Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
19.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Время и Мир
[03-03-05]

Сталин: жизнь после смерти; Авиация и государство; Симпатии избирателей и результаты выборов; Роль СКИФа в современном обществе; Рассказ о российско-белорусском суперкомпьютере

Ведущая Ирина Лагунина

Ирина Лагунина: 5 марта - очередная годовщина смерти скончавшегося в 53-м Сталина. Над его новой, небывалой по объему биографией в России сейчас работает группа видных ученых - историков и архивистов. С одним из них - директором Государственного архива Российской Федерации Сергеем Мироненко беседовал мой коллега Владимир Тольц.

Владимир Тольц: Сергей, мой первый вопрос вам - члену группы по изучению сталинского наследия и написанию новой биографии кремлевского вождя - связан с его кончиной. Что, собственно, нового открывается ныне по поводу смерти Иосифа Виссарионовича?

Сергей Мироненко: Вы знаете, что можно сказать нового о смерти человека? Умер 5 марта 1953 года. Другое дело, что вокруг смерти лидера одной из величайших империй мира, империи закрытой, тайной, неизбежно возникали слухи, домыслы. Возникла тут же версия о том, что нет, Сталин умер не своей смертью, а был убит, был заговор соратников. Особенно это муссировалось в Мюнхене. Автарханов написал специальную книгу, где говорил об этом кремлевском заговоре.

Владимир Тольц: Это давняя история. Абдурахман Автарханов, с которым я имел честь быть знакомым, писал свое сочинение в эмиграции и мог использовать весьма ограниченный круг доступных ему источников. Строго говоря, его "Загадка смерти Сталина" - это скорее политическая версия истории, а не исследование ее в современном смысле этого слова. Но вот уже сравнительно недавно по одному из российских телеканалов мне довелось увидеть некое телевизионное развитие этой старой версии.

Сергей Мироненко: Понимаете, то, что происходит на российском телевидении с историческими передачами, с одной стороны, меня радует. Потому что если вы посмотрите программы, то в день три-четыре, а то и пять исторических программ так или иначе проходит, и среди них есть очень неплохие. Но вот эта погоня за рейтингом, чтобы больше людей, к чему приводит? Невозможно, надо найти какую-то, извините меня, клюкву развесистую, сказать - убили.

Владимир Тольц: Ну, вот теперь работает ваша группа.

Сергей Мироненко: Что делаем мы? Группа историков, во главе с академиком Александром Александровичем Фурсенко, поставила своей задачей создать документальную биографию Сталина. Я надеюсь, будет серьезное большое четырехтомное исследование, где мы постараемся собрать максимально возможно высказывания самого Сталина, то есть то, что он думал и то, что думали окружающие о нем. В этом плане мы собрали, я думаю, исчерпывающе возможное количество исторических источников о его смерти, как же он все-таки умер. Собранные эти источники твердо говорят, что действительно был удар, несколько дней шла борьба за жизнь Сталина. И это и официальные документы, это и воспоминания охранников, тех, кто был на даче в этот момент, воспоминания членов политбюро тогдашнего, которые тоже находились там, медицинские документы. Мы провели специальную экспертизу этих документов, глазами сегодняшних властей посмотреть на это. И вывод абсолютно одинаковый, который подтверждает и вскрытие, которое производилось после это - обширный инсульт.

Владимир Тольц: Насколько я помню, один из доводов нынешней теории подстроенности смерти Сталина состоит в следующем: когда у вождя возник удар, охрана не вошла к нему сразу, чтобы оказать скорую помощь, а тянула время. И в этом усматривается умысел умерщвления вождя.

Сергей Мироненко: Понимаете, ведь фантазировать можно сколько угодно, но это не дело истории - фантазировать. А если вы разбираетесь подробно, как была организована охрана Сталина, как он сам строил свой день, какие были отношения у Сталина с охраной и своими соратниками, что они могли сделать, а чего они не могли делать, тогда многие недоуменные вопросы, которые можно задать, они отпадают сами собой. Известно хорошо, что Сталин поздно ложился и поздно, соответственно, просыпался. Вся страна работала в таком режиме. Естественно, никто из охраны не мог войти в личные комнаты Сталина без его разрешения. Он сам регулировал свой весьма небольшой досуг, но досуг-то у него был. И для охраны не было неожиданностью, что в 12 не проснулся, не вышел. Охрана начала беспокоиться только к вечеру, где-то после обеда. Решились каким-то образом заглянуть, все-таки проверить, что же происходит. Увидели непорядок - Сталин лежит на полу. Решили открыть дверь. Открыли дверь, увидели - дышит, вроде бы спит, накануне все-таки выпивали. Переложили на диван и ушли. И только уже к вечеру совсем, когда не просыпается, опять затревожились: что же происходит? Тут начались уже перезвоны с Берия, которому они обязаны были доложить, как курирующему органы госбезопасности. Тоже какое-то недоумение. За несколько месяцев до этого была история - Сталин пошел в баню. Имел обыкновение, уходя в баню, один парился, запирался, чтобы не зашли. Час нет, два нет, три нет, охрана начинает волноваться. Стучат, никто не открывает. Берут топор, какой-то лом, собираются эту дверь ломать. Только подходят с этими орудиями основательными, дверь открывается, на пороге стоит Сталин. "Что такое? Что, нельзя после баньки отдохнуть, поспать?". Представляете комическую сцену: охрана с топорами подходит. Конечно, это не имело никакого последствия, но произвело впечатление на людей, которые ответственны за жизнь вождя. Так что, я думаю, что если собрать вместе эти сведения, то недоумения не будет. А почему сразу не вызвали врача? Потому что не придали этому значения, видимо (здесь можно сказать слово "видимо"), видимо для них не было сильной неожиданностью. Пожилой человек, выпил накануне, поспал, ну чуть позже обычного встал.

Владимир Тольц: Да нет, Сергей, он уже не встал.

Сергей Мироненко: А дальше вызвали врачей, когда поняли, что разбудить нельзя, вызывали врачей, врачи уже констатировали, что да - инсульт, парализована часть тела, рука, нога. Все понеслось.

Владимир Тольц: Это "все" была новая послесталинская эпоха, и о ней мы еще не раз поговорим, я надеюсь, в наших передачах. Спасибо.

Авиация и государство - путь, по которому следует Боинг

Ирина Лагунина: Вчера мы начали разговор о том, что последнее заседание Госсовета России было посвящено реформе авиастроения и потому состоялось в подмосковном Жуковском. Решено было подготовить объединение всех российских авиапроизводителей - как пассажирских лайнеров, так и военных самолетов - в единую корпорацию. Если от этого решения не откажутся, российскому авиастроению предстоит пройти тот же путь консолидации, по которому уже десятилетия идут западные компании:

"Авиация и государство" - продолжение темы, у микрофона Сергей Сенинский.

Сергей Сенинский: Участие государства в бизнесе национальных авиастроительных компаний - точнее, самые разные виды помощи им - может стать поводом для крупных торговых споров. За разрешением одного их таких 6 октября 2004 года и Соединенные Штаты, и Европейский союз обратились со встречными исками во Всемирную торговую организацию. Предмет исков - субсидии авиастроению.

Еще в 1992 году, когда компания Boeing доминировала на мировом рынке пассажирских лайнеров, между США и ЕС было заключено специальное соглашение. Из него следовало, что европейская Airbus, как относительно новая на этом рынке компания, может получать помощь от правительств стран Евросоюза - в виде льготных правительственных кредитов, льготных, но - кредитов - на сумму до одной трети всех расходов, необходимых для разработки и начала производства очередных новых моделей пассажирских лайнеров.

Однако к рубежу 21 века доля Airbus на этом рынке в мире значительно возросла, а в 2003 году европейская компания впервые продала новых лайнеров больше, чем Boeing. То же повторилось и в 2004-ом. И по мере того, как объемы продаж Airbus росли, руководители Boeing все более настойчиво предлагали пересмотреть условия соглашения 1992 года. И вот теперь стороны обратились во Всемирную торговую организацию.

Эксперты и в США, и в Европе отмечают: хотя прямые субсидии авиастроительным компаниям со стороны правительств запрещены тем же соглашением, помощь государства может приобретать иные формы. Примеры - известны и связаны, в основном, с разработкой новейших моделей - будущего двухпалубного супераэробуса A-380, на 550 пассажиров, а также нового, более экономичного Boeing - модели 787. Оба лайнера должны появиться на рынке в ближайшие годы, а потому основные расходы на их разработку компании несут именно сейчас. Стало быть, и помощь нужна именно на этом этапе.

Эксперты приводят такие примеры. Компания Airbus получает помощь от правительств европейских стран на 3,7 миллиарда долларов в виде льготных кредитов. Причем вернуть их полностью компания должна будет только в том случае, если её будущий супераэробус - коммерчески - окажется действительно успешным проектом. К этому следует добавить налоговые льготы на 1,7 миллиарда долларов, а также косвенную поддержку со стороны правительств через финансирование исследовательских проектов в авиации.

Со своей стороны, европейская компания считает неправомерными ряд источников поддержки компании Boeing. Во-первых, называются налоговые льготы, предоставленные штатом Вашингтон, на территории которого - в Сиэтле - располагаются головные заводы Boeing, - на 3,2 миллиарда долларов. Европейский союз считает также поддержкой американской компании льготные кредиты правительства Японии - на 2 миллиарда долларов - некоторым японским компаниям, которые являются поставщиками целого ряда узлов для грядущей модели Boeing. В этом же перечне называется и помощь правительства Италии одной из государственных компаний, которая также является поставщиком оборудования для новых Boeing.

Как разрешится спор во Всемирной торговой организации, предсказать трудно. Однако, помимо перечисленных, помощь государства может принимать и другие формы. Тему продолжит - из Бонна - редактор ведущего журнала Flug Revue - Cебастьян Штанке:

Себастьян Штанке: Между Европой и США заключено соглашение о государственных субсидиях в области гражданского самолетостроения, которое запрещает прямую государственную финансовую поддержку производителей. Помощь государства переместилась, так сказать, в другой сектор. Например, Airbus разрабатывает новый военно-транспортный самолет А400М, который через несколько лет появится на рынке, или нового самолета-заправщика. Естественно, военный заказ исходит от государства и финансируется им же.

Та же картина - и в США. В свое время, когда корпорация McDonnell Douglas прекратила выпуск популярной ранее модели пассажирского лайнера DC-10, для поддержки компании правительство США заказало ей сразу 70 самолетов-заправщиков. То есть военный заказ все больше становится общепринятой мерой поддержки гражданских авиастроителей, и государство, как и прежде, осуществляет поддержку этой отрасли.

Что же касается DaimlerChrysler, совладельца материнской компании Airbus, то эта фирма является на 100% частной и действует в интересах своих акционеров, а не государства.

Сергей Сенинский: Компания DaimlerChrysler, только что упомянутая нашим собеседником, является одним из крупнейших акционеров EADS, европейского аэрокосмического консорциума. Именно он является "материнской" компанией для Airbus, в которой консорциуму принадлежат сразу 80% акций. Остальные 20% - британскому военно-промышленному концерну BAE. В крупнейшей из входящих в его состав компаний правительству Великобритании принадлежит "золотая акция".

Это - в продолжение темы непосредственного участия государства в авиастроительных компаниях. В России, напомню, по планам, государству будет принадлежать, на первых порах, примерно 60% акций единой авиастроительной корпорации, а потом - не менее 51%.

В европейском консорциуме EADS, который, напомню, на 80% владеет компанией Airbus, - три крупнейших акционера. По 30% акций принадлежат германо-американской DaimlerChrysler, 100%-но частной, как мы слышали, компании, а также двум французским промышленным холдингам, в одном из которых половина принадлежит государству. Примерно треть всех акций компании, материнской по отношению к Airbus, находятся в свободном обращении. И еще 5,5% - у испанского холдинга SEPI, весьма своеобразной структуры. Рассказывает наш корреспондент в Мадриде Виктор Черецкий.

Виктор Черецкий: SEPI - государственный холдинг. Он был создан в 1996-ом году, заменив существовавший еще с франкистских времен так называемый "Национальный институт промышленности" - ИНИ. При диктаторском режиме ИНИ контролировал примерно половину всех промышленных предприятий Испании. В ходе реформ 80-90-ых годов большинство этих предприятий было приватизировано. И на сегодня SEPI, который подчиняется министерству экономики и финансов, контролирует лишь 22 предприятия.

Однако владения холдинга - весьма разнообразны: судостроение и строительство, добыча полезных ископаемых и энергетика, сфера обслуживания и даже - информация. Так, SEPI является владельцем государственной телерадиокомпании Испании, а также крупнейшего в стране информационного агентства - ЭФЕ, аналога российского "ИТАР-ТАСС". Правда, холдинг занимается лишь финансами компании и агентства, не вмешиваясь в информационную политику.

SEPI, хотя и является государственной компанией, но из госбюджета не финансируется. У холдинга имеются собственные фонды, которые пополняются доходами принадлежащих ему компаний, а также за счет приватизации. Например, сейчас SEPI намерен продать часть судостроительной компании IZAR. Приватизируются судоверфи, выпускающие гражданские суда, а производство военных кораблей государственный холдинг оставляет за собой...

Сергей Сенинский: Мы начали разговор об авиастроении с консолидации в этой отрасли, которая фактически оказывается неизбежной, если иметь в виду массовый выпуск самолетов, а не мелкими сериями.

Но можно ли в принципе ставить вопрос таким образом: для производства более крупных пассажирских лайнеров (скажем, на 100 и более пассажиров) самая эффективная схема организации - именно очень крупные компании (типа самой Boeing или европейской Airbus), а для выпуска меньших - вполне "хватит места" на рынке и для нескольких производителей, у каждого из которых может быть своя специализация? Скажем, весьма успешными на рынке небольших лайнеров представляются и французская компания Dassault, канадская Bombardier, американские Cessna и Golfstream, или бразильская Embraer... Вопрос - в Бонн, редактору журнала Flug Revue Себастьяну Штанке:

Себастьян Штанке: На рынке региональных самолетов также прослеживается явная тенденция к концентрации. Скажем, от производства небольших лайнеров уже отказались такие компании, как шведская Saab, немецкие Fokker или Dornier (Дорнье). Единственной по-настоящему успешной компанией в этом сегменте рынка является сегодня бразильская Embraer, а небольшим компаниям на нем становится выживать все сложнее.

Реально их шанс - специализация на производстве определенных компонентов самолетов, которые они могут успешно продавать крупным компаниям. А это - гарантированный сбыт по всему миру. Примеров тому уже много: итальянские компании сотрудничают с Boeing, японские и тайваньские - с другими американскими компаниями. Airbus закупает в России новые сплавы и готовые узлы для своих самолетов. То есть оптимальным путем развития, на мой взгляд, можно считать разработку больших программ крупными авиастроительными компаниями, в которых могли бы принимать участие и небольшие производители. И я совершенно не исключаю, что, наряду с бразильской Embraer, аналогичную стратегию изберут Россия, Украина или Китай и - добьются успеха. С точки зрения технологии, здесь препятствий нет...

На рынке региональных самолетов - весьма интересном для многих авиакомпаний мира - сегодня фактически только бразильцы могут предложить по-настоящему новый продукт. Кроме того, в Китае разрабатывается новый региональный самолет при поддержке США, шансы которого на успех, в силу целого ряда причин, очень велики.

Что же касается машин "малой" авиации, то спрос на них - очень высок, конкуренция - тоже, а техническое оснащение все больше приближается к оснащению межконтинентальных лайнеров. Здесь также выживут лишь те компании, которые смогут предложить самый современный продукт по самой низкой цене. Она, в свою очередь, может быть достигнута за счет массовости производства и унификации. Я думаю, что основная борьба на этом рынке еще предстоит...

Сергей Сенинский: Итак, тот же вопрос - крупные лайнеры выпускают крупные же компании, а небольшие более мелкие - сотруднику исследовательского института CATO в Вашингтоне Эдварду Хеджинсу. В какой мере такой подход вам представляется оправданным?

Эдвард Хеджинс: Только частично... Конечно, для производства крупного лайнера нужны немалые деньги, уже только для исследовательских и конструкторских работ. И крупная компания - вроде Boeing или Airbus - справится, видимо, с этим лучше, чем какая-то другая.

Но есть и другая сторона дела. Скажем, сверхзвуковой пассажирский лайнер Concord, разработанный еще 60-ые годы Великобританией и Францией при деятельном участии правительств этих стран. Concord был хорошим и скоростным самолетом, он преодолевал расстояние от Лондона до Нью-Йорка за три часа. Но с экономической точки зрения весь этот проект оказался полной катастрофой!

Во-первых, билеты на рейс Concord стоили очень дорого. Во-вторых, его двигатели производили столько шума, что этот лайнер просто не мог летать над сушей - только над океаном. И в конце концов оказалось, что такой самолет просто не нужен, для него нет рынка!

В Америке сейчас наибольший спрос на малые и средние пассажирские самолеты, которые производятся небольшими и средними компаниями. То есть вместо одного самолета - скажем, на триста пассажиров, который связывает крупные города, с крупными же аэропортами, возникает все большая потребность в лайнерах поменьше. И билеты на них будут дешевле, и появится возможность связать друг с другом напрямую совсем небольшие города. Ну, и, конечно, для производства небольшого самолета нужно значительно меньше денег, чем на разработку и создание крупного лайнера...

Сергей Сенинский: И завершаем разговор - в России. Сегодня в разных местах разрабатываются сразу то ли 10, то ли 12 разных моделей именно "регионального" самолета, на который, и будет основной спрос. Но все они пока - существуют лишь на уровне проектов. Объединить эти усилия разработчиков - одна из задач создания единой российской авиастроительной корпорации. Ясно, что из этих моделей появятся на рынке не все... Тему продолжит заведующий кафедрой Самарского государственного аэрокосмического университета

Валерий Комаров: К сожалению, сейчас сужается спрос на авиаперевозки. Из нашего обихода авиация фактически уходит - из-за того, что нет региональной авиации. У людей пропал навык пользоваться самолетами! В целях возрождения авиации, чтобы снова "приучить" людей пользоваться авиатранспортом, показать, что это выгодно, мне кажется, что касается регионального самолета, главная задача - сделать дешевый самолет! Может быть, он даже будет уступать по топливной эффективности зарубежным самолетам, но чтобы те не слишком богатые авиафирмы, которых много в нашей стране, могли бы сейчас покупать этот лайнер или брать в лизинг.

Проблема еще вот в чем... В 2005-2006 годах две кривых "пересекаются" - это кривая спроса на перевозки и кривая возможностей по перевозкам того парка, который на сегодня существует. Потому что его предстоит списывать по моральному и, самое главное, физическому старению...

Сергей Сенинский: Ну, а более крупные лайнеры? Ведь уже выпускают новые их модели, разработку которых, правда, начинали еще в конце 80-ых. А ведь нужны будут и новейшие модели...

Можно предположить, что и в России - при создании единой авиастроительной компании - абсолютно необходим будет "качественный" скачок, технологический... То есть - как в случае с Airbus, вы сами об этом говорили в начале нашего разговора, делясь впечатлениями от посещения головного завода европейской компании во Франции...

Валерий Комаров: Здесь, конечно, речь идет о переходе на композитные материалы. Это - уже совсем другая культура производства. Конечно же, необходимо переходить на компьютерное проектирование...

Знаете, те "запасы", которые у нас были, "авиационной культуры" 20 века, они были весьма велики, но сейчас они - близки к исчерпанию!.. Поэтому нужно догонять, нужно, безусловно, осваивать новые технологии. Это - по плечу, хотя это и непросто...

Сергей Сенинский: Если накопленный в стране "запас авиационной культуры близок к исчерпанию", что, на ваш взгляд, может стать в единой авиастроительной корпорации, будь она создана, неким внутренним двигателем собственного развития?

Валерий Комаров: Сейчас пока есть только политическое решение в области авиастроения, которое отвечает на главный вопрос - да или нет авиастроению в России. Решение, которое принято, безусловно, правильное. Вопрос в том, как его эффективно реализовать.

Мы имеем огромное поколение инженеров, которые являются отцами 15-20-летних молодых людей. В этих семьях еще сохранился дух и культ инженерного творчества! Если будет авиационная промышленность, то даже со скромными зарплатами эти люди готовы работать, потому что работа для них - удовольствие, настоящая инженерная работа!!. И таких людей много. Поэтому вопрос - выходит за рамки экономики.

Сергей Сенинский: Спасибо, напомню, на вопросы программы отвечал заведующий кафедрой Самарского государственного аэрокосмического университета Валерий Комаров, к которому обратился наш корреспондент в Самаре Сергей Хазов...

Ирина Лагунина: Каждый совершеннолетний гражданин своего государства по праву считается избирателем. То есть, человеком, который осознанно делает свой политический выбор и отдает свой голос в пользу того или иного кандидата - в депутаты местных или центральных органов власти или на высший пост в государстве.

Какова связь между реальными симпатиями избирателей и результатами выборов. Иными словами - какова общая культура избирателей и избираемых, и как влияют эти два фактора на демократическое развитие и гражданское общество.

Подробнее об этом - Владимир Ведрашко.

Владимир Ведрашко: В Саранске в 23-й средней школе создана школьная президентская республика. Опыт участия детей и подростков в школьных избирательных кампаниях позволяет приобретать некоторые навыки, которые необходимы свободным гражданам в правовом государстве. Корреспондент Радио Свобода Игорь Телин подготовил репортаж на эту тему. Вы услышите голос возможного будущего кандидата на пост президента России.

Игорь Телин: Президентами становятся здесь ученики 10 класса, и их полномочия заканчиваются накануне выпускных экзаменов. Сложивший полномочия президент будет готовиться к выпускным экзаменам и, возможно, подумать о написании мемуаров. Благо, есть что вспомнить.

Сергей Коломасов: Основным моим конкурентом был молодой человек из параллельного класса, который тоже довольно-таки известный, хороший активист, которого знает вся школа. Такие серьезные у нас были столкновения. Я победил не благодаря своей известности или чему-то другому, а сделали тактический ход, найдя изъян в нашем законе, в нашей конституции. Я попросил свою одноклассницу, свою очень хорошую подругу, чтобы она также выставила свою кандидатуру. И потом после голосования перед объявлением результатов она просто все свои голоса передала в мою пользу. То есть тем самым, естественно, я стал президентом.

Игорь Телин: Сергей Коломасов, действующий президент школьной республики "Простор", менее чем через месяц должен сложить свои полномочия. Тем временем в школе уже дан старт новой избирательной кампании. На вопрос о том, насколько применим полученный в школе опыт к реальной жизни, Сергей ответил так.

Сергей Коломасов: Вы знаете, я думаю, на 99,5% точно. Потому что у нас в школе правовое направление, оно работает довольно-таки хорошо. И у нас ученикам, начиная с начальных классов, рассказывают о том, что такое есть избирательный процесс и что они, достигнув 18-летия, должны обязательно принимать участие в выборах. И в принципе у нас ученики это осознают. Бывает зачастую такое, когда настоящие выборы проходят на базе нашей школы, то приходят на выборы даже не сами родители, а ученики притаскивают за собой, можно сказать, родителей. Так что у нас они относятся к этому довольно-таки серьезно.

Игорь Телин: Косвенным подтверждением этой серьезности может послужить разговор с одним из первоклассников Богданом Матвеевым и его мамой Оксаной. На обычный в общем-то вопрос о том, кем ты хочешь стать, семилетний малыш ответил необычно.

Богдан Матвеев: Президентом России. Я думаю, что если я буду хорошо учиться, буду все знать, то тогда у меня получится.

Игорь Телин: Мама сказала, что ты знаешь наизусть гимн России.

Богдан Матвеев: Я его могу спеть, если надо. (Поет гимн)

Игорь Телин: Ваш сын продемонстрировал некую незаурядность, начиная с того, что хочет стать президентом России и даже знает гимн. Откуда это, почему?

Оксана Матвеева: Я считаю, что дух школы сам такой, что дети понимают свою ответственность за то, что что-то происходит. Почему президентом решил стать - совершенно непонятно. Он абсолютно уверен в том, что он им будет. Любимый подарок на день рождения - мама с папой подарили флаг России. Теперь еще просит флаг Мордовии. А потом были потрясающие совершенно истории. Он говорил так: "Мама, я буду президентом России, когда вырасту. Только у меня одна проблема". "Какая?". "Что же мне теперь Путина выгонять? Он же хороший".

Игорь Телин: Самарский юрист Алексей Четвергов называет школьную республику игрой, несомненно нужной. Но даже с ее выборным антуражем, игрой достаточно далекой от реальной жизни.

Алексей Четвергов: Хочется прежде всего сказать о том, что вот эта схема ярким самым образом говорит о том, что в принципе школа не может быть только школой, это не просто фабрика по производству знаний, это социальный институт. Формирование лидерского потенциала среди школьников - это очень хорошо, если человек с детских и юношеских лет учится быть лидером, учится быть политиком. Было бы, конечно, прекрасно, если бы взрослые относились к этому с той же серьезностью, что и дети. Мне кажется, пока слишком идеально. Эта идеализация она немножко отрывает этих детей, которые участвуют в игре, от реальной жизни. У них создается впечатление, что с помощью выборов, честных политических технологий можно в этой жизни чего-то достичь. Еще один забавный момент - куратором этого процесса в 23 школе является Центризбирком. Мне бы очень интересно было бы проследить, как эти люди, которые организовали серию таких хороших, правильных выборов, передадут свой опыт детям. Могут ли они придти и откровенно рассказать, с помощью каких методов и административных ресурсов можно организовать нужный для них результат, и как после этого дети на них будут смотреть.

Игорь Телин: А вот что рассказала выпускница этой школы Ольга Силина.

Ольга Силина: Вот я уже четыре года не учусь в школе и вижу, что в жизни все иначе происходит. В школе мы выбирали сами самого достойного кандидата. Шла предвыборная борьба, проводились дебаты. Когда мы голосовали, никто, не учителя, ни завуч, ни директор, никто не навязывал нам свое мнение, за кого голосовать. В жизни же все по-другому. В университете с нами много раз проводили беседы, объясняли нам, за кого надо голосовать, что это нам выгодно. И различные меры устрашения были, что если мы проголосуем не так, не за того, кого надо, к нам будут различные санкции применяться. Все-таки мы студенты зависимые - наши оценки, зачеты.

Игорь Телин: Да, в реальной жизни все не так, и проведение выборов подчас далеко от идеала. Но, наверное, главное - выпускники гимназии знают, как должно быть на самом деле, то есть по закону. И, возможно, полученный ими в стенах школы опыт будет реализован на практике в их взрослой жизни.

Владимир Ведрашко: Одним из наиболее активных регионов, с точки зрения участия в выборах, традиционно считается Самара.

Что думают о культуре волеизъявления избирателей жители этого города?

Репортаж корреспондента Радио Свобода Сергея Хазова.

Сергей Хазов: Удается ли простым самарцам ощутить себя избирателями? Вопрос студенту Сергею Лебедеву.

Сергей Лебедев: Мне кажется, что судьбу любых выборов обычный народ, скажем так, решить не может. Не знаю, у меня почему-то такое ощущение складывается, что выборы заранее спланированы, заранее будет известен победитель. Мнение человека отдельно взятого, как мне кажется, сейчас даже не рассматривается.

Сергей Хазов: Рабочий самарского метро Андрей Нечаев не верит в объективные выборы.

Андрей Нечаев: Я вначале тоже в середине 90 был проникнут (молодой романтик) будем жить лучше. Но мне довелось участвовать в так называемой избирательной комиссии, сидеть на участковом участке. И я увидел, что такое выборы в нашем российском образце. Потемкинская деревня - ничего больше. Если уж на таком уровне идут фальсификации. Были выборы президента Путина, больше всего потрясло то, что представители были, как положено по закону, люди даже не знали, зачем здесь сидят. Он по идее должен преследовать интересы кандидата одного, а он даже этого не знает. Ему ничего не разъяснили, ни прав, ни при подсчете голосов. Какая там демократия - это элементарно никакой человеческой порядочности не было, не то что демократии. Все, что говорится, что человек наш русский любит сильную руку мужскую - это все чушь полная. Просто у нас народ затюканный. Никакие выборы в данном варианте не помогут. Потому что выборы - это крупица, надо работать над этим в комплексе.

Сергей Хазов: Преподаватель Евгений Широков считает, что каждый избиратель свободен в своем выборе.

Евгений Широков: Честно говоря, чтобы быть избирателем, надо этим заниматься, следить, смотреть и много думать о каждом политике. Потому что человек говорит о себе одно, на самом деле он несколько другое. На самом деле, мне кажется, что в России культуры мало развивают. Может быть выгодно политикам: за счет того, что они наговорят что-нибудь, люди их выбирают. А потом говорят - эх, кого мы выбрали. Поэтому, может быть, политики не заинтересованы в культуре избирателей. Выбирать нужно умом, а ум не у всех людей развит. Но с другой стороны, выбирать, конечно, надо, потому что, когда выбираешь, начинаешь думать, а думать - это хорошо. Может быть действительно хороший царь выгоднее для России, чем честно избранный какой-то человек. Потому что если хороший царь, он все-таки какой-то порядок в стране наведет, пусть жесткими мерами. Честно избранный человек, может быть, будет проводить референдумы, а толку от этого не будет никакого, хотя вроде всего демократично.

Владимир Ведрашко: Мы говорим о культуре избирателей. С польской практикой вас познакомит корреспондент в Варшаве Алексей Дзиковицкий.

Алексей Дзиковицкий: Низкая избирательная активность уже не один год является поводом для беспокойства для польских политиков.

Говорит Катажына Батко из общественной организации Центр гражданского образования в Варшаве.

Катажына Батко: Основы государственного устройства, политических систем и так далее, изучаются еще в школе, однако молодым людям фактически никто не объясняет, почему они должны, к примеру, голосовать. Вот этим мы и занимаемся.

Алексей Дзиковицкий: Специалисты Центра реализуют программы, цель которых убедить молодых людей - будущих избирателей, в том, что их голос имеет значение и что они могут в своей стране что-то сделать.

По мнению Моники Кошыньскей - руководителя обучающих программ для молодежи Центра гражданского образования, распространенный стереотип о том, что молодежь не интересуется политикой и не хочет голосовать, уже не актуален.

Сергей Сироткин: Одна из наших наиболее масштабных программ под названием "Голосуют молодые" осуществляется таким образом, что накануне общенациональных выборов или референдумов мы проводим правыборы в учебных заведениях с такими же вопросами или кандидатами и в точном соответствии с законом о выборах. Есть бюллетени, урны, комиссии - таким образом молодые люди могут как бы пощупать, что же это такое эти выборы.

Затем через Интернет данные голосований со всей страны стекаются в наш Центр, и наш "Центризбирком" объявляет результаты. Отмечу, что количество учебных заведений, которые хотят принимать в этом участие, из года в год растет".

Алексей Дзиковицкий: Примечательно, что государственные органы делают все возможное, чтобы помочь деятельности общественных организаций в сфере гражданского образования. Продолжает Моника Кашыньска.

Сергей Сироткин: Президент является патроном наших программ, министр образования неоднократно награждал наши учебники и наши учебные программы. Мы постоянно принимаем участие в курсах повышения квалификации учителей - специалистов нашего Центра приглашают читать педагогам лекции. Так что нас государственные органы очень поддерживают, о каких-то препятствиях не может быть и речи.

Владимир Ведрашко: Между культурой избирателей и эффективностью власти - существует прямая взаимосвязь.

Мы продолжаем цикл бесед с региональным советником по вопросам демократического развития Сергеем Сироткиным. Он работает в Братиславском центре Программы развития ООН, однако в наших беседах делится своими личными суждениями. В прошлый раз мы говорили о социальной солидарности. Напомним, что это такое.

Сергей Сироткин: Это некоторый социальный общественный капитал, который готов, и ставит, и хочет, и желает ставить под контроль власть, начиная с самого низового уровня и заканчивая центральной властью. Но здесь я хотел бы предостеречь от одной очень серьезной и важной вещи и возможной ошибки. Когда мы говорим о слабости гражданского общества, об отсутствии социальной ответственности за свою собственную судьбу, а это действительно существует, то это предоставляет очень интересную лазейку, когда власти во многих государствах часто ссылаются на недостаток и нежелание демократического развития тем, что общество не готово. Так вот эта позиция - позиция абсолютно ложная. Дело в том, что насколько общество может и готово проявлять социальную солидарность и контролировать власть - это зависит не только от развития самого общества, это зависит и от того, насколько это может быть востребовано со стороны институтов власти. Вы знаете, я приведу простой пример: когда говорят, что нет политических партий или политические партии слабые, например, это правда на большей части постсоветского пространства. Но мы должны видеть и то, что администрация, моноцентрические президентские режимы на постсоветском пространстве, как правило, они ориентированы на то, чтобы не позволить возникать новым политическим партиям. Или это партии будут партии верных чиновников или это будут партии полушутовской оппозиции. Но создаются все препятствия для того, чтобы партии не сформировались. И в этих условиях партии действительно формируются медленно и неэффективно. Потому что этот потенциал не востребуется, он не может быть включен в государственные институты, в государственные структуры. Это двустороннее движение.

Владимир Ведрашко: От чего зависит востребованность со стороны власти активного гражданского общества?

Сергей Сироткин: Если речь идет о том, чтобы бюрократия не становилась ведущей, если не сказать, единственной силой - это в очень большой степени зависит от того, как осуществляется децентрализация власти. Если власть передается на уровень более низкий, на уровень регионов, муниципалитетов, местный уровень, это приближает власть к людям, это делает власть ответственной перед людьми. Конечно, это непростой процесс. И тем не менее, это шанс, чтобы люди почувствовали, что они могут что-то определять. Если у нас сейчас на соседа жалуются в приемную президента или в комиссию по правам человека при президенте по бытовым спорам, это означает только одно, что доверия к местному уровню чего угодно - власти, способности решить проблемы на местном уровне - равняется нулю, близко к нулю. И пока это не будет преодолено, до тех пор изменить ничего нельзя.

Рассказ о российско-белорусском суперкомпьютере

Ирина Лагунина: Каждые полгода в мире определяется рейтинг пятисот самых мощных суперкомпьютеров. Недавно в их число вошел совместный российско-белорусский суперкомпьютер СКИФ К-1000, причем вошел в первую сотню.

Зачем нужны суперкомпьютеры? Какие задачи они сейчас решают? Рассказывает директор Института программных систем Российской академии наук Сергей Абрамов. С ним беседует Александр Костинский.

Сергей Абрамов: В прошлом году завершилась всесоюзная программа суперкомпьютерная СКИФ, которая финансировалась из бюджета союзного государства. Участвовало 20 предприятий, примерно по 10 предприятий с каждой стороны - десять российских, десять белорусских. Это лидеры компьютерной отрасли и прежней, и нынешней. Два головных предприятия: с их стороны объединенный институт проблем информатики национальной академии Белоруссии, с нашей стороны наш институт - Институт программных систем российской академии наук был головным. Пять лет 20 предприятий в общей сумме смешные деньги, честно говоря, 10 миллионов долларов примерно на пять лет, да на две страны, да на 20 предприятий - то есть это просто смешно. И с этой точки зрения очень значительные результаты, которые получены за эти деньги.

Александр Костинский: Что удалось реализовать?

Сергей Абрамов: Прямо в названии программы было несколько ключевых слов. Первое ключевое слово - разработка и освоение в серийном производстве. То есть мы не делали пузырь, который удивит весь мир. Мы готовились к серийному производству. Документацию можно передавать на заводы-изготовители и оснащать этой техникой все заинтересованные предприятия, ведомства, все, что угодно.

Александр Костинский: Что вы делали? Какие классы суперкомпьютеров вы делали?

Сергей Абрамов: Мы делали семейство суперкомпьютеров СКИФ. Это означает, что они программно-совместимые и широкого спектра производительности от десятков миллиардов операций в секунду до триллионов операций в секунду. Старшая модель, которую мы сделали, это два с половиной триллиона операций в секунду, это пиковая теоретическая производительность, а реальная на задаче линейной алгебры два триллиона операций в секунду. Это самая мощная машина на бывшей территории Советского Союза. Почему я так говорю? Потому что Армения делает свои суперкомпьютеры и неплохие, Украина, на нас посмотрев, стала делать машины. И интересно, что они название сделали - их семейство называется СКИТ, наше СКИФ. Просто мы встречались, они откровенно говорят. Докладывали академику, он пошел в правительство и сказал: "Это дело надо делать". И выделил деньги просто.

Александр Костинский: Но вообще-то ваш компьютер самый пиковый, где решается довольно большая задача линейной алгебры, вы вошли в число ста лучших суперкомпьютеров мира?

Сергей Абрамов: Он занимает на сегодняшний день 98 позицию в рейтинге Топ-500. Это очень высокий результат, поскольку такую вычислительную технику в первой сотне, которая производится, разрабатывается только в Америке, Китае, Японии и теперь в союзном государстве. Там нет ни Европы, там нет индии, которые производят компьютеры, но не в первой сотне. Европа производит суперкомпьютеры, не из первой сотни. Но мы делаем семейство. Не только этот большой, но делаем для разных предприятий. Скажем, младшенькая самая модель входит в состав законченного прикладного комплекса. Следующее ключевое слово - прикладная система. Для чего это делается? Это совершенно законченный прикладной комплекс под названием Кардиологический комплекс диагностики. Обыватель никогда не скажет, что это суперкомпьютер. Это законченное медицинское изделие, которое по карману больнице райцентровского уровня, даже не областного, и который позволяет делать диагноз пациента в режиме повальной диспансеризации населения.

Александр Костинский: То есть в действительности, когда звучит слово суперкомпьютер, компьютер звучит для многих людей достаточно непонятно, а суперкомпьютер вообще что-то такое. А это задача диагностики, задача правильного описания многих органов человека. Как я понимаю, для конструирования вплоть до кроссовок требуются расчеты на суперкомпьютере. Обычные компьютеры за разумное время не справляются.

Сергей Абрамов: Сегодня ситуация такая, что суперкомпьютерная отрасль является системообразущей для всех остальных отраслей. Простыми словами можно сказать так: он должен использоваться везде - в тяжелом машиностроении, в легком машиностроении, в легкой промышленности, в пищевой промышленности, в нефтедобывающей промышленности, везде. При условии, что мы стремимся к конкурентоспособности. Если не волнует конкуренция на мировом рынке, грубо говоря, можно отгородиться от ВТО, и спокойно жить без суперкомпьютеров. Если мы хотим создать продукцию, которая будет конкурентоспособная, ее надо считать на суперкомпьютере. И неважно, о чем идет речь - о духах, о лекарстве, о микроволновках, о кроссовках. Просто на выставке в Ганновере год назад подошла, тогда уже был суперкомпьютер СКИФ К-500 предыдущий, который 0,7 триллиона операций в секунду, и минчане туда приехали, к ним подошла фирма из легкой промышленности с реальными данными для реальных расчетов. Это было динамическое моделирование, извините, дамского бюстгальтера. Чтобы он был конкурентоспособный, чтобы он держал форму на бегу, чтобы он был красив, чтобы он был достоин в любой обстановке, требуется динамическое моделирование. Можно шить эти изделия без суперкомпьютеров? Можно. Можно выиграть мировую конкуренцию без таких расчетов? Нельзя. Белорусская сторона, две самые мощные машины расположены в Минске, сделанные по программе СКИФ, они сформировали суперкомпьютерный центр. И на уровне руководства республики было принято решение, что вся экономика, ей требуются достижения конкурентоспособности. Им было, грубо говоря, в приказном порядке сказано - всем считаться, чтобы изделия были качественными. Первый раз директора заводов поплакали. Но когда агрегатный завод, который выпускает турбины для всего автопрома, они получили расчет, ему объясняют: вот тут у тебя ламинарное течение, вот турбулентное, а вот тут застой. Как застой? Вот так застой. На, посмотри. В следующий раз их за уши не оттащишь, чтобы просчитать свои изделия. Они реально будут добиваться конкурентоспособности.

Александр Костинский: Тут очень важный вопрос: суперкомпьютеры и государство. Сейчас в России такое направление доминирует, что, ребята, все за частный счет. Я знаю, что во многих государствах суперкомпьютерная отрасль отнесена к высшим приоритетам. И там это финансирует государство, несмотря на то, что готовы профинансировать крупные частные корпорации. Просто государство хочет держать контроль и хочет, чтобы никто не монополизировал, потому что это область, как они считают, может быть очень важной для развития всех отраслей, всем надо дать доступ.

Сергей Абрамов: Да, совершенно верно. Сейчас у нас на рассмотрении на первых этапах согласования находится следующая программа. Программа СКИФ закончилась. У нас готова конструкторская документация, у нас выпущено 16 образцов, у нас выпущено десять СД-румов с программной продукцией, с разными программными системами. Но пройдет год, это все морально устареет. У нас темпы развития суперкомпьютерной отрасли такие: удвоение за год. Если мы простоим год, значит в два раза скатились по лестнице. Мы год простоим точно, дай бог, все эти согласования успеть за год. И что я слышу на этапе согласования: давай привлеченные средства. На развитие суперкомпьютерных игридовских технологий мы тебе дадим, но половину добавь сам. Кто? Академический институт добавь. Откуда у него собственные средства и почему он должен добавить? Действительно у меня есть отчет, сделанный в Америке. Более того, скажу, в структуре правительства просто есть комитет при президенте Соединенных Штатов Америки - комитет по высокопроизводительным вычислениям. Сегодня они утверждают, что суперкомпьютерные технологии являются костяком для будущего государства. То есть это будет такой же инфраструктурой государства, как армия, как экология, как магистральные автомобильные дороги, магистральные железные дороги. Это цитата из этого доклада. Государство не должно отдавать в частные руки - это раз. Государство должно финансировать только из бюджета - два. То есть, грубо говоря, фирма IBM должна развивать суперкомпьютерные технологии только за бюджетные деньги. Там говорится, что это очень хрупкая отрасль, она зависит от бюджетных вливаний. Если чуть-чуть прозевать год, то исчезают фирмы, исчезают команды - это нельзя допускать. Это слова из того доклада. Почему государство должно опекать это? Потому что это база для всех технических решений во всех остальных отраслях. И в военных, не про войну идет речь, речь идет про конкурентоспособность технологий, про организацию жизни, про структурирование жизни государства, про электронное правительство, про электронную демократию, всеобщую медицину. Это действительно - во всех отраслях, если мы хотим достичь конкурентоспособности, нам требуется эта техника.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены