Экслибрис
Наша реальность и наша игра
Джон Ле Карре специально для Радио Свобода

Автор Елена Коломийченко

Коломийченко:

Джон Ле Карре редко дает интервью. Нам повезло: корреспондента Радио Свобода в Лондоне Наталию Голицыну британский писатель пригласил к себе в Корнуэлл.

Ле Карре:

В Лондоне я подолгу не живу. Обычно мы с женой живем в западной части Корнуэлла, в глубокой провинции. Здесь мне лучше. Я не считаю, что занимаю какое-то особое место в английской литературе, скорее я писатель - космополитический, и мне эта роль нравится больше. Я весьма насторожен в отношении английской литературно-академической среды, с ее представителями не общаюсь, не знаю в лицо литературных критиков, едва помню их имена. Я делаю все возможное, чтобы ничего не читать о себе, ибо это оставляет у меня ощущение какой-то бессмысленности и фальши. В конце концов, я веду себя как и любой другой на моем месте. Я смастерил себе некую капсулу - и живу в ней. Но Англия до такой степени у меня в крови, что я не могу долго жить в другом месте. В этом смысле я - русский; по-моему, многие русские никогда не чувствуют себя дома на чужой земле. И у меня то же чувство. Я много путешествовал. Впрочем, может быть, я просто мечтаю об Англии, которой никогда не было. Не думаю я, что есть и какая-то европейская идентичность. Я сам удален от каких-то национальных берегов. Мне кажется, что я никогда не смог бы жить в США, хотя мне и нравится там бывать. Все-таки, если бы мне пришлось жить в изгнании, я бы выбрал европейскую страну. Я бы назвал себя англичанином с нордической душой. Мне гораздо лучше на берегу северного моря, чем в южных странах. Это как Гете до его итальянского путешествия. Во всех отношениях, кроме таланта.

Коломийченко:

Джон Ле Карре - литературный псевдоним, под которым приобрел мировую известность Дэвид Джон Мур Корнуэлл.

Ле Карре:

Я был на службе у правительства, когда начал писать. И хотя мои работодатели ничего не имели против уже опубликованных книг - их было к тому времени три - они потребовали, чтобы я взял себе псевдоним. Но было бы тоже самое, пиши я, к примеру, о бабочках. Просто в Форин Оффис такая традиция. По правилам МИДа имеешь ли ты дело с секретными данными, или работаешь простым клерком - ты не имеешь права подписываться собственным именем, даже если речь идет о статье в газете. Почему Ле Карре? Я столько раз выдумывал всевозможную ложь по этому поводу, что сам не знаю, чему верить. Мой британский издатель Виктор Голланкс, когда я только начинал, сказал, что я должен выбрать два хорошо звучащих односложных англо-саксонских слова. На эту смехотворную идею я должен был как-то отреагировать. Я выбрал имя, которое этому совершенно не соответствовало, да еще звучало на французский манер. Но мне кажется, что визуально это имя хорошо запоминается.

Коломийченко:

Дэвид Джон Мур Корнуэлл родился 10 октября 1931 года в Великобритании, в городе Пуле графства Дорсет.

Ле Карре:

У меня было довольно трудное детство. Я родился в буржуазной семье, отец был бизнесменом в худшем смысле этого слова, он даже несколько раз попадал в тюрьму - предприниматель, на тот манер, как это понимают "новые русские". Грэм Грин как-то заметил, что детство - вечный кредит писателя. Мое детство было и очень ярким, и очень одиноким. Мы с братом никогда подолгу не жили на одном месте, и потому чувствовали себя маленькими изгнанниками. Мама исчезла из семьи, когда мне было лет пять. Я рос с отцом, а ее снова увидел, когда мне было уже за двадцать. Но та своеобразная "теплица", если хотите, в которой я жил как-то способствовала моему внутреннему творчеству. Мне кажется, все дети с нелегкой судьбой это поймут.Правда и то, что мой отец делал все возможное, буквально "жилы" надрывал, чтобы раздобыть побольше денег и отправить детей в частные школы.Когда я подрос, я решил, что буду рисовать и попытался иллюстрировать книги. Но в один прекрасный момент - мне было тогда чуть больше двадцати - я понял, что никогда не добьюсь в этом успеха, что живописью и рисованием не смогу зарабатывать на хлеб. Желание и амбиции у меня были,а способностей - нет. Постепенно я стал пробовать писать. В юности я писал стихи. Сейчас я думаю, что они были ужасны, я уничтожил и продолжаю уничтожать все, какие мне удается найти. Кое-что, впрочем, сохранилось: то, что печатали журналы для молодежи.Эти мои стихи сейчас кажутся чересчур романтическими, и мне даже неловко от этого. Когда я опять встретился с матерью - а мне уже было больше двадцати - я почувствовал некое отчуждение и запоздалый гнев. Даже физически я не знал, как подойти к ней, поцеловать после всех этих долгих лет... Она была, да и оставалась потом до смерти, чужим человеком. Но рассказывать русским о тяжелом детстве в Англии, пожалуй, бессмысленно и неловко. Когда читаешь о детстве моих сверстников в России, понимаешь, что их лишения были по-настоящему ужасны: боль, потеря семьи, лагеря, люди, исчезающие в одну ночь,война, плен и лагеря в Германии, возвращение домой и опять заключение...

Степень страдания русских людей внушает мне смирение, когда я думаю над своими мнимыми печалями...

Коломийченко:

Дэвид Джон Мур Корнуэлл - будущий британский писатель Джон Ле Карре - учился сперва в Беркшире, в школе Сэйнт Андрю, потом в Дорсете. В 1948 выиграл школьный приз как поэт, за лучшее английское стихотворение. В том же году отправился в Швейцарию, где в университете Берна изучал французский и немецкий. Службу в армии проходил в Вене, в составе британского армейского разведкорпуса. В 56-м закончил Оксфорд и стал преподавать французский и немецкий в Итоне. В 60-м поступил на службу в британский Форин Оффис.

Ле Карре:

Мне очень помог опыт работы в британской разведке.

У каждого в жизни есть какое-то главное испытание.У каждого писателя, художника, я думаю, есть некая духовная обитель. Это и составляет его главный жизненный опыт. Если бы в годы моего становления я был моряком - то писал бы о море, если бы стал банкиром, юристом, или вроде того, то обращался бы к их опыту. Как второстепенный клерк, я оказался в самом центре событий, которые именуют "холодной войной". Я смог понять многое изнутри: как принимались решения,как их принимали люди в закрытых обществах, обладавшие весьма ограниченной информацией, как общались они между собой. Мне открылись самые разные человеческие слабости и претензии. Я исследовал секретные службы, как подсознание народов, которым они принадлежали. Мне были интересны подспудные страхи и мифы, которыми они жили. Ну, например, история КГБ реально отражает психологию тогдашнего советского общества, его фантазии, страхи, абсурдные, бессмысленные ужасы перед русской эмиграцией. Это и всякого рода заблуждения - особенно в отношении США. И наоборот, не всегда адекватное поведение по отношению к России. У меня было преимущество: я всё это увидел изнутри. Я получил огромную информацию и использовал свой опыт, чтобы показать гораздо более широкие сферы жизни. Именно поэтому разведка стала местом действия моей "человеческой комедии".

Коломийченко:

"Человеческая комедия" Ле Карре - это 17 романов. Последний - семнадцатый - СИНГЛ и СИНГЛ вышел в Великобритании только что - 22 февраля. Третий роман - ШПИОН, КОТОРЫЙ ВЕРНУЛСЯ С ХОЛОДА - принес Ле Карре всемирное признание. За БЕЗУПРЕЧНЫМ ШПИОНОМ, романом во многом автобиографическим, последовал РУССКИЙ ДОМ, ТАЙНЫЙ ПИЛИГРИМ, НОЧНОЙ ПОРТЬЕ , НАША ИГРА и ПОРТНОЙ ИЗ ПАНАМЫ. Место действия большинства романов Ле Карре - Европа и Россия - сперва Советский Союз, теперь - Россия постсоветская. Главные действующие лица - секретные агенты по обе стороны "железного занавеса". Шпионы Ле Карре не похожи на Джеймса Бонда из книг Яна Флеминга. В большинстве своем это одинокие, усталые, порядочные люди, отнюдь не соблазнители: их любовная жизнь порой мучительно трудна. Литература, моральные проблемы волнуют их куда больше нежели азартные игры. Они остро чувствуют угрозу человеческим ценностям, которые они защищают.

Джон Ле Карре, ИЗ РОМАНА НАША ИГРА:

"В одной из комнат верхнего этажа нашего дома у Шефердского рынка мы выпиваем прощальную рюмку с экономическим советником посольства России Володей Зориным - на самом деле резидентом обновленной российской разведки в Лондоне. Это последняя из наших полуофициальных встреч. Через три недели я покину секретный мир и забуду обо всем этом. Зорин - эдакая немного слезливая рабочая лошадь времен холодной войны. Проститься с ним - все-равно что проститься с собственным прошлым.

"К сожалению, Володя, это уже сделано. Мой дядя Боб посадил свой виноградник внутри стен, построенных в восемнадцатом веке. Это пристанище болезней хорошо сохраняет холод."

Ле Карре:

До 87 года нога моя не ступала на землю Советского Союза. Меня не хотели там видеть, русские даже не ответили на мою визовую анкету. Впрочем, не думаю, что мне позволили бы туда поехать и английские власти. До 87-го Россия была для меня абстракцией, далекой фантазией, туманным призраком за железным занавесом. А потом, когда я впервые попал в Россию, мое впечатление было таким же, как у любого, кто попадает туда впервые. Когда вы там оказываетесь, трудно поверить, что эти люди могли быть тем самым "грозным врагом" нашей системы. И когда я говорил о сражении двух безумных фантазий, то смысл одной из них состоял в том, что эти люди не имели ни воли, ни возможности разрушить нашу систему. Россия просто не функционировала. В этом и состоял ее самый главный секрет. Другой - это удивительно примитивная жизнь провинции, упадок промышленности и сельского хозяйства. После 87-го года я начал многое понимать.Ясно, что происходило на самом деле. Советский Союз создал некий абстрактный "Роллс-Ройс", воруя технологии, где только можно. Этот "Роллс-Ройс" - советский военный потенциал,который они долго хранили. Но стоимость производства "Роллс-Ройса" была поистине фантастической, намного больше его рыночной стоимости. Гонка вооружении требовала все больше денег, и постепенно Россия обанкротилась. Последним ходом в этой игре стал план "звездных войн". Это, если угодно, было политическим выводом из моих первых впечатлений. Люди мне понравились. Русских часто представляли и коварными, и наивными в то же время. Я нашел их откровенными, достойными, человечными. После этого Россия меня необычайно захватила. И время от времени я продолжаю там бывать. Последний раз, когда я был в России, мне удалось встретиться с несколькими боссами местной мафии. Эту встречу мне устроили бывшие сотрудники КГБ. Конечно, трагично наблюдать, как быстро бывший Советский Союз перешел от теоретически успешной формы социализма к не менее "успешной" форме капитализма.Мне бы очень хотелось, чтобы между ними существовал какой-то промежуточный этап... С одним "господином" из российских мафиози я встретился в принадлежащем ему ночном клубе. Это был внушительного вида, крепкого сложения лысоватый человек, словно сошедший с полицейского объявления о разыскиваемом преступнике.Его сопровождали бывшие спецназовцы, ставшие телохранителями, а у стен стояли тоже бывшие спецназовцы с гранатами на поясе. Звучала старомодная музыка, на площадке танцевали красивые деревенского вида девушки на высоких каблуках. Этого человека звали Дима. Музыка была такой громкой, что мне приходилось наклоняться к нему. Иначе мы друг друга не слышали.Со мной был переводчик. Я попросил Диму снять дымчатые очки, чтобы можно было увидеть его глаза, с очками создавалось впечатление, что говоришь с глухой стеной. Он нехотя снял."Что вы хотите спросить?" Я об этом не думал, и потому спросил:"Дима, вы богаты?" "Да"- ответил он. Я спросил, насколько он богат и предположил пять миллионов долларов. Он фыркнул. "Пятьдесят миллионов?" Он ответил, что это ближе к истине, но все же меньше его состояния. "Хорошо, - заметил я - допустим, у вас сто миллионов. Судя по всему вы - жулик, вор", - сказал я ему. Он стал мне втолковывать, что не делает ничего противозаконного, что в стране не работает конституция, нет порядка, и что вообще сейчас все озабочены только личными делами. "Вы женаты?" - спросил я его. "Да". Он был примерно моего возраста, и поэтому я спросил, есть ли у него внуки. Он ответил, что есть. Тогда я заметил, что в двадцатые годы в Америке тоже были жулики, которые работали на грани закона, - вроде Джи Пи Моргана, Карнеги и других. Однако к концу жизни они стали кое-что понимать: что нельзя только брать у общества и ничего не отдавать. Они стали строить музеи и больницы.Даже Пабло Эскобар, сказал я ему, прежде чем был убит, даже Дон Пабло строил поселки в пригороде Меделина. И вам тоже нужно что-то сделать, убеждал я его, чтобы хоть как-то компенсировать то, что отняли у людей. В ответ Дима разразился длинной тирадой (по-русски). В конце концов мой переводчик повернулся ко мне и растерянно сказал: "Мистер Дэвид, я очень извиняюсь, но мистер Дима сказал : Фак офф. Прилично ли на Радио Свобода перевести это выражение?.."

Коломийченко:

Ле Карре. Технология творчества.

Ле Карре:

Обычно все начинается спокойно - с одного персонажа. Затем я ищу конфликт. Как у кинорежиссера, у меня в голове уже складывается последняя сцена, тот момент, когда публика покидает кинозал, точнее, то, что чувствует читатель, "выходя" из книги. После этого я даю книге самой себя писать. Появляются персонажи, которые и организуют книжное пространство. Если бы я знал, как все происходит, мне было бы неинтересно. Однажды Грэм Грин сказал мне, что относится к писательскому дару как к другому человеку, как к кому-то, кто обладает собственным чувством юмора и по горло сыт здравым смыслом. С характерным для него чисто английским заиканием он сказал: "Когда я вхожу в комнату полную людей, я оставляю этот чертов талант за дверью". Я делаю то же самое.

Коломийченко:

Джон Ле Карре - роман НАША ИГРА. Место действия - Европа: Британия и Франция, Россия и Кавказ: Ингушетия. Действующие лица - секретный агент ее Величества королевы Великобритании Тим Крэнмер, теперь - пенсионер, двойной агент Лэрри Петтифер, мятежный романтик из поздних шестидесятых, Эмма, оставившая Крэнмера ради Лэрри, бывший атташе по культуре российского посольства в Великобритании, ингуш, генерал КГБ Константин Абрамович Чечеев, российский резидент в Лондоне Владимир Зорин и другие. Роман не перескажешь, его нужно читать. Двойной агент Лэрри исчезает из Великобритании и из поля зрения секретной службы. Тим Крэнмер - а именно на него и на генерала советского КГБ Чечеева долгие годы работал Лэрри Петтифер - принимается его искать. Эмма оставляет Крэнмера и скрывается в Париже. Крэнмер находит множество деталей, наводящих на след, по которому можно найти его бывшего агента. Ингушетия - именно сюда отправляется Лэрри Петтифер. В горах Ингушетии сражается и бывший генерал КГБ Чечеев.

Ле Карре:

Я сыграл определенную роль в событиях шестидесятых годов, в том смысле, что разоблачил смысл "холодной" войны. Я говорил о ней на уровне простых людей. То,что было в моих романах, люди видели вокруг себя,многое им не рассказывали - ведь существовала армия принимавших решения на свой страх и риск. Твердили, что шпионаж - это неизбежная и героическая часть этого идеологического конфликта. Я же утверждал, что это отвратительное и негуманное занятие и, может быть, нам не следует в этом участвовать. Это и стало моим слабым голосом в революции 60-х. Мы всегда забываем, что эти события подготовил Хрущев, и что хрущевская перестройка была гораздо важнее горбачевской. На нее как следовало бы не откликнулись, к сожалению. Хрущевская перестройка завершилась во враждебной атмосфере. Но все же был момент, когда все мы думали, что тучи рассеялись. Это стало эпохой упущенных возможностей в отношениях Востока и Запада, но тогда мы надеялись...

Джон Ле Карре, роман НАША ИГРА:

" Разве Лэрри не принадлежал нам обоим? Разве оба мы не пребывали и в восторге, и в тревоге из-за его выходок: вверх, вниз? Разве не от его умения зависело, что нам обоим скажут наши хозяева?..

Ты знаешь, что было 23 февраля 44-го года, когда я родился, а все отмечали большой национальный праздник, и российские солдаты наводили порядок в наших деревнях и гуляли? Все ингуши и чеченцы по приказу Сталина были объявлены преступниками и высланы за тысячи миль от нежных кавказских лугов в пустынные места на севере Аральского моря..."

Ле Карре:

В начале 90-х, когда я был в Москве, я встретился там с несколькими чеченцами и ингушами. Тогда я впервые узнал об откровенном расизме, составляющем некую часть русской ментальности. Этих людей в Москве называли "черножопыми", "черными" и прочими не менее "очаровательными" именами, выявляющими этот самый расизм. Среди ингушей, с которыми я тогда встретился, был некто Костоев - в то время депутат федерального парламента. В Ингушетии он служил милиционером, это он арестовал серийного убийцу Чикатило. Костоев познакомил меня со своими земляками, и меня очень заинтересовали их проблемы. Мне показалось, что их судьба - пример такой откровенной несправедливости,какого не сыщешь в истории. В 44-м году по приказу Сталина ингуши, как вы знаете, были депортированы из Ингушетии в Казахстан. Многие из них в чудовищных условиях по дороге погибли.Освободившиеся территории в Ингушетии заняли жители Северной Осетии. И когда Хрущев освободил ингушей из ссылки, вернул их на родные места, они даже не смогли получить свои дома. Все это окрашено, на мой взгляд, в черный и белый цвета. Это то, что можно назвать абсолютной несправедливостью.Я заинтересовался всей этой историей и решил показать ее через восприятие, сознание западного человека, работавшего против Советского Союза и испытывающего что-то вроде подспудных моральных обязательств перед всем миром. Во-вторых меня захватило то, как возникает новая русская империя на обломках советской. Нужно признать - к худу ли, к добру - но Россия стала колониальной державой. Мне захотелось обо всем этом написать в романе и показать, что распад Советского Союза породил новые проблемы, связанные со справедливостью и демократическими правами. Обо всем этом нужно громко говорить. Мне кажется неправильным, когда позаимствовав даласскую мораль, говорят, обращаясь к республиками, между которыми раньше не было преград:"Ребята, вы будете охранять свою сторону сторону границы, а мы - свою. Мы не станем запугивать вас чеченцами и указывать, что вам надлежит делать на вашей земле. Однако, и вы не должны диктовать, что нам делать у себя". Это политика разобщения, и я думаю, с западной точки зрения, - постыдная политика. Вот почему я и взялся за этот роман...

Джон Ле Карре, из романа НАША ИГРА:

"Письмо Лэрри Эмме -

Почему ингуши? Потому что их ситуация сейчас - отражение и нашего недостойного поведения в мире после "холодной войны", потому что и Запад, из соображений чертовой стабильности, не отвечает на отчаянные крики людей, которые, как мы утверждали раньше, нуждаются в защите..."

Ле Карре:

Думаю, что и Западу нужна "перестройка". По-моему мнению у политических позиций огромная инерция. Они живут и тогда, когда их не к чему и никчему применять.Мне не кажется, что "холодная война" завершилась, потому что сохраняются прежние подходы к политическим проблемам. Россия имеет большой опыт по уборке собственного дома, по его очистке. Соединенные Штаты располагают не меньшим опытом в самообразовании и понимании Советского Союза. В конце концов, следствием этого должно стать союзничество России и Америки. Это было бы спасением для мира. Но шанс был упущен - причем с обеих сторон. После этого жуткого конфликта никто не разработал план Маршалла.Не произошло и внутреннее примирение. Американцы не отправились ведь в бывший СССР, чтобы поближе знакомиться, общаться, видеть, говорить с молодыми людьми в России, молодыми - из "прежних советских аппаратчиков".Не было и нет настоящего плана действий в этих, прежде никем не предвиденных, условиях. Нет и реальной концепции мирного сотрудничества - вот потому и не возник упомянутый союз. И не нужно думать, что те деньги, которые мы даем России, решат все ее проблемы. Думаю, прав был Миттеран, заметив, что"история движется с собственной скоростью.Мы имеем дело со страной, где не было Реформации, не было своего Эразма Роттердамского, нет никакого более или менее продолжительного опыта эффективной демократии. "

Как можно рассчитывать, что джинсы, кока-кола и доллары способны превратить Россию в равноправного партнера в этом союзе? Мы должны быть терпеливы. Но и Соединенные Штаты просто выдохлись, пытаясь понять Россию.И средний американец не хочет ни знать, ни читать о России. Он устал от российских проблем. Для него они - лишь эхо( хорошее слово! - эхо) холодной войны. Средний американец хочет навсегда забыть времена, когда он боялся и верил, что американские города могут быть разрушены в одну "прекрасную" ночь. Пожалуй, мы все страдаем от этой длительной травмы. Но нужно запастись терпением и помнить слова Миттерана.

Коломийченко:

Джон Ле Карре, роман НАША ИГРА. Тим Крэнмер, используя свои прежние контакты, попадает в Ингушетию. Лэрри Петтифер и генерал КГБ Чечеев сражаются в горах с российскими войсками.

ФРАГМЕНТ РОМАНА:

"Справа от меня старик что-то сказал на своем языке. То же повторили остальные... Исса объяснил: они благословляют его мученическую смерть. "Чью?" - спросил я шепотом. "Башир Хаджи" - ответил он. "Они просят Бога простить его и быть к нему милостивым, они просят благословить его газават. Они клянутся отомстить Возмездие- наше дело, не Божье."

"Ей скажут..."

Ле Карре:

У меня нет магического кристалла...Однако, произойдет то,что должно было произойти раньше: возникнет смешанная экономика, в которой частично будет сохранен и государственный сектор. Постепенный переход от командной экономики к частному предпринимательству займет более длительный период. То, что случилось, было ужасно: "красные" цари вдруг стали "серыми" царями, а секретари райкомов - банковскими менеджерами. Абсурд... Из всего этого мы поняли - может быть, слишком поздно - что нужных, подходящих людей в России не существует. Произошло примерно то же самое, что после краха нацистской Германии. Тогда пришлось сохранить весь старый бюрократический аппарат, чтобы страна смогла работать. Нужных людей не было в том смысле, что людям некогда было переоценить привычные ценности и пересмотреть свои взгляды. Вот пример: у советской милиции, которая стала российской, были две ответственные функции: не дать просочиться информации о подлинной жизни номенклатуры и защищать эту номенклатуру от возможных покушений на ее жизнь и привилегии. Других, более ответственных функции у милиции не было, не было и ответственности по отношению к рядовым гражданам. И милиция все еще остается важнейшим объектом реформирования российского общества, что совершенно необходимо, чтобы Россия изменилась к лучшему. История демонстрирует удивительную способность России и ее людей выживать . Конечно, выживет Россия и на этот раз. Нет таких потрясений, в отношении которых у нее нет опыта. Вопрос лишь в том, как Россия при этом сохранится. И сейчас, на мой взгляд, таким методом мог бы стать метод постепенных преобразований. Альтернатива этому - нынешний хаос и возврат к прошлому.

Коломийченко:

Сцена большинства романов Ле Карре - Европа. По ту сторону Атлантики, на американском континенте разворачивается действие только в одном из его романов - "Портной из Панамы".

Ле Карре:

В романе "Панамский портной" я писал о завершении холодной войны. В те годы Соединенные Штаты поддерживали многих диктаторов в Центральной и Латинской Америке. А когда "холодная" война окончилась - эти люди вдруг оказались не нужны. Это случилось, в частности, с Норьегой в Панаме, то же произошло и с Пиночетом. События в Панаме - их можно назвать "черной комедией" - поставили точку в колониальной истории страны. Аренда Панамского канала американцами завершится пополудни 31 декабря 1999 года. Канал будет возвращен Панаме, и американцы оттуда уйдут.Мне просто нужен был повод и сцена, чтобы поговорить о конце холодной войны, о том, как пытаются и не всегда могут привыкнуть к этому американцы, как англичане следуют их примеру. В конце романа они пытаются оправдать очередное вторжение в Панаму. Этот, связанный с окончанием холодной войны, роман - плод моего воображения, моей фантазии и размышлений.

Коломийченко:

Последний из романов Ле Карре, представленный читателю 22 февраля, СИНГЛ и СИНГЛ - тоже плод размышлений о конце "холодной войны", о новой ситуации, в которой оказались и Восток, и Запад, о попытках к ней приспособиться и даже извлечь коммерческие выгоды. Это и нелегкая история отношений новой России и Запада, история разных поколений, история нынешних "отцов и детей", трагическая история со счастливым концом.