Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[18-05-02]
Субботнее интервью. Вячеслав ПьецухГость нашей субботней программы писатель Вячеслав Пьецух. Первая публикация прозы Вячеслава Пьецуха появилась в журнале "Сельская молодежь" в 1978-м году. В 1983-м вышла первая книжка, за ней последовали еще 15. Проза Пьецуха привлекла внимание английских, немецких, шведских, датских, итальянских и испанских переводчиков. Наибольшую популярность у читателей снискала, пожалуй, повесть "Новая московская философия". В театре имени Пушкина поставлен одноименный спектакль, на телевидении снят сериал по повести. По общему убеждению критиков проза Вячеслава Пьецуха продолжает традиции классической русской литературы. Следуя тем же литературным традициям, писатель с мая по октябрь живет и работает в деревне. О корнях, чувстве родины и писательском огороде с прозаиком Вячеславом Пьецухом беседует Тамара Ляленкова. Тамара Ляленкова: Вячеслав, сюжеты ваших нынешних произведений, в отличие от прошлых, по большей части из деревенской жизни. Значит ли это, что вы обратились к теме родины, которая в классической русской литературе связывалась, так или иначе, с русской деревней и мужиком? Вячеслав Пьецух: С родиной сейчас вообще ситуация очень сложная, по той простой причине, что не знаю, как кто-то еще, а я себя сейчас очень плохо чувствую в своем отечестве, таким иностранцем скорее себя чувствую на своей родине, и лет 8 тому назад, как раз совершив второй брак в моей жизни, я полагаю, последний, я вместе с женой взял еще и в приданое имение в деревне, на Волге, в Тверской губернии, и живучи там - девятый год уже будет в нынешнем году, я почему-то почувствовал, давно уже почувствовал, что, может быть, вот это родина и есть. Настолько вдруг легло сердце к этому месту, к этой земле, что я себя чувствую в этой деревеньке, глухой деревеньке, на нас дорога кончается, очень как-то хорошо. Очень по-домашнему. Очень спокойно, приютно, одним словом - дом, родина. Тамара Ляленкова: Это большая деревня? Именно деревня, или раскупленная на дачи? Вячеслав Пьецух: Это именно деревня, раскупленная на дачи. Она сохранила свой географический статус, так и значится на картах - деревня Усти. Когда там начали съезжаться московские художники, берем это слово широко, там было всего семь дворов, из них пять получили по репарации, привезли из Финляндии срубы. Потом стали приезжать москвичи, обустраивать деревню. Сейчас это картинка, не деревня, состоящая из великолепно обустроенных домов. У меня дом просто деревенский, он сохранился, один из тех семи домов, правда, не тех, которые получили по репарации, а которой остался с 1943-го года, когда выгнали немцев, и в этом нашем доме жила вся деревня, потому что все остальное немцы пожгли, и в этом доме жила вся деревня, которая только осталась - бабы с детьми. Мы этот дом с моей женой Ириной расстроили, пристроили к нему еще одну теплую избу, пристроили две веранды, и получился просто огромный дом, где можно принимать тьму народа. Тамара Ляленкова: Печь какая, русская? Вячеслав Пьецух: Две печки, нет, русская печь занимала бы слишком много места. Две, что называется, голландки. Две обыкновенные печки, но они очень хорошие, поэтому там спокойно можно жить с друзьями зимой. Большой участок - 20 соток - и огород свой, где выращивается, вплоть до спаржи, всяческая зелень. и газон я подгоняю под кембриджские каноны, кроты безобразничают. подрывают постоянно, но для этого существуют просто семена газонной травы, которые я регулярно по весне подсеиваю, присыпаю хорошей землей, и потом стоит хороший, густой, настоящий газон. Тамара Ляленкова: Прежде опыта деревенской жизни у вас не было - вам понравилось работать на земле? Вячеслав Пьецух: С удовольствием занимаюсь землей, и даже вместо того, чтобы думать, что должен сказать мой персонаж в очередную минуту среди рабочего дня, мне приходит в голову не забыть прополоть морковку или что-то сделать со своими бобами. Я выращиваю еще и бобы. Я вообще стараюсь выращивать все, что нельзя купить, потому что можно купить - нет смысла выращивать, ну, конечно, кроме картошки, потому что немыслимо просто без своей картошки жить. Например, я выращиваю бобы, которые можно купить только на Центральном рынке в Москве. Русские бобы, они огромные, темно-фиолетовые, нет супа вкуснее, чем из этих бобов. Они размером примерно в три ногтя человеческих, их отмачивать надо сутки, а потом соответствующим образом готовить из них суп. Я с удовольствием занимаюсь пахотой. я и кошу, я и пашу, единственная крестьянка природная, которая живет в нашей деревне - баба Надя - она говорит, что это очень странно, что ты косишь как природный крестьянин, я имею в виду, когда я еще косил косой, настоящей литовкой. В этих местах не говорят литовка, а говорят коса, но половина России говорит "литовка". Вот, когда я еще литовкой косил, баба Надя ходит по утрам и говорит: "Ну, Алексеич, ты прям косишь как природный крестьянин". Если бы мне сказали, что ты гений от литературы и завтра получишь Нобелевскую премию, я бы не был так осчастливлен, как я был осчастливлен комплиментом, который мне сделала баба Надя. Тамара Ляленкова: Может быть, в вашем роду действительно были крестьяне? Вячеслав Пьецух: Я москвич в пятом поколении, хотя мои по женской лини - крестьяне Серпуховского уезда Московской губернии, и моя прабабка построила в Москве дом. Она самая крайняя, аж за Преображенской заставой, то есть это фактически уже была не Москва. В то время, как она строила, это было село Черкизово. Откуда деньги взялись - я не знаю, но дом она построила значительный, двухэтажный, бревенчатый, с мраморной внутренней лестницей, и в квартире, которую она занимала, были дубовые паркетные полы. По отцовской линии мой прадед Тарас Пьецух - они жили тогда на Галицийщине, там до сих пор есть деревня Малая Удица, где по рассказам отца чуть ли не 300 дворов Пьецухов. Он работал на винокуренном заводе и умер трагикомически - утонул в чане с водкой. И первое мое сочинение был рассказ почему-то из деревенской жизни, хотя я за всю свою молодость, может, две, три недели провел в Тверской губернии, так и потерялся, во всяком случае это был первый серьезный опыт в прозе, над которым я все-таки бился какое-то время, потому что, наверное, просто деревенская жизнь колоритнее городской и ее легче сделать, ее легче превратить в литературу. Тамара Ляленкова: Вы как писатель заимствуете из реальной жизни какие-нибудь фрагменты, детали? Вячеслав Пьецух: Ну, другой раз там идешь с собакой по лесу и, допустим, понимаешь, что со сна, если ветер дует, скрипит как дверь, вот так и думаешь. Вот Антон Павлович, помнишь, несчастный писатель, он видит облако, которое похоже на рояль, и думает: не забыть записать, что плыло облако, похожее на рояль. Вот так и я, гуляючи с собакой по лесу в поисках грибов - не забыть записать, что сосна скрипит как дверь. Тамара Ляленкова: Вернемся к огороду - спаржу в средней полосе легко вырастить? Вячеслав Пьецух: Во время оное Россия была очень видным поставщиком спаржи на европейский рынок. Сейчас, конечно, у нас спаржу вообще не выращивают. Случайно у своей молочницы в соседней деревне я увидел спаржу в цветковом виде. Я взял у нее, откопал и пересадил к себе. Чтобы это не был цветок, его нужно просто соответствующим образом обиходить и в свое время снять, положить в соленую воду, сварить и съесть. Крестьяне этого, разумеется, не знали, но надо сказать честно, что моей спарже четвертый год. В этом году я съел четыре всего стебля, у меня только четыре стебля нормально пробились, я их аккуратно срезал, сварил и съел лично. Тамара Ляленкова: Это азарт такой садоводческо-огороднический? Вячеслав Пьецух: Да нет, я думаю это опосредованное следствие присутствия на земле, я живу полгода все-таки в деревне, с апреля по ноябрь, но жить на земле и ею не заниматься - все-таки это странно. Потом, хорошо, я сейчас занят литературой где-то 4, максимум, 5 часов в день, все остальное время надо как-то занять. Читать человеку, которому за 50, уже нечего, давно нечего читать, поэтому прекрасное занятие - до семи часов вечера копаться в земле. Тамара Ляленкова: Как строится распорядок дня в деревне у писателя Пьецуха? Вячеслав Пьецух: В шесть где-то я встаю, в пол седьмого, сажусь писать сразу, отписываюсь до 11 где-то, до полдня, второй завтрак, первый - это ложка меда, тамошнего, настоящего парного меда обязательно под яблоней, может быть, даже можно себе во время второго завтрака полстакана красного вина с водой позволить, потому что это настоящий, плотный, что называется, горячий завтрак, не бутербродный, потом работа на земле. Тамара Ляленкова: Деревенские жители традиционно различают "женскую" и "мужскую" работу - делаете ли такое различие вы с женой? Вячеслав Пьецух: Нет, у меня Ирина просто не любит этим заниматься, поэтому я делаю все, занимаюсь сорняками, я сажаю морковку, я пропалываю, но и этим же не ограничивается деревенская работа. Дрова - даже летом камин- то мы все равно жжем. Что-то обязательно, постоянно - изгородь, в частности, по неимению такой охоты красить забор, вот почему-то так, ну, не красим мы забор, дом красим, забор нет, поэтому забор надо починять постоянно. Тамара Ляленкова: Вашим огородным занятиям мешают какие-нибудь вредители, насекомые, птицы, например? Вячеслав Пьецух: Две заразы - это фитофтора на картошке и колорадский жук. Тамара Ляленкова: Птицы? Вячеслав Пьецух: А что птички? Птички - галки и скворцы, жутко мудрое воронье и канюки - это разновидность между орлом и ястребом, которые воруют у моего соседа, волжского немца по фамилии Циммер, цыплят, но мы вместе их охраняем, у меня есть пневматическое оружие, и как только начинает кружить канюк - Евгений Ефимович, мой сосед Циммер зовет: "Владислав Алексеевич, а ну как давай доставай", - и мы стережем. Тамара Ляленкова: Вы - охотник? Вячеслав Пьецух: Нет, я не охотник, смолоду я пытался несколько раз охотиться, несколько птичек даже убил, а потом, испытывая пневматическое оружие, лягушку застрелил, так вот, забыть не могу. А в позапрошлом году на нас напади гадюки, то есть, буквально за забором целая семья, поселилась огромные змеевники, они нахально, там у нас был разрушенный бабой Надей сарайчик, и доски валялись, и они вот в солнечный день на доски вылезали греться. Я увидел, осатанел, начал с ними разговаривать, понимая, конечно, насколько это глупо, но, тем не менее, говорю, дескать, не дело это, чтобы змеи а гадюка, это не шутка, это совсем не шутка, жили так близко от человека, слишком тесное соседство. "Даю вам 5 минут, если я вас здесь застану, буду стрелять". Пошел за своим пневматическим пистолетом, возвращаюсь, она лежит здоровая, я думаю, в сантиметров 5 колбаса такая, наверное, царь гадюк, я в нее выстрелил, попал в шею, уползла она. Через день, на другой день, я прихожу смотреть, ни головы, ни хвоста не видно, она выставила на солнце рану. Тяжело, тяжело - я запереживал. Она выставила рану... Ну, какой из меня охотник... Тамара Ляленкова: Тогда вы, может быть, любите посидеть с удочкой на берегу? Вячеслав Пьецух: По весне и осени у нас хороший клев, особенно в маленькой речке Дежа. Как это ни странно, у нас водится хариус. И в хороший клев весенний, в мае, можно этой деликатной рыбы наловить и где-то на хорошую уху - это без проблем. Волга у нас очень быстрая в наших местах, и очень мелкая у берегов - рыбалка сильно затруднена. Я говорю, конечно, о рыбалке удочкой. Местные там ловят, разумеется, все что угодно. На сеть там все, что угодно, от налима до огромных щук и судаков... Я вот раков полюбил ловить до невозможности. Раков я ловлю сачком для ловли бабочек. Какие-то сумасшедшие раки время от времени вдруг начинают панически ползать по дну реки, а речка у нас жутко мелкая, Держа, а вода прозрачная как стекло, пойдешь, бывало, за водой, видишь - ага, поползли раки. Быстренько обратно за сачком, в другой раз и на хорошее пивное застолье натаскаешь. Тамара Ляленкова: Городским жителям вечером в деревне, как правило, бывает скучновато, как вы коротаете свои вечера? Вячеслав Пьецух: Вечером - светская жизнь. Она не менее насыщенна и полнокровна, нежели в Москве. Там три деревни в округе, заселенные художниками - живописцами, скульпторами, писателями, искусствоведами и шпионами. В нашей деревне целых три шпиона, профессиональных, два в отставке и один действующий, и посему в гости друг к другу, каждый вечер, или мы к кому-то, или к нам кто-то. Изгаляемся по гастрономической части, но, в общем, главным образом все-таки выпиваем, выпиваем. Тамара Ляленкова: Ваши друзья и соседи тоже занимаются садоводством и огородничеством? Вячеслав Пьецух: Абсолютно все, есть просто сумасшедшие. У нас есть Коровин... Витя Коровин, такой милейший толстяк. Он сажает и выращивает все, но особенно отличается по департаменту тюльпанов. У него тюльпаны это фантасмагория какая-то. Аркаша Белобородов у нас занимается яблонями. В соседней деревне, мой друг, бывший наш атташе по культуре в нашем посольстве в Варшаве, держит лошадь, роскошного жеребца, у него пропасть этого конского навоз,а вот я его увожу, мешками. Тамара Ляленкова: Вы как-то объясняете это пристрастие людей интеллигентных профессий к крестьянскому труду? Вячеслав Пьецух: У меня это совершенно очевидно прослеживается, а думаю у моих соседей - они занимаются землей постольку, поскольку приятно иметь цветы у себя на участке и всегда к столу хорошо, когда собственная зелень, скажем так, да и картошки мешок не помешает никогда. Я никогда бы не думал, что самый прекрасный аромат на свете - аромат помидорного куста, никогда в голову не приходило. Тамара Ляленкова: Считается, что рука писателя, нежная и мягкая, неспособна к физическому труду - это так? Вячеслав Пьецух: Во всяком случае, я до того уже докопался лопатой и докололся дров, что я окурки тушу пальцами. Тамара Ляленкова: Зависит качество того, что вы пишете, от того, где вы пишете? Вячеслав Пьецух: Нет, равно как это не зависит от того, выпиваю я или нет, это вполне естественно, везде одинаково тяжело. Тамара Ляленкова: Деревенские жители, как правило, недоверчивы к городским, вы дружите с кем-нибудь из местных? Вячеслав Пьецух: Вот пастухи есть. Они живут не в нашей деревне, они гоняют просто скот с утра до позднего вечера, мы с ними приятельствуем. Занятные ребята, читают, Наборька - есть такой странный субъект, уже в годах, он отсидел уже 10 лет за убийство, потом был сослан сюда и довольно долго работал в колхозе, колхоз очень смешно называется - "Сознательный", постоянно читает, у нас смешные случаи были в деревне, когда обворовывали дачи, вместе с продуктами питания, с посудой какой-то крали книжки, целые собрания сочинений. Тамара Ляленкова: Кто-нибудь из деревенских читал ваши рассказы? Вячеслав Пьецух: Нет, для них настолько, наверное, странно, что они как-то даже не отдают себе отчет, что это действительно написано мною, что я не обманываю, для них это феномен какой-то, комета Галлилея. Тамара Ляленкова: В свое время советская власть хотела поселить каждого писателя в деревне, организовав ему таким образом благоприятную для творчества поместную жизнь. Из этого, правда, тогда ничего не вышло, и, в конце концов, построили Переделкино. На ваш взгляд, Вячеслав, жизнь на земле действительно способствует творчеству? Вячеслав Пьецух: Нет, она жизни способствует, не сравнишь же с этой идиотской жизнью в Москве, когда мы с Ириной возвращаемся из деревни и только подъезжаем к МКАДу - мы начинаем потеть, с нас льет пот просто как вода, отвыкает организм от яда, начинает протестовать, за эти полгода просто настолько приходишь в себя, как-то улаживается психика, усматривается мысль, так смиряешься с Россией, и, конечно, я пропасть понаписал рассказов деревенских, там такие колориты, там ничего сочинять не надо, и вообще в этом смысле русский писатель, особенно живущий в деревне - он избранник, конечно, потому что это праздник, не жизнь. Я не знаю, сколько нужно потратить пота, клеток, нервных усилий, чтобы нарыть это самое литературное вещество, а в России, в деревне особенно, просто проза валяется под ногами, нужно не лениться и подбирать, просто в живом, в чистом виде в ограненном, даже не то, чтобы в качестве сырья, а в ограненном виде валяется под ногами, надо просто собирать. Если позволишь простой пример, который я довольно часто привожу. В соседней деревне живет семья наших друзей. Она знаменитая в свое время актриса, потом поэт-песенник, а он выдающийся иллюстратор детской литературы. У них свой домик, они на зиму уехали оставить сторожить мужиков здешних, Гену и Васю, Гену за главного. Спьяну Гена развел костер прямо в доме, дом сгорел. На другой день наши друзья в Москве получают телеграмму, простую такую телеграмму: Дом сгорел. Целую. Гена" ... Придумать это довольно трудно. Другие материалы за ближайшие дни:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
