Впервые по-русски. "Призрачный Шанс", отрывки из романа Уильяма Берроуза.

Ведущий Дмитрий Волчек

Дмитрий Волчек:

"Призрачный шанс" - последний роман Уильяма Берроуза. 91-ый год, автору знаменитого "Голого Завтрака", которого Норман Мейлер назвал единственным американским гением, 77 лет, впереди лишь итоговая "книга снов" - "Мое образование". Берроуз обращается к истории пирата Миссьона, первое имя которого история не сохранила. Миссьона, выходца из зажиточной провансальской семьи, изучавшего гуманитарные дисциплины, логику и математику в университете Анжера в конце семнадцатого века, писатель называет первым либертарианцем. Миссьон служил на военном корабле "Виктуар", отличился в боях, затем взял управление кораблем в свои руки и поднял на мачте два флага - пиратский и белый флаг с надписью "Свобода". В 1700-м году Миссьон и его союзники - члены команд захваченных пиратами кораблей и беглые рабы - основали на северном берегу Мадагаскара свободное поселение Либертатию. Жизнь в поселке регулировалась установленными Миссьонам правилами, которые, как пишет Берроуз, были основаны на идеях, удивительно схожими с вдохновившими Французскую и Американскую революции. Были отменены смертная казнь, рабство, вмешательство властей в религиозную и сексуальную жизнь. Свободная колония просуществовала недолго - ее разорили аборигены, а Миссьон, пытавшийся спастись бегством, погиб в кораблекрушении. Воспоминания Миссьона были включены в книгу "История знаменитых пиратов", изданную в Лондоне в 1724-м году. По одной из версий, автором сборника был Даниэль Дефо. Для Берроуза, Миссьон - первый эколог, уничтоженный по приказу поработившего землю Тайного Совета. Берроуз, считавший, вслед за Артуром Кестлером, что человек - это ошибка цивилизации, рисует апокалиптические картины разрушений, вызванных варварским отношением людей к природе. Безрассудное человечество, предсказывает писатель, ожидает возмездие за высокомерное забвение законов природы, его сотрут с лица земли Семь казней Египетских.

Из книги "Призрачный шанс":

Слово "лемур" на местном наречии имело и другое значение: "призрак". Убивать призраков было табу, и

Миссьон ввел Правило, запрещающее убивать их под угрозой изгнания из поселка. Если какое-то преступление и заслуживало смертной казни, тоже запрещенной

Правилами, так именно это.

Он искал другие разновидности лемуров, которые местный информатор описал как очень большие - размером с теленка или маленькую корову.

- Где большие призраки?

Абориген указал куда-то вглубь острова: -

Остерегайся злой Ящерицы-Меняющей-Цвет. Если попадешь под ее влияние, ты тоже сменишь цвет. Тоже почернеешь от злости, позеленеешь от страха, покраснеешь от секса...

- И что ж в этом плохого?

- Через год ты умрешь. Цвета сожрут твою кожу и плоть.

- Ты говорил про большого призрака. Больше козла...

Где их можно найти?

- Когда ты услышишь Чебахаку, Человека-В-Деревьях, значит там Большого нет. Ее не бывает там, где шум.

- Ее?

- Ее. Он. Для Большого Призрака это одно и то же.

- Так. Значит, он там, где нет Человека-В-Деревьях?

- Нет. Он там, когда Человек-В-Деревьях молчит.

Такое бывало на рассвете и закате.

Миссьон шел вглубь острова по крутой тропинке, поднимавшейся на пятьсот футов над уровнем моря. Он остановился, опершись на посох, оглянулся. От восхождения его дыхание не сбилось, лицо не вспотело.

Он видел поселок, свежеиспеченные красные кирпичи и соломенные крыши, уже лишенные признаков времени, как дома в сказочной стране. Он мог разглядеть тени под причалом, снующих рыбок, чистую голубую воду залива, скалы и листву; всё плыло в прозрачной, необрамленной картине.

Тишина обрушилась, как покров, рассыпающийся в пыль, в ту секунду, когда он пошевелился. Тотчас кошачья лапа ветра протянулась через залив и вверх, вздымая папоротники и листья, плеснула ему в лицо дыхание Паники. Лапки маленького призрака покрыли мурашками его хребет, подняли волоски на затылке, там, где центр смерти вспыхивает поспешно, когда человек отправляется в мир иной.

Капитан Миссьон не боялся Паники - внезапного, невыносимого ощущения, что всё вокруг живо. Он сам был посланцем Паники, знания, которого человек боится больше всего: правды о его происхождении. Она так близко. Просто смахни слова и смотри.

Он пробирался сквозь гигантские папоротники и вьющиеся растения в зеленой тени, не расчищая себе дорогу саблей, остановился на краю поляны. Плененное мгновение, и вот куст, камень, бревно дрогнули, появилась стая кольцехвостых кошачьих лемуров; они горделиво прохаживались взад-вперед, красуясь друг перед другом, завитки хвостов над головой. Потом фьють - они исчезли, забирая с собой пространство, которое только что заполняли. Издалека донеслись крики лемура- сифаки, которого местные называли Чебахакой,

Человеком-в-Деревьях.

Ловко поймав кузнечика, он присел у покрытого мхом бревна. Крошечная головка с круглыми глазами и большими дрожащими ушками уставилась на него беспокойно. Он отпустил кузнечика, и маленький мышиный лемур тут же набросился на насекомое с чирикающим восторженным писком, сжимая его лапками, поклевывая крошечными острыми зубками.

Миссьон пошел на звук, становившийся всё громче.

Теперь Чебахаки видели его, и издавали согласные вопли, разрывающие барабанные перепонки. Крик прекратился с такой внезапной силой, что его отбросило на землю. Несколько минут он лежал в полуобмороке, наблюдая, как серые тени, качаясь, исчезают в листве.

Медленно он поднялся, оперся на посох. Перед ним высилась древняя каменная постройка, оплетенная ползучими растениями, зеленая от мха. Он прошел под аркой, каменные плиты под ногами. Огромная змея, переливаясь яркой зеленью, сползла по ступеням, ведущим в подземелье. Он начал осторожно спускаться.

В дальнем конце комнаты открывалась арка, впускающая дневной свет, и он смог разглядеть каменные стены и потолок.

В углу второй комнаты стояло животное, похожее на маленькую гориллу или шимпанзе. Это удивило его, ведь ему говорили, что на острове нет настоящих обезьян.

Существо стояло совершенно неподвижно: черное, оно, казалось, соткано самой тьмой. Тут он заметил, что справа у стены развалилось еще одно существо, светло- розовое, похожее на свинью.

Затем прямо перед собой он увидел еще одно животное, сперва ему показалось, что это маленький олень. Оно подошло к его протянутой руке, и тут он заметил, что у него нет рогов. Вытянутая мордочка, острые зубы, наточенные, словно маленькие сабли.

Длинные тонкие ноги с пальцами, похожими на канаты.

Большие, выгнутые вперед уши, глаза цвета прозрачного янтаря, в которых сверкающим драгоценным камнем плавал зрачок, меняя цвет: обсидиан, изумруд, рубин, опал, аметист, брильянт.

Медленно зверек поднял лапу и коснулся его лица, пробуждая воспоминания о древнем предательстве.

Слезы потекли по щекам капитана, он погладил оленя по голове. Миссьон знал, что должен вернуться в поселок до наступления темноты. Для человека всегда существует нечто, что он должен сделать вовремя. Для призрака оленя времени не существовало.

Быстрее и быстрее вниз, разрывая одежду о камни и шипы, к закату он уже был в поселке. Он чувствовал, что опоздал, что произошло что-то ужасное. Вокруг не было ни души. И тут он заметил Бредли Мартина, стоящего над умирающим лемуром.

Миссьон увидел, что пуля прошла навылет. Он почувствовал как гнев вскипает жаркой красной волной, но ответной ярости в Мартине не было.

- За что? - выдохнул Миссьон.

- Украл у меня манго, - с издевкой буркнул Мартин.

Рука Миссьона потянулась к пистолету.

Мартин рассмеялся. - Решили нарушить свое собственное Правило, капитан?

- Нет. Но хочу напомнить вам Правило Двадцать

Три. Если две стороны пришли к разногласию, которое не может быть решено, тогда действует закон дуэли.

- Ладно, но у меня остается право отказаться от вашего вызова, что я и сделаю.

Мартин был не лучшим фехтовальщиком и скверным стрелком.

- Тогда вы должны покинуть Либертатию этой же ночью, до захода солнца. У вас остается не больше часа.

Ни слова не говоря, Мартин обернулся и двинулся к своему жилищу. Миссьон накрыл мертвого лемура брезентом, намереваясь отнести тело в джунгли и похоронить завтра утром.

В конторе Миссьона неожиданно охватила парализующая усталость. Он знал, что ему надо было бы догнать Мартина и разобраться с ним, но, как сказал

Мартин, его собственные Правила... Он лег и сразу же провалился в глубокий сон. Ему снилось, что по всему поселку валяются мертвые лемуры, и на рассвете он проснулся в слезах.

Миссьон вышел забрать мертвого лемура, но и лемур, и брезент исчезли. С ослепительной ясностью он понял, зачем Мартин застрелил лемура и что собирается делать: пойдет к аборигенам и скажет, что поселяне убивают лемуров, и что, когда он возразил, они напали на него и ему чудом удалось спастись бегством. Для аборигенов лемуры были священны, и это грозило кровавой расправой.

Миссьон горько укорял себя за то, что позволил

Мартину уйти. Теперь нет смысла его искать. Все уже испорчено, и аборигены никогда не поверят объяснениям

Миссьона.

Миссьон впервые по-настоящему разглядел Мартина, когда они столкнулись над умирающим лемуром. И то, что он увидел, разожгло в нем смертельную, неугасимую ненависть.

Он увидел в Мартине платного пособника всего того, что было ему отвратительно. Никакие уступки, никакой компромисс невозможен. Это война на уничтожение.

Миссьон торопился. Он хотел добраться до древней каменной постройки до наступления темноты, надеясь, что там будет его особый лемур. Он часто спал рядом с этим лемуром на подстилке и назвал существо

Призраком.

Миссьон сидел за деревянным столом рядом со своим фантомом, Призраком, обдумывая загадку каменной постройки. Кто мог ее возвести?

Кто?

Он изложил вопрос иероглифами... птичье перо... Он предпочитал перьевую ручку. Вода... чистая вода под пристанью. Книга... старая книга с картинками и золотым обрезом. "Призрачные лемуры Мадагаскара". Птичье перо... Чайка, ныряющая за мусором... кильватеры бесчисленных кораблей. Перо Великой Птицы, что жила здесь когда-то, и Священное Озеро в двух днях пешком к востоку, где Священному Крокодилу каждый год приносят в жертву тёлку. Миссьон размышлял, есть ли еще похожие каменные строения на острове...

Где?

Буханка хлеба... вода... кувшин... гусь, привязанный к шесту. Смотреть из одного конца острова в другой глазами Ящерицы-Меняющей-Цвет. Миссьон не знал, почему он испуган вопросами, кружащимися у него в голове, но это был приятный испуг.

Где?

Тростник... буханка хлеба.... Птица кружит в небе.

Женщина ощипывает птицу, достает буханку из печи.

Разрыв между диким, безвременным, свободным и прирученным, привязанным ко времени, привязанным, как гусь, вечно негодующий на свою привязь.

Строение, о котором Миссьон думал постоянно, могли воздвигнуть только в эпоху, когда Разрыв расширился до Бездны.

Понятие вопроса - это тростник и вода. Знак вопроса гаснет в тростнике и воде. Вопроса не существует.

Странные существа сложили эти камни воедино.

Миссьон не мог их ясно разглядеть, только руки, словно серые веревки. Он ощущал необъятную сложность непривычной работы. Камни слишком тяжелы для рук и тел этих существ. Но по какой-то причине они должны завершить строительство.

Зачем?

Нет причины.

Призрак шевелился рядом с Миссьоном, распространяя сладкий запах тамаринда. Миссьон смотрел сквозь нависшие корни, пока ночь впитывала остатки света, как огромная черная губка.

Так он лежал в сером свете, обняв лемура. Зверек подвинулся ближе, протянул лапу к его лицу. Маленькие мышиные лемуры выскользнули из-под корней, из ниш и дупел древнего дерева и, попискивая, прыгали по комнате, гоняясь за насекомыми. Хвосты метались над головами, большие пылающие уши, тонкие, как бумага, откликались на каждый звук, а широкие прозрачные глаза высматривали добычу на стенах и полу. Они делали так миллионы лет. Мечущийся хвост, дрожащие уши отмечали поступь столетий.

Пока свет впитывался в губку ночи, Миссьон мог смотреть во всех направлениях на многие мили: тропические леса на побережье, горы и кустарники в глубине острова, засушливые южные районы, где лемуры прыгали среди высоких колючих кактусов-дидиерий. Они прыгали, скакали и странствовали по земле задолго до того, как на острове появился первый человек, до того, как первый человек появился на земле, до начала времени.

Старая иллюстрированная книга с золотым обрезом, папиросная бумага поверх каждого рисунка...

"Призрачные лемуры Мадагаскара", золотое тиснение.

Гигантские папоротники и пальмы, луковичные тамаринды, лозы и кустарники. В углу картинки большая птица, десять футов высотой, пухлая, неуклюжая, беспомощная, явно не способная летать. Эта птица говорит, что здесь остановилось время. В таком лесу не могло быть хищников, не могло быть больших кошек. В центре рисунка кольцехвостый лемур на ветке, смотрит прямо на зрителя.

Теперь появляются еще лемуры, словно в головоломке...

Род Лемуров старше, человеческого, намного старше.

Их возраст насчитывает сто шестьдесят миллионов лет, время, когда Мадагаскар отделился от африканского континента. Их способ думать и чувствовать принципиально отличен от нашего, он не ориентирован по времени, они не имеют представления о последовательности и случайности, эти категории для них противоречивы и непонятны.

Некоторые полагают, что виды, не отставившие окаменелых следов, исчезли навсегда. На самом деле

Большая Картина, история жизни на земле, доступна для прочтения любому. Горные массивы и джунгли ускользают вспять, то замедляясь, то ускоряя бег, огромные потоки земли движутся или застывают в широких дельтах, водовороты земли, словно пилы, отделяют острова друг от друга, великий раскол, земные массивы трутся друг о друга, затем разделяются, разлетаются в стороны, все поспешней... утихая у огромного красного острова, с пустынями и тропическими лесами, поросшими кустарником горами, с озерами, с уникальными животными и растениями; острова, где нет хищников и ядовитых змей, - обширное святилище лемуров и нежных духов, блеск в драгоценном глазе древесной лягушки.

Красота всегда обречена. "Зло и вооруженные люди все ближе". Человек с его оружием, его временем, его ненасытной жадностью и невежеством столь отвратителен, что не может разглядеть собственное лицо.

Человек рожден во времени. Он живет и умирает во времени. Куда бы он ни пошел, он берет с собой и насаждает время.

Капитан Миссьон выплывал быстрее и быстрее, пойманный бурным отливом времени. "Вверх и вниз, и вверх и вверх",- повторял внутренний голос.

Миссьон знал, что каменный храм - это вход в биологический Сад Утраченных Шансов. Плати и входи. Он чувствовал удар печали, останавливающей дыхание, захватывающей, разрывающей скорби. Такая скорбь способна убить. Здесь он учится понимать, какова расплата.

Он вспоминал розовое существо, похожее на свинью, безвольное в пассивной слабости, безнадежно размятое у стены, и черную обезьяну, стоявшую напротив входа, недвижную, очень черную - пылающая чернота. И нежного лемура-оленя, вымершего две тысячи лет назад,

Призрака, делящего с ним ложе. Он пробирался сквозь сплетение корней, тянущихся из древней каменной арки.

Внезапно черная обезьяна возникла прямо перед ним, и он взглянул в ее черные глаза. Она пела черную песню, строгую мелодию о черноте, слишком чистой, чтобы уцелеть во времени. Выживает только компромисс, вот почему человек - столь путаная, неприглядная тварь, необоснованно и истерично отстаивающая безнадежные компромиссы.

Миссьон двигался по черному туннелю, завершившемуся рядом диорам: последний лемур-олень падает, сраженный стрелой охотника. Странствующие голуби осыпаются с деревьев, сметенные выстрелами, валятся на тарелки жирных банкиров и политиков с их золотыми цепочками для часов и золотыми зубами. Люди отрыгивают последнего странствующего голубя.

Последний тасманийский волк хромает в голубых сумерках, одна нога поражена пулей охотника. Так происходит почти со всеми, с теми, кто мог бы жить, у кого был один шанс из миллиарда, и вот он потерян.

Наблюдай за наблюдаемым наблюдателем.

Беда подступала. Капитан Миссьон ощущал ее. Он получил сообщение от местного информатора, вполне надежного, что франко-британские экспедиционные силы готовят нападение на его Либертатию, свободное пиратское поселение на западном побережье

Мадагаскара. Предпочитая морской бой в хорошо знакомых водах необходимости защищаться на суше от атаки с четырех сторон, он решил подготовить три корабля. Перед отплытием он подошел ко входу в Музей

Исчезнувших Видов.

Утром Призрак терся о него, жалобно мяукая. Он знает, что я покидаю его. Миссьон быстро пошел прочь, но обернулся: Призрак оставался на месте, смотрел на него, ждал.

После трех дней на море, не найдя следов экспедиционных сил и не получив известий от местных моряков, у которых он справлялся, Миссьон осознал, что вся история с осадой была трюком для того, чтобы выманить его из поселка. Он повернул назад, но задержанный сильными ветрами, прибыл в Либертатию лишь восемь дней спустя.

Из бухты он увидел, что поселок был ныне выжженной руиной, не осталось ничего, лишь запах гари и смерти. Миссьон направился вглубь острова, больной страх в желудке. Он прошел по пепелищу и двинулся в джунгли к каменной постройке.

Арка была взорвана на куски, разорванные корни, как сломанные руки, пронизывали кладку и валуны.

Миссьон услышал слабый прерывистый стон: Призрак лежал, придавленный тяжелым камнем. Он отбросил камень, взял умирающего лемура на руки, зная, что

Призрак ждал его. Лемур медленно погладил его лапой по лицу с грустным, слабым стоном. Лапа упала. Миссьон знал, что шанс, который выпадает только раз в сто шестьдесят миллионов лет, навсегда потерян.

Вход... старая пленка... тусклый, зернистый взрыв... жалобная лапка тянется к лицу... Он знает, что я на расстоянии ста шестидесяти миллионов лет...

Разорванные корни, как сломанные руки... печальный, слабый стон.

Эта скорбь может убить, но Капитан Миссьон - солдат. Он не сдастся врагу. Мучительно изогнувшись, скорбь вынашивает проклятие.

Он трансмутирует свою скорбь в раскаленную вспышку ненависти и призывает проклятие на все Советы, всех мартинов на земле, на всех их прислужников, подпевал и последователей:

"Я залью их кровью Христа!"

Христос возвратился из четырехдневного скитания в пустыне, отвергнув искушения Сатаны.

Он стоит в мастерской своего отца. Комната и все предметы в ней кажутся незнакомыми, и он не чувствует, что вернулся домой. Пользовался ли он когда- то этими рубанками, пилами, молотками, чтобы мастерить стулья, столы и шкафы?

Вот кусок грубого дерева в тисках. Он берет рубанок. Он знает, что этот инструмент служит для того, чтобы смягчать и придавать форму грубому дереву. На секунду он чувствует вибрацию, исходящую от инструмента в его руке, исчезающую, как следы сна, оставляющую мертвую тяжесть в пальцах. Он кладет руку на дерево, а другой делает острый рывок, пытаясь срезать сук.

Рубанок отскакивает от сучка и впивается ему в левую руку между большим и указательным пальцами.

Глубокий порез, но он не чувствует боли, словно рука сама сделана из дерева. Он смотрит на нее недоверчиво.

Кровь, вытекающая из раны, не красная, а бледная желто-зеленая, издающая вонь аммиачного разложения, как протухшая моча, вонь человеческого пребывания на земле. Там, где кровь попала на грубое дерево, она проедает его, как кислота, размывая злобную обезьянью морду, вырезанную в ненависти, злобе и отчаянии.

Пальцами правой руки он касается раны, и та срастается и исчезает от прикосновения. Даже шрама не остается.

И пришел ко Мне человек с больной обезьянкой в руках, и сказал: "Исцели мою обезьянку".

"Я не могу исцелять животных, у них нет души".

"У них есть очарование, и красота, и невинность. Что такое люди, которых Ты исцеляешь, как не животные?

Животные без очарования, уродливые животные, нелепые и зараженные ненавистью, породившей их болезнь..." Он прижал к себе больную обезьянку и пошел прочь. Затем он обернулся и сказал: "Иди и исцеляй Своих прокаженных. И Своих зловонных нищих. Исцеляй, пока ты не утратишь Свой дар".

И пришли другие с больными кошками и хорьками. И один пришел с больным ребенком: "У этого ребенка есть второй взгляд. Он может читать чужие мысли. Он может говорить с ветром, дождем, деревьями и реками. Исцели его".

"Я не могу исцелить его, потому что он не знает

Меня и не знает Того, кто послал меня".

Столько нужно энергии, и всякий раз, когда Я использую ее, еще столько остается. Подкралась женщина и коснулась Моих одежд, и Я сказал:

"Добродетель исходит от Меня!" Я это ощущал. У добродетели был цвет, синий цвет, синее море или неба.

Я использую его весь, и больше не останется никогда.

Сегодня мужчина пришел ко Мне. Сказал, что он художник, и у него отказывают глаза. "Я прошу исцеления не ради себя, но ради дара, который у меня есть. Я вижу то, что кроется за лицами, и за горами, и за деревьями, и за морем. Я вижу то, что не видят другие и рисую то, что вижу".

Я сказал ему, что не могу излечить его, потому что нет у него веры. Он рассмеялся - тяжелый, дребезжащий звук, словно напильник, шлифующий бронзу - и ответил:

"Люди, которых Ты исцеляешь, не стоят исцеления. Это потому Ты исцеляешь их?"

"Это их вера исцеляет".

"Это ложь. Я нарисовал Твой портрет. Это портрет лжи". И он поднес картину к Моему лицу. Это был маленький деревянный квадрат, и краски следовали изгибам породы, словно само дерево нарисовало картину.

Я был потрясен, потому что уже видел прежде это лицо, вырезанное на дереве, видел в тот день, когда Моя кровь пролилась из раны в мастерской Моего отца. И тут

Мои глаза застлала тьма. А когда завеса спала, человека уже не было".

Моряки, проплывавшие близ тосканских берегов, услышали громовой голос, произносивший с абсолютной уверенностью слова, которые больше не прозвучат никогда.

"Великий бог Пан мертв!"

Это было 25 Декабря, год Ноль нашей эры.

У Брайона Гайсина есть сказка на все случаи жизни: несколько триллионов лет назад неряшливый, грязный гигант стряхивал грязь со своих пальцев. Одна из таких капель грязи - наша вселенная на пути к полу.

Плюх.

Назад в зоологический и ботанический сад вымерших видов. Сад Потерянных Шансов. Печальные улицы

Потерянного Шанса. Существа, слишком доверчивые и нежные, чтобы выжить. Лемур прыгает к озверевшему поселенцу, а тот с уродливым рыком зарубает его мачете, оставляет истекать кровью.

"Хотел меня укусить. Поганые звери".

Здесь пейзаж расслаивался: крутые горы, ущелья и долины проваливаются в темные бездны. Все смешалось: звери, растения, насекомые, беспозвоночные, амфибии, рептилии - все в своих естественных местах обитания. Возникает коварный район, район вымерших болезней. Оголодавших после стольких лет.

Болезнь вымирает, когда убивает всех на своем пути и не может отыскать новые жертвы. Многие из этих безнадежных, смертельных на все сто процентов эпидемий длятся недолго. Они должны получить небольшое распространение и оставаться, как насморк, простуда на губе или бородавка. Некоторые из них могут за неделю опустошить целую деревню.

Судьбы войны. Полные энергии, голодные и ждущие.

Ник Гренелли всегда был волосатым, черная поросль на груди, спине и плечах. Бриться ему приходилось дважды в день.

Однажды утром он обнаружил, что волосы сползают на уши, а щетина отросла, словно он не брился четыре дня. Волосы на его теле и руках тоже стали намного длиннее, а кожу покалывает, будто он чувствует, как растут волосы. Потрясенный, он бреется и садится пить кофе.

Сидя в патио своего дома в Майями, он замечает, что волосы с предплечий и запястий падают на стол, лента черных волос, и тут он с ужасом понимает, что волосы движутся, извиваясь, как маленькие живые волокна, черные червячки.

"Боже мой!" - и в этот момент порыв ветра поднимает волосы над стеной, окружающей патио, и уносит в небеса.

На следующий день, когда он просыпается, пелена волос застилает глаза, а пошевелившись в постели, он чувствует, как подушка волос движется по телу. Его нос забит волосами, ресницы и брови закрывают глаза. Вопя, он несется в ванну, его лицо полностью закрыто, огромные пучки волос торчат из ушей, они покрыли ладони, подошвы ног. И волосы - живые, они корчатся и извиваются, полные жизни. Волосы проросли сквозь щеки, просочились в рот и горло.

Надвигается: Лихорадка Красного Паука.

Распространитель - маленький красный паучок, четверть дюйма. Через несколько секунд после укуса жертва ощущает сильное жжение. Зуд быстро распространяется по всему телу, и вскоре человек чувствует, как вся его кожа становится одним зудящим, горящим, опухающим муравейником. Узлы подмышками и в паху вспухают и взрываются, пока пациент, визжа от боли, испытывает бесконечные непроизвольные оргазмы, извергая ярко- красные дымящиеся экскременты лихорадки, полные яиц, из которых уже вылупляются пауки. Затем болезнь распространяется на внутренние органы, завершаясь многочисленными кровоизлияниями и удушьем от отека горла и легких. Смерть обычно наступает в течение двадцати четырех часов после заражения.

Эти вымершие болезни, скажу я вам, бывает, могут убить и за минуты. Прожорливые болезни скрываются в пыли и соломе, в тумане, болотах и камнях. Среди самых смертельных - паразитические растения, растущие в человеческой плоти - например, Корни. Эти Корни прорастают во внутренности и железы, обвиваются вокруг костей, лозы пробиваются у жертвы в паху и подмышками, усики высовываются из ноздрей, выбрасывая смертоносные семена, разлетающиеся по ветру, шипы разрывают глаза, череп превращается в цветочный горшок для красивейших мозговых орхидей, которые растут поверх мертвых глаз, а кожа медленно затвердевает в кору. В некоторых случаях метаморфоза полная. Жертва врастает в землю и познает изысканные муки медленного укоренения, пока листья питаются светом, а корни впитывают воду, перегной и почву.

Другие персонажи захвачены плотоядным растением, которое прорываются сквозь прыщи по всему телу, чтобы пожирать рои насекомых, привлеченных сладким соком, которые испускает цветок... толстых майских жуков, кузнечиков, сороконожек, пчел, ос, шершней.

Улицы Утраченного Шанса. Человек знает, что у него один шанс из миллиона установить связь, которая оживит существо, которое он носит в своем теле. Если у него не получится, маленькое существо погибнет внутри. Нужда делает его абсолютно безжалостным. Всё, что угодно, лишь бы защитить ребенка. Он может солгать, обмануть, убить без малейшего сомнения. Потому что он носитель, страж единственного ребенка на миллион.

Были, конечно, виды, исчезнувшие до появления человека, но человек внес свою лепту. Он убивает ради еды, но он убивает и для удовольствия, для уверенности.

Более того, он убивает, чтобы потешить эту уродливую штуку. Штуку, которая у него внутри. Уродливый Дух, нашедший достойное пристанище в Homo Sapiens,

Уродливом Звере.

Барьер создан в человеческом организме, барьер или трещина между двумя полушариями, так, чтобы человек не мог осуществить их синтез. Я провожу параллель между этими двумя сторонами человеческого тела и трещиной, отделяющей Мадагаскар от Африки.

Одна сторона плывет в околдованную безвременную невинность. Другая неумолимо движется в сторону языка, времени, использования орудий и оружия, в сторону войны, эксплуатации и рабства.

По-видимому, их слияние нежизнеспособно, и есть искушение сказать, вслед за Брайоном Гайсиным: "Сотри слово".

Нет возможности выяснить, сколько умерло от эпидемий. На самом деле голод, отсутствие ухода, насилие и старые добрые пневмония, столбняк, дизентерия, холера, дифтерит, брюшной тиф, скарлатина, гепатит, туберкулез, неизлеченные венерические болезни и общие инфекции забирают столько же людей, сколько так называемые Эпидемии Безумия.

Ученые обитают в укрепленных зданиях, под охраной оставшихся военных и полиции. У ученых серьезные побудительные причины творить.

"Ну, ребята, у нас есть только четырнадцать дней, чтобы найти сыворотку или лекарство против Волос, иначе..."

Когда истекает время, в лабораторию запускают смертельный газ. Все лаборатории разделены и герметично опечатаны. Так что вот так. Благотворный урок для выживших.

Снаружи этих зданий воцарился полный хаос, носятся неведомые эпидемии, а все попытки установить закон и порядок оставлены. Всюду выстроены крепости, чтобы отбивать разъяренные банды от голодающих городов.

Четыре Всадника мчатся по разрушенным городам и заброшенным, заросшим сорняками фермам.

Вирус сжигает себя, его жертвы гибнут миллионами.

Люди мира наконец возвращаются к своему источнику духа, назад к крошечному народцу лемуров, обитающему в деревьях и листве, потоках, камнях и небе.

Вскоре все следы, все воспоминания о войнах и эпидемиях исчезнут, как остатки сна.

В программе использована музыка групп "Delirium" и "Nurse with Wound"