За последнее десятилетие Россия, как и многие другие страны мира, накопила довольно богатый - и довольно болезненный - опыт миротворчества в бывшей Югославии. Виктор Черномырдин - пятый по счету российский посредник, имеющий статус специального представителя президента России Бориса Ельцина, но первый - непрофессиональный дипломат. У микрофона - мой коллега Андрей Шарый.

Андрей Шарый:

Все предшественники Виктора Черномырдина - Виталий Чуркин, Александр Зотов, Игорь Иванов, Николай Афанасьевский - а разное время и с разным успехом выполнявшие деликатные поручения московского руководства в Белграде, Загребе, Сараево, обладали солидным внешнеполитическим и - почти все - страноведческим опытом. Но ни один из них не был политической фигурой национального масштаба, и, значит, не претендовал на использование накопленного на Балканах капитала для пополнения своих личных политических счетов в России.

В начале девяностых годов тогдашний заместитель министра иностранных дел России Виталий Чуркин прямо-таки поразил и балканскую общественность, и западных партнеров и моих коллег-журналистов, работавших в бывшей Югославии, открытостью в общении с прессой, изворотливостью в достижении цели и умением ладить с представителями всех конфликтующих сторон. Первый российский план мирного разрешения боснийского кризиса (лето 93 года), договор о прекращении сербско-хорватской войны в Краинах (весна 94-го), как и то обстоятельство, что на некоторых этапах Россия явно играла партию первой скрипки в урегулировании конфликта в бывшей Югославии - все это во многом результат усилий Чуркина. Но он, яркий представитель кремлевской дипломатии романтического, что ли, периода - когда Андрей Козырев провозгласил стратегическим путь на полное сотрудничество с Западом - потерял и размах, и динамику действий, как только в Москве в 95-м году подули новые политические ветры. Весьма солидно смотрелся в роли спецпредставителя Бориса Ельцина и нынешний шеф московского внешнеполитического ведомства Игорь Иванов, представлявший Россию на финальном этапе урегулирования в Боснии и на мирной конференции в Дейтоне. В ту пору Иванов даже в самые сложные моменты переговоров не позволял себе делать непродуманные пропагандистские заявления.

Виктор Черномырдин взялся за дело рьяно, однако уже первый его, двухнедельной давности, визит, в Белград продемонстрировал, как важно на Балканах знание полутонов, использование полунамеков и дипломатических хитростей. Бывший премьер-министр попался на первую же уловку опытного в общении с международными делегатами Слободана Милошевича: если югославский президент и обмолвился в беседе с московским гостем о своей готовности принять в Косово международную вооруженную миссию, то опроверг эту приятную для всего мира новость сразу же после отлета Черномырдина в Москву. Впрочем, Черномырдин вполне мог принять желаемое за действительное; однако уже вторая поездка его в Югославии показала, что новый представитель российского президента на Балканах в принципе умеет учиться на ошибках - жаль, что на собственных: далеко идущих заявлений Черномырдин уже не делал, и в его косноязычном отчете перед журналистами угадывались попытки научиться дипломатическому мастерству представлять нулевой результат переговоров не как провал миссии, а как решающую предпосылку к успеху всей операции. Впрочем, у Черномырдина довольно сильная экспертная команда - если только те российские дипломаты, лица которых я видел в свите спецпредставителя во время первых его поездок на Балканы, не были выделены ему в качестве временного сопровождения.

Главный противник, партнер, клиент Черномырдина, Слободан Милошевич - опытный и очень сильный переговорщик. Об этом свидетельствуют все без исключения международные посредники, многие из которых - например, швед Карл Бильдт, норвежец Торвальд Столтенберг, британец Дэвид Оуэн, американец Ричард Холбрук - дают ему в опубликованных уже мемуарах о боснийской и хорватской войнах довольно лестные чисто профессиональные характеристики. Карла Бильдта больше всего поразила способность Милошевича вести переговоры часами, с утра до вечера, причем перемежать пустопорожние дискуссии на отвлеченные темы с детальным обсуждением политических тем. Ричард Холбрук, которому в переговорах на Балканах редкая энергия, напористость и прагматизм - за которые, кстати. он получил от местных журналистов прозвище "Танк" - позволили добиться пока наибольшего успеха, вспоминает о симпатии Милошевича к американским барам, сигарам и виски дорогих сортов, но утверждает: сербский лидер даже из неформального общения умеет извлекать политическую пользу. И Бильдт, и Оуэн, и Холбрук сходятся в одном: Милошевич - прекрасный тактик, но куда менее удачливый стратег, часто за деревьями не видящий леса, он - жесткий, иногда даже жестокий собеседник, готовый ради сохранения своей власти отказаться и от давних друзей, и от надежных союзников. Если бы Виктор Черномырдин нашел время ознакомиться с мнением своих западных коллег, думаю, он не придавал бы большого значения заверениям Милошевича о нерушимости сербско-русской дружбы и святости славянского братства.