Кавказ и Центральная Азия

Ведущий Андрей Бабицкий

Решение о штурме Грозного принято. К чему это приведет, знает один только Господь Бог. Возможно, что в момент выхода этой программы в эфир федеральная авиация и артиллерия сносят дома на окраинах чеченской столицы, с тем, чтобы двинуться дальше.

Многим может показаться, что решение о штурме столицы - самое главное. Но - нет, самое главное другое. Как воюет федеральная группировка, как далеко в используемом арсенале своих средств она готова идти в своих действиях в Чечне?

Пожилой русский житель станицы Ищорская Иван Николаевич недоумевает.

Иван Николаевич:

А потом наши начали стрелять, - с "Града" били. А с "Града" били - вот, по жилым домам тоже летело все. Можно было бы и так взять. Танки пошли бы, и пехота - запросто бы взяли.

Андрей Бабицкий:

Под "нашими" Иван Николаевич подразумевает федеральные войска.

Грозный ликует. Вооруженные чеченцы не сомневаются в том, что федеральная группировка движется на чеченскую столицу. Бой в городе - нечто вроде праздничного подарка для тех, кого мы называем боевиками. В этих настроениях, конечно же, очень много от обычной кавказской бравады. Чеченцы не совсем понимают, что федеральные силы будут действовать иначе, нежели в прошлую кампанию, что они намерены сносить до нуля квартал за кварталом.

Но и федералы вряд ли отдают себе отчет в том, что сегодня воюющих чеченцев не в пример больше, чем в прошлый раз, что настроены они совершенно иначе, что обеим сторонам будущее сражение обойдется очень дорого.

Репортаж из Грозного корреспондента Северокавказского бюро Радио Свобода Хасина Радуева.

Хасин Радуев:

Один из полевых командиров, выступая по местному телеканалу "Кавказ", заявил, что его отряд сразу пополнился шестьюстами воинами после того, как бомбардировкам подверглось село Сечен-Юрт. В первую чеченскую войну этот населенный пункт практически не пострадал. Сечен-Юрт - село многолюдное и воинственное. Известно, что в девятнадцатом году здесь состоялось крупное сражение с армией Деникина. Но до сих пор местные жители как-то отстраненно воспринимали происходящее на севере Чечни.

Санитарный кордон, борьба с терроризмом, специальные операции. Все эти понятия выражались до вчерашнего дня лишь во временном отключении электроэнергии и подачи газа, - так, по крайней мере, казалось. Но бомбы и ракеты унесли жизни родных людей. Значит, война шагнула и в Сечен-Юрт.

Точно так же вряд ли сейчас можно найти населенный пункт на карте Чечни, где их жители не хоронили бы безвинно погибших от российских бомбежек и артобстрелов. Ни Басаеву, ни Хаттабу, которых российское руководство считает главными террористами, не пришлось никого агитировать, звать на священную войну джихад. Это за них сделали российские военные. Это, пожалуй, первое отличие нынешней кампании от той войны 1994-96 годов.

Тогда ежедневно по телевидению выступали муллы, известные в республике люди, руководители, - и призывали всех, кто в состоянии взять в руки оружие, встать на защиту родины. Встали сперва не многие. Не было оружия. Да и желания воевать не было. Чеченские силы сопротивления по ходу войны набирались опыта, приобретали боезапас, средства связи, и так далее.

Теперь же все это у чеченцев есть. Есть даже средства борьбы с российскими штурмовиками и бомбардировщиками, и - в немалых количествах.

Премьер Путин и его генералы сделали, на мой взгляд, очень серьезную ошибку, объявив чеченское население либо террористами, либо их пособниками. Добропорядочных, законопослушных людей, которые, конечно, желали бы жить в республике, где действуют хоть какие-то законы, приравняли к бандитам, от которых они сами страдали. Вот почему большинство людей воспринимают очередную войну, как попытку России освободить чеченскую территорию от чеченцев.

Президент Масхадов, который взял на себя организацию мероприятий по защите республики, уже говорит, что недостатка в людях у него нет. В отряды чеченских сил обороны входят не только уголовные элементы и исламские боевики, которым некуда отступать, но и - главным образом - люди, которые вовсе не собиралась жить с бородачами "при оружии и со штанинами, завернутыми в чулки" - внешний признак радикального исламиста.

Весь мир, кажется, говорит, что выход из этой войны один - мирный диалог. Но российские генералы, похоже, еще не навоевались, и теперь с бомбами на чеченские села падают стратегические ракеты "земля-земля". Да и чеченские генералы говорят, что не желают никаких переговоров и живыми российских военнослужащих из республики не выпустят. А на многочисленных кладбищах Чечни ежедневно хоронят совсем мирных людей, которые так и не поняли, чего от них хотят.

Андрей Бабицкий:

После того, как Хасин Радуев записал свой материал, я попросил его ответить на несколько вопросов.

- Хасин, командующий объединенной группировкой генерал Казанцев сказал, что, по его данным, в Чечне готовы встать под ружье - или стоят - двадцать-двадцать пять тысяч человек. Это первый вопрос. И - второй; я хотел бы объединить его с первым: действительно ли сегодня чеченцы имеют новое оружие, гораздо более эффективное, - и готовы его задействовать в обороне?

Хасин Радуев:

Я думаю, что на этот раз оружие в руки взяли значительно больше людей. Если даже судить по тому, что в Чечне находится более четырехсот населенных пунктов, а известно, что Масхадов еще до войны сформировал отряды, которые подчинялись ему лично и в которые входили по десять человек с каждого населенного пункта, - то это уже составляет определенное количество вооруженных людей. Плюс те, которые, в общем-то, состояли в чеченской армии. Приплюсовать сюда еще сотрудников Министерства внутренних дел, погранично-таможенной службы, национальной гвардии, то мне кажется, что сейчас под началом Масхадова находится достаточно людей для того, чтобы он мог бы успешно сопротивляться продвижению российских войск вглубь территории Чечни.

Андрей Бабицкий:

Скажите, цифра воюющих чеченцев, приведенная Казанцевым, соответствует действительности или занижена?

Хасин Радуев:

Я думаю, что цифра Казанцева несколько занижена. Казанцев, вероятно, говорит о тех людях, которые находятся непосредственно под началом, скажем, Басаева, Хаттаба и других полевых командиров, которые причастны, скажем, к походу на Дагестан.

И - что касается оружия. В первую чеченскую войну большой урон чеченцам наносили российские бомбардировщики и штурмовики. Спрятаться от них было практически невозможно. Самолеты имели превосходство в воздухе и могли бомбить любую территорию, любую точку на территории Чечни.

Сейчас, как заявляют чеченские генералы, чеченские полевые командиры, у них имеются средства борьбы с воздушными целями. Из тех же утверждений известно, что с начала боевых действий чеченским отрядам удалось сбить восемь самолетов.

В эти дни чеченцы получили средства противовоздушной обороны. Это переносные ракетные комплексы. Они уже розданы во все направления. Специально "учебку" проходят отряды бойцов, которые обучаются управлять вот этими ракетными комплексами.

К этому можно еще добавить, что в распоряжении чеченцев имеется достаточное количество "Фаготов". Это система, из которой можно выпускать управляемые ракеты, это средство борьбы с танками и другим тяжелым вооружением, которое имеется у российских военных. Плюс, к тому же, каждый боец практически вооружен подствольным гранатометом, имеются и специальные ружья для борьбы с танками.

Так что, имея такой арсенал, я думаю, эти отряды представляют собой достаточно серьезную силу, которая может бороться, скажем, с тяжелым вооружением и успешно оборонять свои позиции.

Андрей Бабицкий:

Хасин, скажите, отдают ли себе отчет чеченцы в том, что российская армия использует абсолютно новую тактику, гораздо более жесткую? При движении армии сначала все прожигается артиллерией и авиацией, только потом двигаются вперед подразделения. И, кроме того, к боевым действиям в эту войну подключились ракетные войска.

Не будет ли всякая оборона просто сметена в таких условиях?

Хасин Радуев:

Дело в том, что и чеченцы хорошо отдают себе отчет, с каким противником они имеют дело, и что тут говорить, в конечном итоге, не сравнить потенциал России с тем потенциалом, который имеется, скажем, у чеченских отрядов. Поэтому говорить о какой-то военной победе, в конечном итоге, очень сложно.

Главное, главное, на что делают упор чеченские полевые командиры: что в ходе боев, скажем, в южных районах республики им удастся завладеть тем оружием, которое сейчас находится на вооружении у российских военных. И, самое главное - чеченцы рассчитывают на то, что им удастся нанести такой урон живой силе противника, который изменит общественный фон самой России. И те призывы, которые звучат практически из всех стран Запада и с Востока, о том, что необходимо сесть за стол переговоров и начать мирный диалог... что вот этот урон, вот гибель российских военнослужащих в массовом количестве все-таки повлияют на руководство России, и мирные переговоры начнутся в ближайшее время.

Андрей Бабицкий:

Похоже, единственным, безусловно - фиксируемым отличием нынешней кавказской кампании от кампании образца 1994-96 годов является полученное российскими генералами на самом высоком уровне разрешение действовать еще более жестко, используя оружие, в прошлой войне не применявшееся. Я имею в виду тактические ракеты.

21 октября мы, группа журналистов из пяти человек, находились в Грозном. В этот день вечером по самому центру чеченской столицы были нанесены удары тактическими ракетами. Рассказывает корреспондент газеты "Время" Мария Эйсмонд.

Мария Эйсмонд:

Сначала вспыхнул свет. Красноватое зарево над головой и искры, подобно фейерверку разлетающиеся во все стороны. Потом раздался страшный звук взрывающейся земли, и сразу же - другие звуки, более живые, падающих осколков и разлетающихся вдребезги стекол. Потом - тоскливое ощущение: это - конец, и удивление: мы до сих пор живы!

Большинство тех, кто погиб в четверг вечером в Грозном, даже не успели испугаться. Жители Чечни привыкли за прошлую войну слышать сначала рев пикирующих самолетов, а потом только взрыв, и поэтому упавшие в нескольких частях города ракеты застали свои жертвы врасплох. Люди оставались лежать там, где их застала внезапная смерть: за рулем врезавшейся в дерево машины, у своего торгового прилавка, открывая дверь подъезда своего дома.

За несколько минут до этого жители соседних Ингушетии и Северной Осетии слышали страшный шум, похожий на рев реактивного двигателя низко летящего самолета. Звук быстро пронесся в сторону Чечни. Вот что думает об этом президент Ингушетии Руслан Аушев, с которым мы встретились после событий в Грозном.

Руслан Аушев:

Понятно, что это, конечно, удар нанесли ракетами тактическими, - для меня, как военного. Уточнили, оказывается - ну, действительно, по штабу, где собрались все на совещании, и по двум местам, где находились люди. Хотели, наверное, сказать, что вот, нанесением точечного удара ракеты удар нанесен по штабу, где собрались все полевые командиры. И - одним движением, одним ударом закрыть всю тему.

Мария Эйсмонд:

У здания девятой горбольницы царят суета и неразбериха. Раненых так много, что на всех не хватает каталок и кроватей. Многие так и остались лежать на грязном, залитом кровью полу, ожидая первой помощи.

Мало кто плакал - слишком страшным было потрясение и слишком глубоким отчаяние. В этот вечер жителям чеченской столицы стало окончательно ясно, что война пришла и в их город. Война теперь будет всюду.

Конец следующего вечера и внезапно накрывшую город ночь жители города провели в подвалах. Они были уверены, что ракетные обстрелы продолжатся. Только сновавшие с тоскливым воем машины "Скорой помощи" продолжали метаться по вымершим улицам города, подбирая не обнаруженные ранее трупы.

Мы тоже сидели в подвале - выходить на улицу было страшно, и обменивались впечатлениями. Один из наших охранников неожиданно рассказал, как за несколько минут до взрыва он беседовал со своей девушкой на рынке. "Мы решили пойти куда-нибудь вдвоем, а потом я вспомнил, что мне пора на совещание. Договорились встретиться завтра. Попрощались. Когда я отошел на двести метров, в то место, где она стояла, попала ракета. Я не знаю, что там от нее осталось. Жаль, хорошая была девушка", - спокойно говорит чеченец.

Наутро грозненцы собрались на разрушенной части рынка. Толпа изучала огромные осколки ракеты, маркированной буквами и цифрами. Они не оставляли сомнения в том, что федеральные силы применили новый вид оружия, не использовавшийся в прошлой войне. Когда же по центральным российским средствам массовой информации жители Грозного услышали официальную версию событий - две враждовавших группировки начали перестрелку и случайно попали в склад оружия на рынке, который тут же взорвался, - они поняли все. Помощи ждать неоткуда, и никто в России не будет знать, что с ними происходит на самом деле.

"Передайте Путину, что он проклятый", - только и сказал старик-чеченец.

"Да что говорить, все равно нас никто не слышит", - возразили ему.

Люди стояли, смотрели на остатки ракеты, качали головами и молча уходили домой.

Ни для кого не секрет, что на рынке Грозного последние восемь лет торговали оружием, от пистолета до гранатомета и ракеты "Земля-воздух". Обычно торговцев было человек десять-пятнадцать, и они стояли или у самого входа на продовольственную часть базара, или в конце вещевого рынка. Но те, кого привозили в тот вечер в больницу, были мало похожи на продавцов гранат. И маленький мертвый мальчик с открытыми глазами, в которых читался вопрос, и пожилая женщина с оторванной ногой.

Кстати, все командиры чеченских вооруженных формирований, которые проводили в момент взрывов совещание в так называемом главном штабе, остались живы и здоровы. Четыре ракеты упали рядом со штабом, но никого из командования ичкерийцев взрывы не задели.

Простых чеченцев это не удивило. "Их убивать не будут, они все - заодно с Москвой. Убивать будут только нас, пока не уничтожат полностью".

Андрей Бабицкий:

Пресс-центр объединенной группировки и генеральный штаб заблудились в абсурдных причинах взрывов, произошедших в Грозном. Сначала начальник пресс-центра Александр Векрич в пятницу заявил, что невоенными средствами в пятницу была проведена некая специальная операция по уничтожению на центральном рынке складов с оружием. В этот же и на следующий день - эту гипотезу опровергли все руководители российских силовых министерств. С окончательной версией, которую, очевидно, можно считать официальным ответом Министерства обороны, выступил 23 октября заместитель начальника генерального штаба Валерий Манилов. По его словам, две давно враждовавшие друг с другом бандитские группировки затеяли между собой перестрелку на центральном рынке. В результате случайного попадания в склад с оружием детонировали боеприпасы и произошел взрыв.

Очевидно, что официальное объяснение военных не дает ответа, как минимум, на несколько вопросов. Какие боеприпасы, используемые вооруженными чеченцами, могут оставить на месте взрыва множественные осколки величиной в полтора-два метра? Почему, если взорвался склад с оружием, находившиеся неподалеку от центрального рынка, в том числе и журналисты, зафиксировали не серию разрывов, следовавших друг за другом, а всего лишь отчетливые одиночные взрывы, несколько - в разных частях города? Что за ракеты, звук запуска и полета которых отчетливо был слышен в Северной Осетии и Ингушетии, полетели в Чечню как раз за несколько минут до того, когда произошли взрывы в различных районах города Грозного?

Зато объяснения, которое в беседе с нами дал буквально на следующий день президент Ингушетии Руслан Аушев, представили вполне отчетливую картину. По его словам, по чеченской столице были выпущены тактические ракеты одного из трех наименований - "Скад", "Луна" или "Точка". Это устаревшее оружие, в отличие от крылатых ракет, не обладает системой точного наведения, и отклонение от цели у такой ракеты составляет расстояние до двух километров.

Собственно, и задача тактической ракеты - не поражать конкретные цели. Ее основное предназначение - быть носителем ядерного заряда, поэтому, собственно, высокая точность и не нужна. Другое дело - крылатая ракета. Ее производство обходится в три раза дороже, и отклонение от цели не более пятидесяти метров.

Распространение информации о ракетном обстреле центрального рынка в Грозном и массовых человеческих жертвах военные объяснили, по сути, недобросовестностью журналистов. Последние, кстати, были в одно мгновение разделены на два противоборствующих лагеря: на неких чеченских репортеров, работающих в тесной связи с бандитами и поэтому передающих недобросовестные сведения, и всех остальных, которые, по всей вероятности, работают в тесном контакте с пресс-центром федеральной группировки, и потому только они и знают истинную картину происходящего.

Это сознательная и крайне небрежная ложь. На следующее после взрыва утро на центральном рынке находилось как минимум семь корреспондентов зарубежных и российских изданий, плюс чеченские журналисты, как местные, так и стрингеры зарубежных СМИ.

Вообще работа журналистов на этой войне - тема особая и не очень приятная. Иностранным корреспондентам вход в моздокский гарнизон, где расположен объединенный центр, закрыт еще с Дагестана. Минобороны приняло решение полностью лишить зарубежные средства массовой информации права работы в зоне боевых действий. Это правило с тех пор не изменилось и, судя по всему, не изменится. Единственное, на что могут рассчитывать иностранцы - на экскурсии под присмотром правительственных чиновников в районы, контролируемые федеральной группировкой.

Фактически российские СМИ почти безоговорочно приняли условия тотальной цензуры и согласились работать в этих условиях, закрывая глаза на массовые нарушения прав человека на территории, где ведутся боевые действия.

О ситуации в Моздоке рассказ нашего корреспондента Олега Кусова.

Олег Кусов:

Сразу бросается в глаза, что журналистов в штабе объединенной группировки делят на "своих" и "чужих". При этом создается впечатление, что сотрудников пресс-службы группировки почти не интересует личная и профессиональная позиция журналиста. По всей видимости, они исходят из прошлого опыта работы с данным изданием и из принадлежности его к России или к другой стране.

Корреспондент агентства "Франс Пресс" Николай Тапурия и не предполагал, что, по мнению полковника Фирсова, сотрудника пресс-центра объединенной группировки в Моздоке, он совершил преступление, попытавшись получить аккредитацию. До дверей пресс-службы он так и не дошел, поскольку ее бдительным сотрудникам удалось сдать иностранного журналиста офицерам ФСБ.

После трехчасового допроса корреспонденту "Франс-Пресс" настоятельно порекомендовали больше не появляться на военной базе в Моздоке. При этом никого не интересовали профессиональная и личная позиция журналиста, его взгляды на разворачивающиеся события. Он сразу же был возведен офицерами из пресс-службы в ранг чужих, а значит - врагов.

Шпиономания - довольно распространенное настроение в штабе объединенной федеральной группировки в Моздоке. И я подвергался допросу в кабинете коменданта военного городка, в ходе которого был обвинен в шпионаже в пользу чеченской стороны. Подобные обвинения мне были высказаны после того, как я поинтересовался у коменданта, куда отвели на допрос корреспондента "Франс Пресс".

У меня были взяты документы, после чего худощавый бородатый подполковник со странным блеском в глазах спросил: "А на какой улице вы живете во Владикавказе? - После того, как он получил ответ, продолжил: - А как ваш квартал называется в народе, и какие учреждения находятся на вашей улице?"

"Уважаемый товарищ подполковник, - ответил я ему, - назовите мне любое интересующее вас учреждение во Владикавказе, и я подскажу вам, где оно располагается. Я слишком хорошо знаю это город не потому, что я изучал его в качестве шпиона, а потому что я прожил в нем все тридцать шесть лет своей жизни".

"А с чеченцами вы встречались?" - коменданту, по всей видимости, очень понравилось допрашивать журналиста. "Очень часто, - ответил я, - в детстве, в юности, и недавно, например". "А, может быть, они вам деньги платят?" - не унимался комендант. - "Зачем?" - "Но ведь всем не хватает денег на жизнь, которые они получают в качестве зарплаты". "Мне хватает, - ответил я. - Правда, не знаю, как вам".

Однако чем-то я убедил коменданта, и меня отпустили восвояси. И все же комендант оказался самым разговорчивым офицером на территории штаба объединенной федеральной группировки. В пресс-службе со мной говорили коротко, перечислив то, что запрещалось журналисту.

Согласно этому списку, журналисту запрещалось почти все, что он должен делать на войне. Снимать колонны, бронетехнику, разговаривать с солдатами, расспрашивать о новых видах оружия, о потерях. Но - на войне, как на войне. Офицеры и солдаты воюют с противником. Армейская пресс-служба воюет с журналистами.

Андрей Бабицкий:

Станица Ищорская - на левом берегу Терека. Война прокатилась через нее всего несколько дней назад. Первый день, когда беженцам разрешено автоколоннами, под охраной головного и замыкающего БТРов, вернуться в свои станицы, расположенные в зоне контроля федеральных сил. Блокпост на границе между Чечней и Ставропольским краем рассек колонну на две части, пропустив автобусы и закрыв шлагбаум перед легковыми автомашинами.

"Вы оказались "вне коробочки", - не слушая объяснений о том, что легковые автомашины также в списке, подписанном военным комендантом Моздока, говорит ставропольский ОМОНовец, автоматом отгоняя беженцев от блокпоста. Выясняется, что мы, по простоте душевной, пристроились за замыкающим БТРом и для военных стали уже не частью колонны, а самозванцами. Два с половиной долгих часа на границе - ни уговоры, ни просьбы связаться с комендантом беженцам не помогут. "У нас приказ", - единственный ответ ОМОНовцев.

У многих беженцев дети остались в автобусах, куда они пересадили их, чтобы освободить свои машины для вещей. "Это не беженцы, - говорят нам сначала ОМОНовцы, а потом и солдаты. - Это те, кто потом будет стрелять нам в спины".

Эта уверенность в армии, Внутренних войсках и спецподразделениях МВД присутствует тотально. Недоверие и враждебность определяют и тон общения между федералами и беженцами. Матерная брань ОМОНовцев, бешеные крики, и глубокая взаимная ненависть.

Какая-то безумная русская старуха тащит из машины своего деда. Ему, как она говорит, прижигали тело ваххабиты. Она пытается предъявить пострадавшего мужа ОМОНу. Дескать, мы и так жертвы войны, а вы не пускаете нас домой. "Вы их не слушайте, - доверительно говорят нам ОМОНовцы. - Они никакие не русские. Жили с чеченами, и такими же чеченами стали".

Постепенно ОМОНовцы оттаивают по отношению к нам - среди нас симпатичная девушка, корреспондент газеты "Время МН" Маша Эйсмонд, которая терпеливо ведет разнообразные дипломатические переговоры. "Я не могу пропустить вас на машине, - говорит ОМОНовец Петя. - Просто боюсь. Авиация бьет по всем машинам, если они не в федеральных колоннах. Давайте я просто закину вас на борт любого армейского грузовика, - колонны здесь ходят постоянно".

Буквально через минут двадцать мы трясемся в военном "Урале". От развилки до Ищорской идем пешком три километра, до станицы. Колонна проследовала к Грозному.

В селе малолюдно. Здесь уже сформирована военная комендатура. В самой станице - подразделения внутренних войск, ОМОНа и СОБРа. Армейские части расположились на окраинах. Ходим по домам, смотрим.

Лет сорока с лишним чеченка Мария с сыном. Вернулась домой, а здесь все украдено. Она не знает, кто украл, но думает, что и те, и другие.

Мария:

Помнишь, всю обстановку - ковры были, телевизор стоял, все стояло. Как люди жили - и так я жила. Теперь как я буду здесь жить? Ни газа, ничего, ни печки. И говорят: "Заходите, живите каждый - в своем доме". Как жить? Я не знаю. Я не могу так жить. Никакой помощи, пока ничего нет, молчат все, ничего не говорят.

Еще рядом моя хата. Тоже невозможно заходить - ни окон, ни двери - ничего нет. Где достать окна? Или клеенкой, что ли, обить? Ковры были хорошие, здесь двуспальная кровать у меня стояла, здесь ковры были, занавес был, шторы были, все было. Хорошие книги были - все утащили. А здесь что-то не трогали, не знаю.

Я не скажу сегодня, кто сделал... "Он сделал", - не могу. И раз не видела... Но мне кажется, они... бандиты делают, мародеры... Боевики, наверное, или... не знаю я, не знаю. Кто делает, я не говорю ничего - не знаю. Некоторых вот солдаты... видели. Но солдатам тоже надо, постель надо... На полу же не будет спать.

Один солдат говорит: "Меня направили картошку собирать - вот мы сюда попались". Это же тоже дети, жалко ж... Каждые мать, отец, - страдают же. Если, например, своего ребенка... я боюсь, чтобы никто не трогал его, четырнадцатилетний мальчик.

Каждую ночь ходит... бомбят, говорит, зажигают, говорит. Не знаю я... А потом, как здесь жить, боюсь. Вдруг зайдут - зарежут, или что-нибудь сделают? Жить хочется... Ну, пойдем, наверное, сынок.

Андрей Бабицкий:

По дороге встречаем русского деда. Он стоит у ворот своего дома. Все то время, что обстреливали станицу, Иван Николаевич просидел дома.

Иван Николаевич:

Убегали, а потом окна все порасстреляли, двери вон порасстреляли...

Андрей Бабицкий:

Кто?

Иван Николаевич:

Замок у меня замкнутый был...

Андрей Бабицкий:

Кто это сделал?

Иван Николаевич:

Боевики.

Андрей Бабицкий:

Боевики?

Иван Николаевич:

Да. Выбегали. И постреляли, вон посмотри.

Андрей Бабицкий:

А зачем?

Иван Николаевич:

А кто его знает? Никто не знает, зачем.

Андрей Бабицкий:

А вы дома были, вы не уезжали?

Иван Николаевич:

Дома был, не уезжал никуда, до последнего.

Андрей Бабицкий:

И что здесь было, - вот когда боевики были?

Иван Николаевич:

Ну, кто... Русские были...

Андрей Бабицкий:

Нет, что здесь вообще происходило?

Иван Николаевич:

Бомбежка была сильная. А потом начали наши стрелять и стреляли... с "Града" били. А с "Града" били - вот по жилым домам, тоже летело все. Можно было бы и так бы взять. Танки пошли бы и пехота, запросто бы взяли. Они убежали все отсюда, до одного. Они вон летели - ноги аж кверху задирались, бежали. Ни одного там не было.

И наши зашли бы, и здесь не надо никаких было пушек наставлять. А то из танков стреляют, из гранатометов бьют... Ну, вот так...

Андрей Бабицкий:

Как вас по отчеству?

Иван Николаевич:

Иван.

Андрей Бабицкий:

А по отчеству?

Иван Николаевич:

Николаевич.

Андрей Бабицкий:

Иван Николаевич, как вообще русским здесь жилось, в последнее время?

Иван Николаевич:

Ну, в последнее время - тяжело. Всем жилось тяжело. И чеченам жилось, какие бедные, - а эти боевики... Вот они распоряжались - и чеченцами, и русскими, - и издевались, и что хотели, то творили, и все. Вот такие дела и сюрпризы нам.

Андрей Бабицкий:

Ну, сейчас что думаете?

Иван Николаевич:

А что?

Андрей Бабицкий:

Как будет?

Иван Николаевич:

Да, должно быть, восстановится, хорошо. Раз наша, как она раньше была - Грозненская область Ставропольского края, так она и должна восстановиться, по-моему. И быть должна.

Андрей Бабицкий:

То есть вы хотите в Ставропольский край?

Иван Николаевич:

Мы в Ставрополье как были, так и будем, и все. Мы относимся... всегда относились к России, и Чечня же относилась. Все к России относились. А почему тогда, как Дудаев свою Ичкерию построил?.. Ну, понастроил он... Что? Только людей уничтожили, и все. Молодежь-то погибла, и много. И русских, конечно, много тоже. Вот такие дела.

Андрей Бабицкий:

У вас есть родные?

Иван Николаевич:

Есть родные.

Андрей Бабицкий:

Здесь?

Иван Николаевич:

Здесь.

Андрей Бабицкий:

Дети?

Иван Николаевич:

Ну, дети уехали. Они в Россию уехали, все. И мать тоже моя там, вот.

Андрей Бабицкий:

А боевики когда здесь были, они окопы рыть заставляли?

Иван Николаевич:

Заставляли.

Андрей Бабицкий:

Вы тоже рыли?

Иван Николаевич:

Нет.

Андрей Бабицкий:

Можно было отказаться?

Иван Николаевич:

Хм, я не выходил со двора. Они почему и расстреляли, может быть, замок, чтобы... скажет: "Пойдем с нами". Нет. Но я не открыл. Замкнулся и не открывал. Здесь моя двоюродная сестра с дочкой Аней, Мотя, ее мать... А, в общем, трудно происходило. Особенно вот это... бомбежка когда проходила. Страшное дело! Тут летело все. Вот эта улица... Вот пройдите, посмотрите: она вся разбита. Вот, сестре моей Моте дом разбили в пух и прах, и там... Ну, вот эти все... пройдите, посмотрите, увидите сами. Или это гранатомет... вон снаряды валялись здесь, по улице.

Ну, ничего, пережили. Великую Отечественную войну пережили - и эту переживем, и будем стоять, как стояли.

Андрей Бабицкий:

Лишь бы что?

Иван Николаевич:

Лишь бы войны больше не было, вот что. А победа, - она всегда в России и будет. Так что Россию сломать очень трудно. И не надо это... хвосты поднимать, куда не следует, правильно? Вот так.

Андрей Бабицкий:

После этой беседы - странно, журналистка из моздокской газеты, попросившая нас взять ее с собой - целует Ивану Николаевичу руки...

Из Ищорской приходится возвращаться пешком семь километров, уже под вечер. Смеркается. Холодно. На границе Чечни и Ставропольского края знакомая картина: беженцы ждут хоть какого-то решения, хотя понятно, что время упущено - с шести на всей чеченской территории, контролируемой федералами, действует комендантский час. Команды на проезд из Моздока так и не было.

Ночью возле блокпоста оставаться нельзя, об этом ОМОНовцы энергично информируют непрошеных гостей, и легковые машины разворачиваются обратно. Однако на границе Ставропольского края и Северной Осетии их решительно останавливает другой блокпост, которых здесь понатыкано едва ли не на каждом километре.

При нас осетинский милиционер связывается с администрацией Моздока: пропускать или нет? "Ни в коем случае", - отвечает по рации какой-то местный чиновник. "А что же нам, в поле ночевать?" - растерянно спрашивает один из беженцев, как раз тот, который посадил своих детей в автобус, а сам остался в легковушке. "Это не мое дело, - легко и весело отвечает милиционер. - Мы вас домой отправили, а обратно пропускать не станем".

Между тем, история, рассказанная нам в Ищорской русским дедом Иваном Николаевичем, стала устойчивой моделью ведения боевых действий для объединенной группировки федеральных сил на Северном Кавказе. Не желая жертвовать жизнями солдат, российские командиры предпочитают принести в жертву село, через которое им предстоит пройти, и немногочисленных местных жителей, оставшихся стеречь свое хозяйство.

По крайней мере, три раза я слышал о том, что жители чеченских селений отправляли к старшим офицерам на переговоры своих представителей, и те просили командование ввести подразделение в село без предварительного обстрела. В одних случаях следовал прямой не мотивированный отказ, в других армия была вынуждена отвечать на провоцирующие обстрелы. Так разрушены Горогорск, Серноводск и десятки станиц на западном и восточном направлениях.

С беженцем из Серноводска мы говорили в тот момент, когда еще только начинался обстрел окраин поселка, и армейские подразделения выдвигались на окружающие его высоты.

Беженец:

Сейчас надежного ничего нет. Потому что сейчас начнут стрелять, скажут, что, мол, боевики тут были. А там нет боевиков, никаких солдат, никого, только вот эти жители, которые вот... вчера только зашли они.

Вторую неделю вот тут ночуем. Вчера мы только зашли, сегодня они встали уже все. Колонна сейчас встала там - и все. А сегодня ночью не знаем, чего будет. А никто не докажет, что они это нарочно сделали, или как сделали, и все.

Они скажут, что там боевики, а там нет никаких боевиков, никого. Много там людей... И дети там, и люди там. У кого транспорт есть, кто вышел вот пешком, вот сейчас по дороге идут. Вот такая ситуация у нас.

Вот недавно дома ночевали - вот оттуда начали стрелять, одного убили там, дом разрушили, несколько домов сожгли...

Андрей Бабицкий:

Другая проблема, хорошо известная еще с прошлой войны - это мародерство. Возвращаясь домой, люди натыкаются на пустые стены. То, что не успели унести солдаты, тащат прочесывающие села следом военнослужащие внутренних войск и ОМОНа.

Житель:

Ну, вот мебель, ковры будут разминировать, это... Зачистка пойдет там. Если куры - это останется, тоже будут разминировать, потрошить будут на месте.

Андрей Бабицкий:

Впереди - холода. Это самая страшная проблема для людей, которые остались без крыши над головой.

Житель:

А вот интересно, у меня вопрос к вам тоже: где мы будем жить? Такой же вопрос вы поднимите: где будете работать? Где будут дети жить зимой? Сейчас уже морозы, утром холодно. Дети просыпаются вот так вот. А где они будут жить через неделю-две, мороз пойдет? Конечно, есть больные. Вон, кашляют. Вон только появляются. У кого машина стоит старая... Вот я в машине сплю, может, грею, что-то делаю... А дети вон... В хлебовозке, вот здесь спят. И этот надо поднять вопрос.

А как дети кашляют у тех? А что? Дети - это не взрослые. Я что, просто так говорю, они помирают. Жалко, конечно, жалко. Пускай - палатки, печки... Специальные же есть палатки с печками, со всем, с деревянными полами есть... Пускай выделяют, семью хоть одну... А так вот говорить, конечно, говорить будем, но толку же нет.

Андрей Бабицкий:

И, наконец, вопрос без всякого ответа. Массовая гибель мирного населения, с которой, похоже, смирилось российское общество. Обстрел грозненского рынка далеко не первый. Военный госпиталь в Грозном.

Заходим с заведующим хирургическим отделением в одну из палат. Роза, молодая еще девушка из Урус-Мартана, днем вышла в огород.

Роза:

говорит по-чеченски.

Хирург:

Она шла с огорода, когда появились самолеты. Она вот видела, что были взрывы рядом, и после этого она получила ранение. Локтевой сустав у нее ранен, это осколочное ранение, проникающее в сустав, и также пястно-запястный сустав тоже... проникающее там. Она поступила сначала в Урус-Мартановскую больницу. Из-за большого наплыва они повезли ее в девятую, сюда. И вот она одна осталась из тех, кому мы первую помощь оказывали.

Андрей Бабицкий:

В конце прошлой недели федеральные войска блокировали все трассы, по которым люди бежали от бомб, ракет и снарядов. Рассказывает Олег Кусов.

Олег Кусов:

Кольцо федеральной группировки окончательно сомкнулось на федеральной трассе "Кавказ" в районе станицы Асиновская. До недавнего времени через этот участок на чечено-ингушской границе чеченские беженцы уходили в Ингушетию. Поток машин шел мимо ингушских ОМОНовцев в Чечню. Чеченцы ехали домой, чтобы забрать ценные вещи, вывезти в Ингушетию оставшихся близких.

Сейчас на приграничном посту "Кавказ" вместо ингушских ОМОНовцев укрепились военнослужащие внутренних войск МВД России. У дороги вкопаны танки. В поле стоят БМП и БТРы. Российские солдаты контролируют проезжую часть дороги. Контроль заключается в запрете передвигаться любым способом в обе стороны. Солдаты довольно резки в обращении с беженцами, атакующими их просьбами проехать в Чечню.

Военные говорят, что устали объяснять людям смысл приказа о перекрытии границы. Он заключается в том, чтобы перекрыть выход из Чечни боевикам. "Но причем тут наши дети?" - почти хором кричат в лица военных женщины. Они говорят о том, что в Грозном у них остались дети, их необходимо вывезти оттуда. Многие из них даже самостоятельно не способны спуститься в бомбоубежище во время бомбежки.

Мою беседу с чеченскими женщинами прервал военный комендант этого участка, который в сопровождении нескольких солдат подошел к нам и без предупреждения вырвал диктофон из моих рук. После того, как я попытался попросить у коменданта объяснения, их предоставил мне солдат с помощью автоматного приклада.

Приклад прошелся по моей спине, а диктофон остался в руках коменданта. Это легко можно было квалифицировать как вооруженный грабеж, статья 146 Уголовного кодекса России, поскольку я находился не в зоне чрезвычайного положения и даже не в зоне так называемых боевых действий, не имеющих правового статуса в соответствии с российским законодательством.

Андрей Бабицкий:

27 октября российские авиации и тактические ракеты вновь обстреляли чеченскую столицу. Окраины города методично обрабатывала артиллерия. Есть сведения о гибели мирного населения.

С трех направлений федеральные подразделения подошли вплотную к городским стенам. Сообщается даже, что отдельные разведгруппы ведут боевые действия на городских окраинах. Мирное население намерено покинуть Грозный, но только те, кто в состоянии это сделать.

Однажды я уже видел массовую эвакуацию грозненских жителей. Это было в августе 1996 года, когда генерал Пуликовский предъявил населению Грозного ультиматум: покинуть город в сорок восемь часов. Остались многие, главным образом - русские старики, которым легче было принять смерть в родных стенах, чем, не имея к кому выехать, силы в ногах и денег на дорогу, пуститься в долгий тяжкий путь.

На три дня, начиная с 29 октября, дороги во все сопредельные республики, даже в Дагестан и Ставропольский край, которые раньше не принимали беженцев, будут открыты для выхода людей. Такое решение приняло командование объединенной группировки федеральных сил на Северном Кавказе. А потом начнется.