь, его откорректировал. Он стал более или менее терпимый этот надзор только потому, что он допускался именно с одной целью – по жалобам заинтересованных лиц улучшить их положение и ни в каком случае не ухудшить. Владимир Кара-Мурза: Журналист Григорий Пасько стал жертвой пересмотра приговора еще в пору действия 405 статьи УПК. Григорий Пасько: На момент вынесения первого приговора по так называемому моему первому делу была статья в Уголовно-процессуальном кодексе, запрещавшая ухудшение. Но всегда любой человек в нашей стране может быть посажен в тюрьму за что угодно и когда угодно. Решение Конституционного суда, отменяющее 405 статью Уголовно-процессуального кодекса, действительно, на первый взгляд, кажется разумным, и оно стоит на страже потерпевших. Но, зная правоприменительную практику в нашей стране, можно смело утверждать, что потерпевшие как и были пострадавшей стороной, так и останутся ей. А потерпевшие от государства так и останутся потерпевшими. Не меняется менталитет судей, судейского корпуса, прокурорского корпуса, следственного аппарата. Если мы там не изменим в аппаратах мозги их, криминальные мозги, их явно репрессивную сущность деятельности, то никакой хороший закон ничего не поможет. Леонид Никитинский: Я думаю, что прав Пасько. Потому что вообще любой оправдательный приговор в нашей ситуации должен восприниматься как праздник. Мизерная доля процента выносится. Если не считать судов присяжных, то судами обычными очень мало их выносится. Мне кажется, что если говорить о каких-то заказных или коррупционных судебных решениях, то скорее их надо искать в обвинительных приговорах, а не в оправдательных. Я знаю примеры, когда проплачивали именно обвинительные приговоры, когда людей прессуют, приговаривают, конкуренция, бизнес или политика. Чисто оправдательные приговоры коррумпированными обычно не бывают. Потому что судья же не идиот любой, даже если он коррумпированный, он вынесет какое-нибудь условно на семь лет, но он не будет оправдывать вчистую. Но прокуратура свирепствует и просто выходит из себя при каждом оправдательном приговоре, как правило, за исключением дела Холодова, других исключений я не знаю. И теперь она получает как бы оружие отменять и оправдательные приговоры. Я не думаю, что это улучшит ситуацию в целом в судебной системе. Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос от москвички Натальи. Слушательница: Добрый вечер. Вы знаете, мне кажется, это пресловутое дышло теперь будет поворачивать еще проще. Я согласно с Пасько, вот эти мозги коррумпированные во все бездны страну опускают. Там же клановость, они передают друг другу. Надо видеть, на каких машинах они разъезжают, что они творят. Они по звонкам с тех же советских времен решают вопросы. Что касается преступности, которая сейчас в стране, - вот они трупы детские, разврат стоит, наркомания. Должен быть закон, который запрещает. Не говорит, например, дайте, пожалуйста, шприц, давайте их полечим. Это программа какая-то по уничтожению страны. Владимир Кара-Мурза: Тамара Георгиевна, не подорвет ли сегодняшнее решение престиж Конституционного суда? Тамара Морщакова: Я уже слышала сейчас от Никитинского и Пасько, что решение, очевидно, правильное и сбалансированное. Там говорится действительно о балансе прав потерпевшего и осужденного или оправданного. Но на самом деле государство должно иными способами возмещать ущерб потерпевшему. Оно этого не делает, оно дает ему просто процессуальные права непрерывно жаловаться. Прав абсолютно Пасько, когда он говорит, что потерпевший по-прежнему останется ни с чем. Но страшно что? При том беспорядке, который творится в головах наших правоохранителей, именно хороший закон должен быть сдерживающим моментом. Это в Германии закон может себе позволить быть плохим, потому что правовая культура все равно сыграет в нормальную сторону и плохой закон будет истолкован нормальным хорошим образом. У нас даже хороший закон истолкуют плохо. А уж плохой закон, конечно, истолкуют еще в сто крат хуже. Владимир Кара-Мурза: Бывший Генеральный прокурор России Юрий Скуратов считает справедливым сегодняшнее решение Конституционного суда. Юрий Скуратов: Судебная власть тоже способна на ошибку и очень часто ошибается. Поэтому исправление судебной ошибки этого требует элементарная справедливость. Поскольку жертва преступления зачастую была недовольна соответствующими судебными решениями. И, естественно, что этот новый порядок, который предполагает через судебный надзор принять решение по поводу пересмотра оправдательного приговора, конечно, при соблюдении законности. Но в этом смысле многими жертвами преступлений будет встречено с пониманием. Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос от Георгия из Санкт-Петербурга. Слушатель: Здравствуйте. Я когда-то интересовался этими вопросами. Но как-то мне сейчас стало страшновато. Вероятно, тут важен не сам закон, конечно, соблазнительно открывать по вновь открывшимся обстоятельствам, а важно, что воспоследует за этим – улучшение ил ухудшение работы судов, более справедливыми они будут или менее справедливыми. Владимир Кара-Мурза: Как вы думаете, Леонид, теперь, когда судьям предоставлено право на ошибку, и они могут задним числом ужесточить свой приговор, не приведет ли это к халтуре в следственных действиях и в судебных разбирательствах? Леонид Никитинский: Я бы не сказал, что судьям предоставляется право на ошибку. Скорее, наоборот, судебная власть еще более ущемляется в пользу прокуратуры, в пользу обвинения. Для следствия, конечно, это еще одно ободрение в том, что именно спустя рукава, не заботясь о доказательствах, вести следствие. Потому что если выносится оправдательный приговор, это как бы ничего не значит теперь. Хоть десять раз его в надзоре отменяй и по новой прокатывай. То же самое делалось с теми же самыми доказательствами, которые утрачиваются и так далее. Но тоже дело Холодова, можно к нему вернуться, спорно. Прокуратура не сумела доказать. Раз не сумела доказать, через два года это пересматривается, два не сумела доказать. Теперь что – три? Я вполне допускаю, что кто-то убил, но если нет доказательств? Если их нет в первый раз, если их нет во второй раз, откуда они появятся в третий раз? Прокуратура теперь будет по каждому оправдательному приговору ездить до бесконечности. Разумеется, это не только не для суда право на ошибку, это просто сведение роли суда ниже всякого минимума. Владимир Кара-Мурза: Тамара Георгиевна, не снимает ли Конституционный суд повышенной ответственности с судей районного уровня? Тамара Морщакова: Вы знаете, на самом деле речь не о том идет, что до этого решения судебные ошибки не существовали и все судьи обязательно должны были принимать только законные и обоснованные приговоры, а теперь они будут работать спустя рукава. Хотя такая возможность остается, и нужен механизм какой-то для исправления судебных ошибок. Этот механизм есть, он есть в законодательстве. И этот механизм заключается в нескольких простых правилах. Во-первых, приоритетное действие нормы международного права, которая говорит, что окончательное решение суда должно быть исправлено, если в нем содержится существенная судебная ошибка. И эта норма может применяться непосредственно, это написано в нашем Уголовно-процессуальном кодексе в самой первой его статье. Это во-первых. Во-вторых, Конституционный суд уже неоднократно, минимум в трех своих решениях предыдущих лет признал, что таким механизмом может служить возобновление производства в силу новых обстоятельств. При этом новые обстоятельства толкуются достаточно широко. В Уголовно-процессуальном кодексе их перечень не является закрытым. Механизм для исполнения судебной ошибки он есть. И по Европейской конвенции, и по другим международным договорам Российской Федерации, и по первой статье Уголовно-процессуального кодекса, и по прежним решениям Конституционного суда, который многократно писал: не может признаваться самим отвечающим существу правосудия такое решение, которое решение, которое содержит судебную ошибку, она должна быть исправлена. Теперь Конституционный суд возвращается к этой теме, он рушит свои прежние позиции. Конечно, я думаю, что это не может послужить укреплению, если не авторитета, то какого-то доверия человеческого к инстанции. Конечно, судебная инстанция тоже может менять свою позицию, но это должно быть обставлено соответствующими процессуальными условиями. И уж, конечно, никак нельзя согласиться с господином Скуратовым в том, что благодаря этому мудрому решению мы теперь только обрели механизм исправления судебных ошибок, которые имели место в приговорах, вступивших в законную силу. Конечно, такой механизм существует, но Верховный суд и прокуратура его бойкотируют. С Верховным судом и с прокуратурой справиться у нас не может никто, даже Конституционный суд. Конституционному суду легче справиться с законодателем. Владимир Кара-Мурза: Не кажется ли вам примечательным, что Конституционный суд занялся ужесточением наказаний, не расширением возможностей смягчения вынесенного приговора, а наоборот отменой оправдательного? Тамара Морщакова: Возможности по смягчению у нас по действующему законодательству не ограничены, на самом деле, и в надзорном порядке. Срок надзорного пересмотра в лучшую сторону не ограничен вообще ничем. Это во-первых. Во-вторых, Конституционный суд может заниматься и тут, во всяком случае, никак нельзя обвинить, только тем, что к нему обжалуют. К нему пожаловался, даже не просто граждане пожаловались, но уполномоченный по правам человека. В действительности уполномоченный по правам человека должен был в этой ситуации добиваться в нормальных судебных инстанциях, не в Конституционном суде, исправления судебных ошибок по тем делам в защиту интересов граждан, в которых этот уполномоченный выступил сейчас в Конституционном суде. А идти надо было в Верховный суд - и там требовать, в прокуратуру - и там требовать. Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос от Надежды из Санкт-Петербурга. Слушательница: Добрый вечер. У меня к Тамаре Морщаковой вопрос. По моему мнению, по мнению моих знакомых, с теми людьми, с которыми я разговаривала, доверие и дискредитацию вы уже получил в 93 году, когда признали закон Ельцина, по-моему, 1400 действительным. После чего последовал расстрел парламента и не только парламента, но безоружных людей. Владимир Кара-Мурза: Тамара Георгиевна напомните истину Надежде. Тамара Морщакова: Вы знаете, я не думаю, что нам сейчас надо обсуждать эти политические процессы, они в некоторой мере уже история. А мы творим свою новую историю, в том числе с помощью решений Конституционного суда и решений законодателя. Я знаю, что в результате событий 93 года страна получила конституцию России, которая защищает, во всяком случае в своих декларациях, не в практическом применении, права граждан. И это самое важное. Мы можем много спорить по поводу исторических событий, вы знаете, в последнее время это обсуждается в связи с разными поводами. Судить историю недостаточно сейчас, скажем так, эффективно. Потерял ли Конституционный суд тогда свой авторитет – это должны граждане об этом судить. Может быть можно согласиться с тем, что он действительно потерял свой авторитет в этих событиях. Но нужно в них разбираться и смотреть, какие ценности защищались и какие, в конце концов, победили. Владимир Кара-Мурза: Леонид, как вы считаете, какие громкие нераскрытые дела или по которым вынесены оправдательные приговоры имеют шансы быть возобновленными? Леонид Никитинский: Да, собственно, я знаю только два громких оправдательных приговора – это Котляковское кладбище и дело Холодова. Какие еще оправдательные приговоры? Я говорю, что их очень мало. Не надо обсуждать громкие дела, не в них дело. Дела про которые мы не знаем, но которые существуют в провинции, оправдывают иногда суды. Оправдывают как раз в тех обстоятельствах, когда нет доказательств, прокуратура не доработала или прокуратура просто тянет заведомо невиновных людей, фабрикует доказательства – это типичная ситуация. Вот об этих оправдательных приговорах надо говорить и за них надо бояться. Вот теперь прокуратура в регионах будет творить бог знает что – вот в чем трагедия этого решения. Но я бы хотел сказать, что все-таки Конституционный суд, во всех этих обсуждениях, я в этом уверен, и завтра будет читаться в газетах такой вопрос – было ли заказано властью или прокуратурой это решение Конституционного суда? Я понимаю, что прокуратура сейчас забирает слишком много власти, столько ей не положено, она становится у нас судом, делает для этого все, что возможно. И власти ей в этом помогают, и президент ей в этом помогает. Но я как-то не верю, чтобы это решение было буквально продиктовано Конституционному суду. Конституционный суд все-таки исходил из каких-то формальных соображений. Они же не думают о результате. А результат будет, увы, весьма плачевный. Владимир Кара-Мурза: Адвокат Дмитрий Штейнберг видит в сегодняшнем вердикте политическую конъюнктуру. Дмитрий Штейнберг: Крылатая фраза президента о неотвратимости наказания была подхвачена на всех уровнях, в том числе на уровне правоприменения. Но я сожалею, что теперь можно будет пересматривать в порядке надзора, в том числе и оправдательные приговоры. Что касается дела Холодова, там крайне неудачно сработала прокуратура и было не совсем квалифицировано проведено предварительное следствие. Я думаю, постановление Конституционного суда вряд ли им поможет. Пересматривать судебные приговоры можно будет только с момента, то есть с сегодняшнего дня, когда оглашено постановление Конституционного суда. Я не думаю, что этот пересмотр приобретет массовый характер на первом этапе, хотя в последствии я не исключаю, что и оправдательные приговоры и, с точки зрения прокуратуры, мягкие приговоры будут пересмотрены. Владимир Кара-Мурза: Леонид, некоторые наши радиослушатели считают, что, опасаясь оправдательного приговора Мещанского суда по делу владельцев ЮКОСа, Кремль подстраховался на случай, чтобы можно было его кассировать. Леонид Никитинский: Да, это смешно. Скажем так, если не судебные, а совсем другие инстанции уже отмерили Ходорковскому обвинительный приговор, то он будет обвинительным, он не может быть оправдательным. Если те же инстанции несудебные отвесили оправдательный приговор, то какой смысл тем же политическим инстанциям проводить решение, гарантирующее от оправдательного приговора по Ходорковскому. Или он будет удовлетворять власть, или он будет обвинительным, тут одно из двух. Но вообще дело Ходорковского интересно вспомнить в этой связи, потому что вот это решение имеет прямое отношение, на мой взгляд, к фундаментальному правовому принципу, который формулируется таким образом – закон не имеет обратной силы. Это знают, наверное, все, что закон не имеет обратной силы. Но там есть существенное дополнение к этому принципу, что не имеет обратной силы закон, вводящий ухудшающее положение подсудимого, вводящий какие-то дополнительные наказания и так далее. Так вот, дело Ходорковского, оно все изначально противоречит этому принципу, что закон не имеет обратной силы. Потому что для того, чтобы посадить Ходорковского, потребовалось задним числом изменить налоговое законодательство, сами подходы к уголовной ответственности за несоблюдение налогового законодательства. Всего-навсего - «закон что дышло» – уже это фразу произнесла одна из радиослушательниц, повернуть это «дышло» в другую сторону. И теперь решение Конституционного суда дает возможность опять же пересматривать закон. Потому что вступившее в законную силу судебное решение, приговор является законом. Вот если исходить из принципа, что не может быть пересмотрен закон в сторону ухудшения положения обвиняемого, Тамара Георгиевна права, этому принципу противоречит. Владимир Кара-Мурза: Вспоминается дело валютчиков при Хрущеве. Леонид Никитинский: Это классика. У нас в России на этот счет не заморачиваются, если надо задним числом. Таких примеров масса. Я еще хочу сказать, что Ходорковский не уникален, в провинции таких Ходорковских сотни. Дело в том, что если нужно человека посадить, я хочу напомнить еще одну поговорку советских времен: был бы человек, а статья найдется. Посадить, если надо, и посадят, можно задним числом, можно подкинуть что-нибудь. Посадить не так сложно. Владимир Кара-Мурза: Тамара Георгиевна, вы, зная механизм работы Конституционного суда, считаете случайным совпадение сегодняшнего вердикта и предстоящий через пять дней вердикт по делу Ходорковского, который пока имеет шанс иметь оправдательный характер? Тамара Морщакова: Вы знаете, я на самом деле считаю, что это случайно, исходя из того, как Конституционный суд подключается к рассмотрению любого дела. Ведь дело, которое закончилось сегодня, оно было принято много месяцев назад Конституционным судом. Владимир Кара-Мурза: Но, а закончилось почему-то до вынесения Мещанским судом приговора. Тамара Морщакова: На самом деле оно не так быстро было рассмотрено, на него ушло достаточно много времени, здесь может быть, действительно, вопрос совпадения. С моей точки зрения, гораздо страшнее другое, то, о чем говорил и Никитинский. На самом деле Конституционной суд как минимум не должен участвовать в разрушении тех правовых принципов, которые приняты в европейском демократическом пространстве. Мы рушим во многом принцип, согласно которому существует запрет обратной силы закона, ухудшающего положение. Мы теперь рушим фактически запрет осуждения дважды за одно и то же. Потому что когда человек оправдан окончательным судебным решением, вступившим в законную силу, его отмена уже будет нарушением этого принципа не дважды за одно и то же, если только существенные судебные ошибки, которые привели к необходимости пересмотра этого окончательного решения, не имеют вполне определенного характера, то есть не соответствуют критериям, которые тоже сформулированы в международном праве. Если Конституционный суд будет участвовать в разрушении этих принципов, то это вещь, имеющая очень печальные последствия для России. Мы едва начинаем вписывать себя в европейское пространство и опять выпадаем из него. Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос от Дмитрия из Петербурга. Слушатель: Здравствуйте. Совершенствовать можно, но суд, а не силы, использующие его по разным обстоятельствам, как предлагает Конституционный суд под видом заботы о праве. Суд высшее правовое действо государства, а любое право не имеет обратного действия, так как это уже не право, а произвол. И повторять его лишний раз по одному делу только понижает его авторитет и низводит его до инструмента разных сил, где чья возьмет. Суд по одному делу может быть одним, а череда судов делает суд неправовым, зависящих от привходящих обстоятельств. И сам суд не Господь Бог, и его полномочия должны быть ограничены. Владимир Кара-Мурза: Леонид, как вы считаете, есть ли в вердикте Конституционного суда некое пренебрежение перед судами любых инстанций российских, что, мол, такое низкое качество их работы, что велика вероятность ошибочного оправдательного приговора? Леонид Никитинский: Да качество их работы и впрямь оставляет желать лучшего. Я не соглашусь с предыдущим слушателем. Суд – это именно Господь Бог в некотором смысле слова, во всяком случае по отношению к прокуратуре, чего у нас никак не хочет понимать прокуратура, а вслед за ней и остальные. И может быть даже Конституционный суд проявил пренебрежение к суду, потому что суд – это священно, суд оправдал, отойдите в сторону, ребята. Есть в конце концов кассация, если и в кассации дело утверждено, приговор вступил в законную силу. О чем речь? Это закон, почему теперь надо пересматривать? Что мне показалось очень важным в комментарии адвоката Дмитрия Штейнберга, что он сказал, что на первом этапе ничего, вряд ли коснется уже состоявшихся приговоров, а вот на будущее - это тенденция. И мы уже обсуждали такую тему, что у прокуратуры руки будут развязаны, они понимают, что теперь не надо так заботиться о доказательствах, в крайнем случае, это можно, это репетиция для них, вторая репетиция, генеральная репетиция. И можно сколько угодно раз одни и те же доказательства предъявлять, пока не добьешься обвинительного вердикта от послушного суда. Он и так послушный, а теперь будет еще послушнее. Владимир Кара-Мурза: Но это будет скандал, если человека, отпущенного на свободу, опять будут брать по стражу. Леонид Никитинский: А что такого? Ничего страшного. Владимир Кара-Мурза: Депутат Виктор Илюхин, бывший зам Генпрокурора Советского Союза, напоминает, что теперь не советские времена. Виктор Илюхин: На мой взгляд, сегодня Конституционный суд превысил свои полномочия по поводу того, что сегодня можно опротестовывать вступивший в законную силу приговор и ухудшать положение осужденного. Такая норма существовала в советском Уголовном кодексе, в советском процессуальном кодексе, и это мы считали тогда нормально. Но меня настораживает в решении Конституционного суда один момент – ведь это норма закона, и полагаю, что эта норма закона не противоречила российской конституции. Конституционный суд должен поставить вопрос об отмене нормы закона, запрещающей ухудшать положения путем принесения надзорных протестов. Но это дело законодателя. Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос от Игоря из Одинцово. Слушатель: Я считаю, что дело ЮКОСа не правовое, а политическое. А господин Никитинский очень толерантно относится к решениям Конституционного суда. Потому что наша нынешняя иезуитская власть с Ходорковским сделает так, что судья, вроде честный добрый человек, его оправдает, но чтобы обелить прокуратуру, заведут новое дело, но человек будет на свободе. А я хотел сказать вашим слушателям, которые звонят вам, хватит хаять Бориса Николаевича Ельцина. В 93 году всю эту бузу спровоцировали и Зорькин, и Хасбулатов, и Макашов, и Илюхин, и Анпилов. Владимир Кара-Мурза: Там уже депутатов разных созывов, Игорь, спутали. К вам Леонид был упрек. Что ответите? Леонид Никитинский: Да я не совсем понял упрек, что я толерантен? Владимир Кара-Мурза: Что вы не верите, что Мещанский суд будет справедливым. Леонид Никитинский: Мне трудно себе представить, что такая добрая судья. Она пока себя в этом качестве никак не проявляют. Судьи Мещанского суда, Басманного делали все абсолютно как бы под политический заказ и пренебрегали всеми возможными нормами процесса, не говоря об уголовном праве, о чем я говорил, что это просто поворот налогового законодательства. Если судья вынесет оправдательный вердикт при столь странных обстоятельствах, когда судьи спрятались и вывесили на двери объявление, что переносится оглашение вердикта непонятно почему, никто даже не вышел прокомментировать. После этого, если будет вынесен оправдательный приговор, это может означать только одно, что кто-то позвонил председателю суда, очень серьезный какой-то человек и сказал – приговор должен быть оправдательным. Но тогда зачем этому условному властелину вот это подкрепление? Я не понимаю. Владимир Кара-Мурза: Слушаем москвича Михаила. Слушатель: Доброй ночи, господа. Мне кажется, что до уровня иезуитского нашему суду пока расти и расти. Поскольку главным образом его действия вполне топорные. В общем-то сейчас мы видим в последние годы отсутствие профессионального уровня нашей прокуратуры. Вспомним о неудавшихся экстрадициях. И вот теперь, когда нужно привести в соответствие уровень профессиональный с законодательным, то у нас как пошли? Естественно, у нас начали делать законодательство под существующую прокуратуру, а не наоборот. Владимир Кара-Мурза: Тамара Георгиевна, то, что Конституционный суд не вправе сам возбуждать дела о несоответствии законов конституции, это ограничивает, связывает ему руки? Тамара Морщакова: Я сейчас отвечу на этот вопрос, но мне хочется сказать комплименты нашим последним слушателям, которые позвонили в эфир. Мне кажется, что они проявляют не просто достаточно мудрости, но и достаточно правового сознания. На ваш вопрос я вам скажу: это необходимое условие отсутствия у суда инициативы, необходимое условие для осуществления беспристрастного правосудия. То есть оно при отсутствии инициативы может не присутствовать, но когда бы инициатива была, то, безусловно, на справедливость было бы рассчитывать нельзя. Потому что выбор момента, когда принимается решение – это всегда вопрос политический. И если дать суду в руки такое сильное политическое оружие - право выбирать момент принятия решения по тому или другому вопросу, то мы с вами и получим то, как вел себя суд в 93 году. Он по собственной инициативе рассматривал соответствующие дела, о которых уже упоминали. Это было неправильно, в нарушение всех представлений о том, что такое суд. Владимир Кара-Мурза: Слушаем Владимира Николаевича из Петербурга. Слушатель: Добрый вечер. Конституционный переворот в 93 году просто показал, что конституцию можно менять под любого руководителя. Это подтвердил своими действиями алкоголик Ельцин. И предыдущий звонивший, который защищал Ельцина, такой же алкаш, по-видимому. Владимир Кара-Мурза: Будем считать этой репликой. Леонид, как по-вашему, идет ли ревизия нынешним составом думы тех уголовно-процессуальных реформ, которые приняты в более-менее демократических предыдущих созывах, в частности, то, что урезали демократические нормы в действующем УПК? Леонид Никитинский: Я не думаю, что эта ревизия идет на уровне законодательном. Это решение Конституционного суда мне не кажется политическим. Ревизия идет на уровне практики. Вот даже то, что Тамара Георгиевна говорила о том, что у Конституционного суда не должно быть инициативы для того, чтобы рассмотреть тот или иной конкретный вопрос, практика очень легко это может обойти. Спровоцировать такую инициативу для власти, например, ничего не стоит абсолютно. Владимир Кара-Мурза: Даже для суда. Леонид Никитинский: Разумеется. Группу депутатов можно собрать – это дело техники. Поэтому как, к сожалению, в советское время решающим является не закон, решающим является практика его применения чудовищная –вот в чем проблема. Опять появляются ножницы между формальным законодательством и практикой его применения. Что творится на практике – это же кошмар и караул. В кодексе можно написать все, что угодно. Увы, мы опять уходим в Зазеркалье какое-то. Практику надо обсуждать. Владимир Кара-Мурза: Как вы считаете, Тамара Георгиевна? Тамара Морщакова: Считаю, что, конечно, практика виновата, в том числе именно политика, которую проводит наш Верховный суд и все другие суды, ему подчиненные, им руководимые, приводит к тому, что Конституционный суд вынужден реагировать таким образом. Они, правильно, закон не применяют, у них достаточно было средств для того, чтобы исправить конкретные судебные ошибки с помощью других механизмов, существующих в законе, и я о них уже говорила. Конституционный суд не может справиться с Верховным судом, он не может поменять его практику. Очевидно полномочия Конституционного суда должны расширяться, он должен получить и такие функции, как функция контроля над правильным применением в смысле правильного толкования действующего закона. Конституционный суд должен иметь право возражать против общих указаний Верховного суда другим судам, которые формулируются в постановлениях пленумов Верховного суда. А этого нет. Поэтому Конституционному суду остается выбирать – или мириться с плохой практикой, а ее надо менять, или мириться со своими собственными негодными средствами, которые он только и может применить в таких ситуациях. Это сложное в России положение, какого нет в других странах. Владимир Кара-Мурза: Адвокат Анатолий Кучерено считает, что теперь могут последовать случаи двойного наказания за одно и то же преступление. Анатолий Кучерено: Человек не может быть дважды осужден за одно и то же преступление. На сегодняшний день, как мы знаем, есть решение Конституционного суда, которое, в частности, вносит изменения в 405 статью Уголовно-процессуального кодекса. Это вызвано тем, что в адрес Конституционного суда было направлено достаточно много обращений со стороны потерпевших. Что касается пересмотра дел убийства Дмитрия Холодова, врыв на Котляковском кладбище – этот вопрос сегодня пока преждевременно обсуждать. Может ли повториться прецедент Григория Пасько? В нашей стране все возможно. Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос от москвички Ирины. Слушательница: Здравствуйте. Действительно, в наших судах такой произвол творится. Мне кажется, это вообще неисправимо. В качестве эксперта у вас выступает господин Никитинский, и он говорит, что дело Ходорковского – это политическое дело. Так многие говорят. Пусть суд сначала разберется в этом – политическое или не политическое. А второе: господин Никитинский когда-то, я очень хорошо помню, как он написал хвалебную огромную статью в защиту вора в законе Иоселиани. А недавно Карулов показал передачу, как он вместе с присяжными развлекался в ресторане. И вот все-таки таких экспертов не очень надо приглашать. Владимир Кара-Мурза: Леонид, раз мы вас пригласили, тогда ответьте Ирине. Леонид Никитинский: Я не помню, чтобы я какую-то большую хвалебную статью про Иоселиани писал, хотя фигура очень интересная. Может быть где-то упоминал. Я в Грузии был последний раз десять лет назад, и тогда там с ним встречался. Что касается передачи Караулова – то это вопрос отдельный и очень интересный. 26 мая будет Большое жюри Союза журналистов, где я предъявил, выражаясь судебным языком, иск, хотя это суд третейский, Караулову и Хинштейну. Я думаю, что я камня на камне не оставлю ни от Караулова, ни от Хинштейна. Пожалуйста, я вас приглашаю 26 мая в Дом журналистов на Суворовском бульваре. Приходите и насладитесь этим зрелищем, как я буду Караулова терзать. Владимир Кара-Мурза: Слушаем Александр из Петербурга. Слушатель: Добрый вечер. Мне кажется, к вашему разговору можно добавить, что, чтобы приговор остался прежним, без ужесточения, придется кому-то лишний раз просто раскошелиться. Так в основном у нас все и решается. Возрастет количество взяток и взяточников, если суд не показательный, конечно. Владимир Кара-Мурза: Тамара Георгиевна, не повлечет ли сегодняшний вердикт Конституционного суда рост коррупции, уже будут люди, получившие оправдательный приговор, жить в страхе хотя бы год, за то, что он будет обжалован? Тамара Морщакова: Конечно, они будут жить в страхе, точно так же, как это было до того момента, когда аналогичные нормы, позволявшие пересматривать оправдательные приговоры, вступившие в законную силу, были удалены из нашего Уголовно-процессуального регулирования. Такие же нормы мы имели. Конечно же, он будет жить в страхе. Но, я думаю, что мы все должны жить в страхе при условии, что наш закон может так произвольно применяться в судебной практике. А повлечет ли это коррупцию? У нас могут платить за все. Ведь почему рождаются такие предложения? Сначала предполагается, и это звучало в мотивах, в том числе во многих делах в Конституционном суде, что прокурор в первой инстанции, получив взятку, не предъявляет обвинение по всей строгости, хотя у него есть доказательства. Я вам не выдумываю, а привожу факты из дел, которые прошли через Конституционный суд. Конституционный суд не первый раз обратился к вопросу о положении потерпевшего. Потерпевший чувствует себя ущемленным. Ясно, что этот факт коррупции вызывает необходимость какой-то ответной реакции. Но реагировать на это должна прокуратура, которая должна из своих рядов таких негодяев изгонять. Она этого не делает. Прокуратура, которая имеет полномочия у вышестоящих должностных лиц протестовать против любого поведения тех прокуроров, которые так позорятся и позорят прокуратуру в суде. Владимир Кара-Мурза: Леонид, как вы считаете, возрастут ли расценки после сегодняшнего вердикта Конституционного суда на услуги адвокатов и на теневые услуги работников правоохранительных органов? Леонид Никитинский: Я не думаю, что возрастут расценки, но адвокатов просто придется содержать дольше. Если человека оправдали и приговор вступил в законную силу сегодня, можно адвокату пожать руку, сказать «до свидания», вот вам то, что я обещал. А теперь с адвокатом не расстанешься, потому что могут отменить это решение. Но в общем, я не думаю, что это имеет прямое отношение к коррупции. Коррупция по-любому растет. Это несколько другой процесс. Я не думаю, что это решение имеет прямое отношение к коррупции, хотя сегодня коррупцию провоцирует все, в том числе и это, наверное. Владимир Кара-Мурза: Тамара Георгиевна, как вы считаете, изменится ли в лучшую сторону судебная практика России после вступления в силу сегодняшнего вердикта? Тамара Морщакова: Совершенно решительно – нет, не изменится. Потому что если мы бы были заинтересованы в изменении по существу этой судебной практики, мы использовали бы те средства, которые закон уже знает, и те механизмы, которые в нем есть. Тем более, что мы опираемся на конституцию, нормы УПК, провозгласившие непосредственное действие у нас международных норм, которые каждый судья может применять. Мы этого не делаем. Конечно, ясно, что сколько ни пиши, уже написано и на более высоком уровне, от того, что мы напишем, практика не изменится. Эта норма на самом деле имеет отнюдь не только положительную направленность, она имеет и отрицательную направленность, о которой сегодня мы все уже говорили – она позволяет заниматься произволом. Когда захотят поломать оправдание или малую меру наказания, когда-то не захотят. Когда все решается исключительно по усмотрению того, кто может обратиться в высший суд на предмет теперь изменения в худшую сторону вступившего в законную силу приговора, то ясно, что никакой гарантии от произвола нет, как практика может стать лучше? Последние материалы по теме:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
