Ведущие Андрей Бабицкий, Илья Дадашидзе

"Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и должны поступать в отношении друг друга в духе братства". Статья 1 Всеобщей декларации прав человека.

В этом выпуске:

• Дело военного журналиста Григория Пасько.
• Писатель Юлий Даниэль, - с процесса по делу Синявского и Даниэля начинается история правозащитного движения в СССР.
• Рубрика "Профиль" - иркутские правозащитники о себе.
• Проблемы нового уголовно-процессуального кодекса.
• Полезные советы человеку, попавшему в отделение милиции.
• Письма заключенных-туберкулезников.

Уже более года находится в заключении капитан второго ранга, военный журналист Григорий Пасько, которому 20 ноября прошлого годы было предъявлено обвинение по статье 275 УК РФ - государственная измена в форме шпионажа. Пасько инкриминируется его работа на японскую газету "Асахи" и телевизионную корпорацию Эн-Эйч-Кей, которым он на протяжении нескольких лет предоставлял материалы о катастрофическом состоянии экологии в Тихоокеанском регионе. Кстати, аналогичные по содержанию статьи, свидетельствующие о преступной халатности российских военных, Григорий Пасько регулярно опубликовывал в газете "Боевая вахта", корреспондентом которой он являлся, а также в других российских изданиях.

Сегодня судить в полной мере о материалах следствия и его аргументах не представляется возможным, поскольку большая часть документов засекречена. Закрытым было и заседание суда по делу Пасько. Тем не менее обе стороны предоставили свои доводы в СМИ. В результате утечки оказалось опубликованным и обвинительное заключение по делу журналиста. На сегодняшний день можно констатировать, что обвиняющая сторона сдает свои позиции. Так, она уже фактически отказалась от основного обвинения в государственной измене, факт которой не может быть доказан материалами следствия. Говорит адвокат Григория Пасько, бывший заместитель председателя военной коллегии Верховного суда СССР, генерал Михаил Маров.

Михаил Маров:

Для того, чтобы человека обвинить в государственной измене, нужно установить его умысел в том, что он действует с иностранным государством, его представителями, представителями иностранных организаций с целью подрыва безопасности России. Вот это обстоятельство, мне представляется, что по делу не доказано, не установлено. Конечно, никаких действий, никакого умысла у Пасько, направленного на подрыв безопасности России, конечно, не было, это вне всякого сомнения.

Говорит адвокат Григория Пасько, генерал Маров. Не менее шаткими представляются основания и под обвинением в разглашении государственной тайны. Экспертиза генерального штаба признала, что четыре документа, изъятых у Пасько, являются секретными. Кстати, ни с одним из этих документов ни сам обвиняемый, ни его адвокаты ознакомлены не были. Но самое удивительное, что, согласно все той же экспертизе, по отдельности документы и рукописи не являются секретными и лишь в совокупности они содержат сведения, составляющие государственную тайну. Возможно, такой вывод обвинения представляется логичным. Однако, ряд специалистов уже выступил с заявлениями о том, что подобная постановка вопроса является абсурдной. Сошлюсь на мнение бывшего начальника флотской разведки, которого, по всей вероятности, вполне можно считать экспертом по данному делу Юрия Максименко, открыто выступившего на защиту Пасько. Таковы на сегодняшний день позиции обвинения. В октябре адвокаты и защитники направили ходатайство в Верховный суд об изменении меры пресечения Пасько - содержание под стражей - на подписку о невыезде. На своем заседании в конце ноября коллегия Верховного суда проигнорировала доводы защиты и воспроизвела полностью в своем решении аргументацию прокурора. Вот что думает по этому поводу общественный защитник Григория Пасько, председатель общественного фонда "Гласность" Алексей Симонов.

Алексей Симонов:

Ничто из сказанного четверыми защитниками просто не было услышано судом, и в этом не было ни малейшего ответа, даже попытки ответа, - на наши доводы или резоны. Причем, ну ладно, я могу, как говорится, в этом смысле бросить камень в себя, я не юрист, но защитники-то юристы, они приводили юридические доводы. К сожалению, это очень страшная тенденция, потому что при всей вежливости суда он спустил предохранитель. То есть на сегодняшний день суд Тихоокеанского флота будет в полной уверенности, что никакие его решения в отношении Пасько не будут ни опровергнуты, ни подвергнуты сомнению. Это очень страшно, потому что в той ситуации, в которой он находится, в связи с предъявленными ему обвинениями, его должен судить военный суд. Но дело заключается в том, что в связи с сутью предъявленных ему обвинений, его должен судить гражданский суд. И даже то, что он военный человек, не снимает того, что он занимается сугубо мирной профессией, профессией журналиста.

Говорил общественный защитник по делу Григория Пасько Алексей Симонов. Дело отправлено обратно во Владивосток, и уже в начале следующего года состоятся слушания. И здесь возникает одна очень характерная для сегодняшней правовой ситуации в России юридическая коллизия. Положенный в основу обвинительного заключения закон о государственной тайне, предоставляющий министерствам и ведомствам самим определять, что, на их взгляд, составляет предмет государственной тайны, напрямую противоречит различным международным пактам, под которыми стоит подпись России, в том числе и Всеобщей декларации прав человека. Между тем, и международные правовые акты по Конституции РФ имеют приоритет перед российскими законами. Об этом - вице-президент русского Пен-центра Аркадий Ваксберг.

Аркадий Ваксберг:

Безусловное право на свободный доступ к информации записано в Декларации прав человека, записано и в нашей действующей Конституции, где, кстати, формально зафиксировано и то, что международные законы имеют приоритет над национальными, и что Конституция является законом прямого действия. Никакая ведомственная инструкция не может отменить эту общую норму международного права. Между тем, закон о государственной тайне предоставил не только МО, а вообще - чуть ли не всем центральным ведомствам страны, самим определять, что в своей деятельности они считают секретным. И вот этот абсурд... Его даже неловко обсуждать, он превращает свободу слова, свободу на доступ к информации - в пустой звук, лишенный всякого смысла и содержания. Я вообще не хочу касаться того, использовал ли журналист Пасько уже опубликованную или не опубликованную информацию, это вопрос факта и он будет предметом обсуждения в суде. Но в любом случае - экологическая информация, затрагивающая интересы не какого-то российского ведомства, а всего человечества, - не может быть ничьей тайной. Русский Пен-центр, следуя хартии международного пена, не может не защищать интересы Пасько, потому что Пасько судят за его профессиональную деятельность, за выполнение им профессионального долга.

Говорил вице-президент русского Пен-центра Аркадий Ваксберг. Точно так же, по мнению председателя общественного фонда защиты гласности Алексея Симонова, дело против Пасько имеет общественно значимый характер. Речь идет о праве журналиста на свободный сбор и распространение информации.

Алексей Симонов:

Обвинение в адрес Пасько - это практически обвинение в адрес всей журналистики, потому что собирать информацию, распространять информацию, добиваться публикации этой информации, общественных изменений в лучшую сторону или сообщать обществу об опасностях, которые грозят ему, - это есть прямая обязанность журналистов. И если судить людей практически за это, то это, в сущности, суд над всей журналистикой.

Сегодня в защиту Пасько выступают сразу несколько общественных организаций, создан специальный фонд. Поддерживает его и Пен-центр, представители которого добились разрешения на встречу с журналистом в тюрьме и передали ему билет почетного члена Пен-центра. Вот каким увидел Григория Пасько писатель Андрей Битов.

Андрей Битов:

Зашел молодой человек, он, говорит, там себя плохо чувствует. Он молодой, поэтому так уж плохо он выглядеть не мог. Тощий, тоже видно. Замечательные зубы. Зубы, каких не вставишь за 5 тысяч долларов. Это его природа, его генетика. У него и жена красивая, и он красивый. Нормальная пара. Перед этим я беседовал с его женой. Ощущение нормального человека абсолютно было. Потому что где-то хитрость, где-то ставка на диссидентскую карьеру, еще на что-то. Ничего подобного. Он попал в машину. Человек, который "сварганил" это дело, сидит сейчас в Кремле. Я, слава Богу, дожив до своих лет, до сих пор различаю людей и нелюдей. Он - офицер, со всеми, может быть даже наивными, романтическими представлениями о том, что он офицер. Держится он хорошо. Для него было подарком, что мы явились. Он абсолютно не ожидал такого блага. Он видел только адвоката и больше никого. То, что пришли писатели и вручили ему билет - было видно, что это его как-то вдохновило, даже не надеждой на немедленное освобождение, а на то, что о нем не забыли, что кто-то понимает его.

О том, как будут складываться обстоятельства этого дела в самом ближайшем будущем, вы сможете узнать из наших следующих программ.

Из истории правозащитного движения. С процесса Андрея Синявского и Юлия Даниэля началась в СССР история правозащитного движения. Писателя Юлия Даниэля представляет Илья Дадашидзе.

Жизнь и судьба Юлия Даниэля уместились в четверостишии, посвященном ему Фазилем Искандером, точнее - в одной единственной строке этого дружеского обращения.

"Сердце радоваться радо
за тебя. Ты все успел,
что успеть в России надо -
воевал, писал, сидел."

На фронт он ушел в 1942 году со школьной скамьи, 17-летним. В августе 44-го получил тяжелое ранение, был демобилизован, получал пенсию как инвалид войны. Окончил пединститут, несколько лет работал школьным учителем в Калуге и в Москве. В середине 50-х занялся литературной работой. Повести "Говорит Москва", "Искупление", рассказы "Руки" и "Человек из Минапа" вышли на Западе под псевдонимом Николай Ржак в начале 60-х, а в 1965 году Юлий Даниэль и его друг Андрей Синявский были арестованы за публикацию своих произведений за границей.

Судебный процесс над ними, сопровождавшийся шельмованием в прессе, вызвал шквал протестов как за рубежом, так и среди советской интеллигенции. Это был первый политический процесс в СССР, когда писателей судили за их произведения. Причем, что опять же впервые за все время существования советской власти, обвиняемые не признали своей вины. "Нам говорят - оцените свои произведения сами и признайте, что они порочны, что они клеветнические. Но мы не можем этого сказать, мы писали то, что соответствовало нашим представлениям о том, что происходило", - заявил в слове подсудимого Юлий Даниэль перед вынесением приговора. Согласно решению суда, Синявский был осужден на 7 лет лагерей строгого режима, Даниэль - на 5. В результате фронтовой контузии он почти не слышал на одно ухо и при вынесении приговора ему послышалось, что отбывать срок он будет в Молдавии. Как вспоминал впоследствии Даниэль, он в этот момент подумал было о том, как помягчела вдруг в СССР система наказания. На самом деле он был приговорен вовсе не к солнечной Молдавии, а к суровой Мордовии, в лагерях которой пробыл 4 года, а пятый - последний - отсидел во Владимирской тюрьме.

"Юлий Даниэль принадлежал к независимой литературе в те годы, когда независимость была делом подсудным", - писал уже в горбачевскую пору поэт Давид Самойлов. Процесс Синявского и Даниэля был печальной точкой, откуда отсчитывалось становление нового правосознания в нашем обществе. "Это был первый процесс не против правозащитников и диссидентов - тогда таких слов мы еще не слыхали. Это был первый процесс над писателями, создавшими свои произведения по велению совести. Первый процесс над "тамиздатом", понятием, пришедшим на смену самиздату", - отмечал Давид Самойлов. Кстати, сам Даниэль тоже никогда не считал себя ни правозащитником, не диссидентом. Он хотел быть частным человеком и отстаивал право на частную жизнь, не придавленную чугунной пятой государства. Отсюда и повесть "Говорит Москва", с объявленным властями днем открытых убийств, отсюда "Искупление" - о гибели интеллигента, принятого за стукача. Он не был правозащитником, но с него, с их с Синявским процесса, началось правозащитное движение в СССР. После заключения он не уехал за границу, жил в Москве, занимался поэтическим переводом из зарубежной классики и литератур народов СССР. Публиковаться под своим именем ему было запрещено. КГБ определило ему псевдоним Ю.Петров. Собственные стихи и проза Даниэля появились в советской печати в 1988 году, когда он уже не мог порадоваться им. Последние несколько месяцев жизни он провел как бы вне этого мира, в полном оцепенении, без движения и речи, не реагируя ни на что вокруг. И все же помню, как я пришел к нему в больницу с газетой, где сообщалось о скором выходе в свет его повести "Искупление" и приводилась краткая биография ее автора.

Юлий лежал на узкой больничной койке, неподвижно, с закрытыми глазами, а по обе стороны от него сидели два его ангела хранителя - первая жена Лариса Богораз и вторая и последняя - Ирина Уварова. Мне уступили место и, присев у кровати, я принялся читать вслух газетное сообщение о его жизни так, словно он мог меня услышать. "Ну как, нравится тебе такая биография? - спросил я, закончив чтение. - Если да, дай все-таки знать, моргни что ли". И тут у него вдруг вздрогнуло веко и дернулась щека. Он совершенно отчетливо подмигнул мне. Юлий Даниэль умер 30 декабря 1988 года.

Лагерный сборник Юлия Даниэля "Стихи из неволи" открывается этим стихотворением. Оно не имеет названия.

Вспоминайте меня, я вам всем по строке подарю.
Не тревожьте себя, я долги заплачу к январю.
Я не буду хитрить и скулить, о пощаде моля.
Это зрелось пришла и пора оплатить векселя.
Непутевый, хмельной, захлебнувшийся плотью земной,
Я трепался и врал, чтобы вы оставались со мной.
Как я мало дарил и как много я принял даров
Под неверный, под зыбкий, под мой рассыпавшийся кров.
Я словами умел и убить, и влюбить наповал.
И, теряя прицел, я себя самого убивал.
Но благая судьба сочинила счастливый конец,
Я достоин теперь ваших мыслей и ваших сердец.
И меня к вам влечет, как бумагу влечет к янтарю.
Вспоминайте меня, я вам всем по строке подарю.
По неловкой, по горькой, тоскою пропахшей строке,
Чтоб любили меня, когда буду от вас вдалеке.

Сегодня в гостях рубрики "Профиль" - правозащитник Александр Любославский - председатель иркутского общественного благотворительного фонда по защите прав и свобод человека.

Александр Любославский:

Иркутский общественный благотворительный фонд по защите прав и свобод человека - одна из старейших правозащитных организаций Иркутска. Его деятельность началась 7 лет назад, когда в регионе была создана и стала выходить 20-тысячным тиражом областная газета "Демократический путь России". В 1993 году эту газету прикрыли судебные органы, присудив издателям неимоверные по тем временам штрафные санкции за ряд правозащитных публикаций. В сентябре 95 года на базе газеты был зарегистрирован Фонд по защите прав и свобод человека. Назначение фонда - защитить людей от беззакония чиновников, судов, силовых структур путем бесплатных юридических консультаций, общественных запросов по жалобам, участия в судебных процессах в качестве общественных защитников. Фонд осуществляет защиту прав подследственных и заключенных инвалидов, пенсионеров, детей, матерей, военнослужащих, студентов, бездомных, беженцев, незаконно уволенных, оставленных без жилья.

Первая приемная Фонда начала работать в 1995 году в областном центре. Ныне, три года спустя, подобные приемные действуют в 17 крупных городах и районах области. С иркутским фондом активно сотрудничают студенты и профессиональные юристы, а также группа адвокатов. Они консультируют граждан и бесплатно помогают малоимущим в судебных процессах. В общей сложности в области работают сейчас более 140 официальных представителей фонда. Издается журнал "Права человека", бесплатно распространяемый среди правозащитных организаций. Адреса и телефоны иркутского фонда: 664011, города Иркутск, улица Сухэ-Батора, 10. Телефон-факс: 34-32-92, электронная почта: ircut@glasnet.ru, представительство Иркутского фонда в Москве: 103045, город Москва, Большой Головин переулок, дом 22, строение 1. Телефон: 208-37-51, телефон-факс: 207-60-69, электронная почта: mhg@glasnet.ru c пометкой для Любославского. Ждем ваших обращений.

Правозащитные новости декабря читает Дарья Жарова.

Предложение спикера ГД Геннадия Селезнева о введении каторги в России должно быть категорически отвергнуто, заявил председатель комиссии по правам человека при президенте РФ Владимир Карташкин в прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы". Сам факт пожизненного заключения в тюрьмах не милосерден. И если человек находится до конца своих дней в тюрьме, он достаточно наказан, отметил Карташкин. ООН и СЕ, напомнил он, и без того считают условия содержания заключенных в российских тюрьмах бесчеловечными.

В России не настал момент для решения вопроса об отмене или сохранении смертной казни, заявил бывший председатель КС Владимир Туманов в интервью агентству Интерфакс. По его словам, Россия ратифицировала европейскую конвенцию по правам человека лишь весной 98 года, и в соответствии с правилами должна решить вопрос о смертной казни в течение трех последующих лет. Туманов считает, что вопросы международно-правового значения нельзя решать в зависимости от колебаний общественного мнения.

Собрание демократической общественности Москвы, посвященное 50-летию принятия всеобщей декларации прав человека, прошло 10 декабря в ЦДК. Участие в нем приняли правозащитники, деятели культуры, активисты партий и общественных движений демократического толка. В этот же день 10 декабря члены российских правозащитных и гражданских организаций "Общее действие" организовали пикет у входа в ГосДуму. Цель пикета - в день 50-летия принятия Декларации выразить протест против политики ГД, представляющей сегодня, по мнению активистов "Общего действия", основную угрозу правам человека в России.

5 декабря в Москве впервые состоялось санкционированное властями шествие русских ультра-националистов. Под флагами РНЕ и НФ около сотни молодых людей, скандируя шовинистические лозунги, прошли от здания МИДа до Российской Государственной Библиотеки. Участники шествия требовали отмены 282 статьи УК РФ, предусматривающей ответственность за возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды.

В европейский суд в Страсбурге намерены обратиться беженцы-ингуши, которые шестой год не могут вернуться в Пригородный район Северной Осетии. Они считают, что их возвращению на родину препятствуют североосетинские власти. Для суда в Страсбурге беженцами и вынужденными переселенцами подготовлено 173 исковых заявления.

Международная амнистия обеспокоена недавним заявлением президента Украины Леонида Кучмы. Обсуждая судебный процесс серийного убийцы Анатолия Онаприенко, Кучма заявил, что не видит для него никакого другого наказания, кроме смертной казни. Международная амнистия считает, что это высказывание президента во время судебного процесса является нарушением презумпции невиновности. Такое заявление, по мнению международной амнистии, особенно опасно в контексте ситуации на Украине, юридическую систему которой трудно назвать независимой от распоряжений и влияния исполнительной власти.

Несмотря на противодействие властей, 1 декабря в Минске прошел фестиваль правозащитного кино, посвященный пятидесятилетию принятия Всеобщей декларации прав человека. Его организаторами стала белорусская киностудия "Татьяна", гильдия режиссеров России, московская гильдия актеров театра и кино. Как подчеркивали организаторы кино-форума, фестиваль является гуманитарной акцией, не имеющей политического значения. Однако директора ряда крупных минских кинотеатров отказались участвовать в мероприятии. Министерство культуры Белоруссии объявило кино-форум внеплановым и в связи с этим запретило предоставлять для него помещения, находящиеся в госсобственности.

Власти Могилева и Бобруйска запретили белорусскому Хельсинскому комитету проведение 10 декабря манифестации. Цель манифестации - распространение брошюр с текстом Всеобщей декларации прав человека.

Круглый стол на тему "Возможные пути снижения насилия и злоупотребления властью в органах внутренних дел" прошел 15 декабря в Москве в рамках выставки "Человек и тюрьма". Участие в нем приняли депутаты ГД, представители генеральной прокуратуры, адвокаты, правозащитники из Москвы и регионов России. Выставка "Человек и тюрьма", приуроченная к 50-летию принятия Всеобщей декларации прав человека, проводилась в российской столице по инициативе общественного центра "Реформа уголовного правосудия", постоянной палаты по правам человека при президенте России, московского представительства нью-йоркского института здравоохранения.

Суд в Кривом Роге приговорил к 4 годам и 10 месяцам лишения свободы старшего лейтенанта Александра Доценко за избиение задержанных и издевательство над ними. Страж правопорядка выстригал на их головах звезды. На суде старший лейтенант заявил, что руководство МВД дорожило им, и с него должны брать пример молодые милиционеры.

Правозащитные новости декабря читала Дарья Жарова. В новостях были использованы сообщения газеты "Экспресс-хроника", информационного центра движения "Правозащитная сеть", московского исследовательского центра по правам человека.

Каким должен стать новый российский уголовно-процессуальный кодекс? Об этом в материале Эли Блохановой.

Репортаж Эли Блохановой

Проект нового УПК, принятый в первом чтении ГД, далек от совершенства. В подтверждение тому - более 4 тысяч замечаний, высказанных российскими правоведами. По мнению специалистов, новый кодекс не соответствует ни международным обязательствам России, ни российской конституции - прежде всего потому, что хозяином следствия по-прежнему остаются следователь, судья и прокурор.

Судья московского городского суда Сергей Пашин:

Самое плохое, что было сделано авторами этого кодекса - это изменение норм доказательственного права. По замыслу предстоит доказывать не только виновность, не только квалификацию преступления по определенной статье, но предстоит еще доказывать и обстоятельства, исключающие преступность деяния. Иными словами - и невиновность. То есть вместо презумпции невиновности мы имеем, по сути, презумпцию виновности. И бремя доказывания будет возложено на защитника.

В свою очередь защите, как и раньше, не гарантированы встречи с подследственными. По сути, следователь является посредником в общении адвоката с подзащитным, не говоря уже о том, что после задержания защитнику нужно потратить немало времени и сил, чтобы разыскать своего подопечного.

Правозащитник, адвокат Борис Кожемякин:

По ряду положений отдельные нормы носят декларативный характер, они никак не подкреплены конкретными указаниями, обязывающими стороны себя вести так, а не иначе. Это вот касается гарантии обеспечения прав обвиняемому с момента задержания, обеспечение адвоката, допуск, проблема допуска адвоката. Это не должно быть на усмотрении следователя или прокурора. Удостоверившись в полномочиях, он обязан допустить. Но я уже говорил о том, что радикальный путь - это когда этот вопрос решается в бесспорном порядке и решается администрацией места задержания и так далее. Или вот пытки, избиение. Речь идет о том, что когда человек задержан, это означает, что доказательства есть его вины, причем солидные доказательства. Такие доказательства, которые позволяют человека лишить свободы, задержать его. А часто на поверку выходит так - его сначала задерживают, а потом начинают появляться доказательства. И частенько эти доказательства выбиваются из него. Ну хотя бы какие-то преграды поставить. При задержании должно быть тщательное, обязательное медицинское освидетельствование. Человека лишают свободы. Он должен быть подвергнут самому тщательному медицинскому, желательно независимому, осмотру, чтобы осматривал не тюремный врач или, скажем, не только тюремный врач, но и врач местной поликлиники, какой-то независимый медицинский работник. Это когда его только-только вот задержали, чтобы на его теле были зафиксированы... Есть изощренные способы пыток, которые не оставляют, мы можем тут фантазировать на эту тему... Но это более возможно.

Не решает новый кодекс и проблем перегруженности тюрем. В России более миллиона ста тысяч заключенных, из них 260 тысяч содержатся в следственных изоляторах. По словам Сергея Пашина, показатель на сто тысяч населения в России превышает европейские показатели в 7, а иногда и в 12 раз.

Сергей Пашин:

Масса наших граждан находится в заключении. Огромное число людей охраняет тех, кто в заключении. И проект УПК - просто введя нормальную состязательную процедуру, когда судья имеет право, не найдя доказательств виновности, оправдать человека, - вот простое это действие могло бы резко снизить армию заключенных и содержащихся под стражей в следственных изоляторах. Но нет, по проекту УПК судья обязан обеспечить всестороннее исследование обстоятельств дела, и приговор можно отменить потому, что, по мнению кассационной инстанции, не были вызваны важные свидетели. То есть судья превращается в соучастника уголовного преследования.

Кодекс, как считает Сергей Пашин, отказывается и от тех достоинств, которые есть. К примеру, резко сокращается компетенция присяжных. Отныне суд присяжных будет рассматривать только дела об убийствах, то есть те, что могут повлечь применение смертной казни.

Сергей Пашин:

Сейчас суд присяжных рассматривает и дела о преступлениях против правосудия, и некоторые должностные преступления, и дела о преступлениях на транспорте. То есть суд присяжных ликвидируют именно там, где позиция представителей народа наиболее актуальна, наиболее важна. И самое страшное, что кассационная инстанция, вторая инстанция, сможет пересматривать вердикты присяжных, в том числе и оправдательные, не только по формальным основаниям, но еще и по существу. Значит, присяжные вынесли вердикт, а вышестоящая инстанция скажет - нет, вы не учли каких-то важных обстоятельств, и вердикт, в том числе и оправдательный, будет отменен. Даже при нынешнем законодательстве я знаю случаи, когда оправдательные вердикты присяжных Верховный суд отменяет и два, и три раза по пустякам, с моей точки зрения, по формальным основаниям. А если уж дать возможность проверять по существу, то тогда никакого суда присяжных не будет, а мнение представителей народа будет подменено мнением вышестоящих судей.

Кодекс не оговаривает, в течение какого времени можно держать человека в тюрьме, в то время как в старом кодексе эти сроки были определены - до двух лет.

Сергей Пашин:

Я думаю, что при составлении кодексов очень важно понимать, что отдельные маленькие уступки демократическому порядку процесса не решают дело, а иногда даже ухудшают ситуацию. Вот, например, составители кодекса вводят апелляцию, то есть пересмотр приговора нижестоящей инстанции и проведение во второй инстанции нового, по сути, процесса с вызовом свидетелей и так далее. Что это значит для России, я думаю, рассказывать не надо, потому что сама мысль, что из района десятки свидетелей поедут в областной центр, иногда по бездорожью, через наводнение и так далее - это совершенно немыслимая вещь. Опоздать на пять минут - на поезд, например, - ничуть не лучше, чем опоздать на полчаса. Поэтому те уступки демократическому порядку, которые авторы все-таки под давлением сделали, не решают кардинальных проблем российского судопроизводства.

Итак, в настоящее время проект кодекса отправлен на доработку. Будут ли учтены мнения специалистов? Если нет, то новый УПК окажется, возможно, много хуже старого.

Постоянная рублика "Что делать, если..." Председатель общественного центра содействия реформе уголовного правосудия Валерий Абрамкин рассказывает о том, как вести себя, если вас доставили в отделение милиции.

Валерий Абрамкин:

Я не буду рассказывать о случаях, когда вас законно забрали в милицию, хотя отмечу, что через "обезьянники" - так называется камера в отделениях милиции - по оценкам экспертов, проходят 20 миллионов российских граждан. В год у нас выносится 65 миллионов административных наказаний, это при том, что все экономически активное население России составляет 74 миллиона человек. Так что случай, когда вы оказались в милиции на законных основаниях, тоже довольно распространен. Каждый человек знает: самое главное, чтобы не попасть в милицию, надо обязательно с собой носить паспорт, даже если он законопослушный гражданин. Но в последние годы у нас очень много нового появилось в этом сюжете. Во-первых, если вас останавливает человек в форме и просит паспорт, вы вначале спросите у него удостоверение личности. Известны случаи, когда человека доводили до отделения милиции, заводили туда, и потом человек, отобравший у него паспорт, куда-то исчезал. А все дело в том, что паспорт на черном рынке стоит довольно дорого. И это один из видов мошенничества. И еще надо с собой всегда носить купюру, ну, скажем, сторублевую. Сейчас примерно такой размер взятки, за которую можно откупиться от милиционера. Если вы человек, который хочет обжаловать незаконные действия милиции, запишите номер этой купюры и после того, как вас отпустили, позвоните в службу собственной безопасности МВД. Вы можете сказать, кто к вам подошел, где, когда и назвать номер этой купюры. Телефон такой - 222-47-17.

И наконец - самый крайний случай. Вы оказались в ситуации, когда вас бьют, пытают, когда от вас хотят добиться признаний или хотят от вас получить большую взятку. Ни в коем случае не говорите, что вы человек богатый - скажем, что у вас есть машина, собственная квартира и так далее. Самое лучшее говорить, что вы простой учитель, который уже три месяца не получает зарплату. Ну, а если все-таки дело зашло уже настолько далеко, что вас начали бить, тогда есть следующий совет - никогда не смотрите в глаза своему истязателю. Не старайтесь держаться, а сразу падайте и изображайте, что вы потеряли сознание. И вот, наконец, еще один совет, это, кстати, совет поэта Анатолия Жигулина. Когда вас бьют, надо свернуться в комок, подтянуть, лежа на левом боку, ноги к животу. Насколько возможно, защитить ногами мошонку и живот руками, согнутыми в локтях. Локтями - сердце и печень, ладонями рук - лицо, пальцами - виски и как можно глубже ткнуть голову в плечи. Пусть поломают руки, ноги, перебьют пальцы, это не смертельно. Ну а если вы все-таки хотите обжаловать действия сотрудников милиции, постарайтесь взять у тех, кто там сидит, их адрес, их телефон, запомнить их фамилию. Потом они будут свидетелями по вашему делу, если вам удастся его возбудить. Это, заметьте, довольно сложно и тяжело.

Это были полезные советы от Валерия Абрамкина, председателя общественного центра содействия уголовной реформе.

И последняя рубрика нашей программы "Письма". Сегодня это письма заключенных туберкулезников. Слово Илье Дадашидзе.

"Здесь, - пишет в одном из писем Николай Бакин из Кировской области, - органами МВД создано учреждение - почтовый ящик 216/12, именуемое больницей. Это не больница, а скрытый от общественности могильник, куда согнали со всех колоний области больных туберкулезом. Нас загнали в изолированные участки, каждый барак огражден железным ограждением, чтобы никто не мог даже выйти. Набили нас в каждый барак битком, под 200 с лишним человек в каждый и бросили на выживание. Нас сознательно уничтожают всеми доступными методами. В бараках на 100 человек - три крана с холодной водой и четыре розетки. Всю зиму не вставлены стекла в коридоре, мерзли в сырости. Нас в любую погоду выгоняют на проверку на плац, и мы по полчаса стоим под дождем или на морозе. Нас уничтожают полностью обезжиренной пищей. Кормят одной тухлой рыбой. Лечения вообще нет. По году и больше не видим врача, да и не выйдешь к нему, потому что мы закрыты на замки в железных ограждениях. А бани - это вообще сознательное уничтожение. Нас один раз в неделю по 200 человек загоняют в баню, в которой два крана и четыре тазика. Только за неполный 1997 год почти 100 человек умерло..."

Почти теми же словами свою историю болезни рассказывает Александр Харин, Соликамск, Пермская область.

"Сейчас я нахожусь в туберкулезном отделении местной областной больницы для заключенных с диагнозом: распад обоих легких. Условий для лечения нет никаких. Мы не рассортированы по тяжести болезни, сидим все в одной куче - и хроники, и только начинающие болеть. Инвалидности нам никому не дают, чтобы не платить пенсий, даже тем, кто задыхается и лежит в смертельном состоянии, практически на оставшихся кусочках легких. Лечения практически нет, о еде я уже и не пишу. Никакой диеты. Помещение заполнено. Двухъярусные кровати стоят впритык, негде пройтись, приходится все сидеть."

А вот письмо из женской колонии от Елены Кириенко, Брянская область.

"Хочется подробнее написать о так называемом лечении. Все медикаменты привозят мне родители. Но медики сами не хотят лечить меня моими же лекарствами. Фтизиатра в учреждении нет и, как оказалось, меня калечили, а не лечили - посадили мне и желудок, и печень. Вместо хороших курсов противотуберкулезного лечения, которые должны длиться минимум три месяца, я проходила "курсики" по 20 дней. Перерывы между курсами должны быть максимум месяц, а у меня они были и два месяца. Возможно, за год и четыре месяца, что я нахожусь под стражей, я могла бы чуть-чуть подлечиться. Хорошее питание мне могли бы обеспечить родители, но при передачах не принимают именно те продукты, которые нужны. Взять хотя бы молочные. Чтобы получить разрешение на передачу этих продуктов, нужно стольких людей упросить, столько слез выплакать, что потом обыкновенное молоко кажется такой драгоценностью, что невольно слезы на глаза наворачиваются. Говорят везде, в первую очередь по радио, что мы не хотим лечиться, что туббольных амнистировать нельзя. Нет-нет, люди, мы хотим жить, мы хотим быть здоровыми! Мне, например, нет еще 22 лет, я молода и хочу жить, жить ради дочери, жить ради себя, ради жизни".

О своеобразных методах лечения заключенных-туберкулезников рассказывает в своем письме Александр Леонов, Челябинск. "Питание не соответствует норме. Порционное масло не дается, мясо не дается вообще, молоко дается редко, - половина воды. Жалобы дальше управления не уходят. Начальник отряда и режимник, они же - врачи и фтизиатры. Людей кладут спать на второй ярус, хотя нижние койки свободны. Помогите, пожалуйста, нам. Услышьте крик души рабов, которых давят и убивают".

Так пишут заключенные. А что говорят о ситуации с туберкулезом в местах лишения свободы врачи? Слово первому заместителю медицинского управления ГУИН, главного управления исполнения наказаний, Михаилу Перину.

Михаил Перин:

В течение длительного времени наши учреждения медицины уголовно-исполнительной системы финансировались по остаточному принципу. Это была не самая главная проблема - лечить осужденных у нас в стране. И естественно, эти проблемы, в связи с нарастанием кризиса в стране, они еще больше сейчас усугубились. В этом году финансирование крайне плохое. Потребность в лекарственных препаратах удовлетворяется на 20-30 процентов. Естественно, возможны где-то перебои с лекарствами. Ну, естественно, туберкулезных больных мы побольше стараемся... это основная наша проблема... на лечение их выделять и средств, и больше внимания этой проблеме. Но ведь это же комплексная проблема - туберкулез. Это же не только таблетки. Это и питание, и условия размещения. Существуют две мощных программы федеральных. Федеральная целевая программа "Неотложные меры борьбы с туберкулезом в России", которая касается в большей мере наших учреждений даже, чем гражданского здравоохранения, и федеральная программа по строительству СИЗО и тюрем. Это как раз та проблема, которая позволит решить вопросы размещения таких учреждений, как Бутырская тюрьма, как Кресты в Санкт-Петербурге, в которых на одного осужденного сейчас приходится по полметра площади камеры. Пока эти вопросы не будут решены, пообещать какого-то реального сдвига, какого-то перелома не представляется возможным.

Несколько месяцев назад главное управление исполнения наказаний было передано в ведение МинЮста. Как отразится это на судьбе заключенных, в том числе туберкулезников, покажет будущее. Пока же госбюджетом на питание российских зеков выделяется 67 копеек в сутки. На этом мы заканчиваем обзор писем и напоминаем адрес московской редакции радиостанции Свобода. 103006, Москва, Старопименовский переулок, дом 13, корпус 1. Пишите нам.