Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
25.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[22-09-05]

Поверх барьеров

Образы реального театра. Новый том телевизионных диалогов Александра Гордона. Андрей Райзер в Русском музее. Продолжение беседы с Кириллом Лавровым. "Предсказание" Юлии Андреевой. Лиза Монд поет по-французски


Ведущая: Марина Тимашева

Марина Тимашева: Издательство "Предлог" выпустило очередной том телевизионных диалогов Александра Гордона в бумажной версии. Комментирует наш постоянный читатель Илья Смирнов.

Илья Смирнов: Лет 15 тому назад телевидение осудили за то, что в эфире, мол, всё время маячат "говорящие головы". И ура! Вместо голов пришли задницы, как в переносном, так и в самом прямом смысле. Их разноголосое самовыражение назвали свободой слова. Но в 2001 г. ответственный работник министерства правды (департамент НТВ), по имени Александр Гордон использовал служебное положение, чтобы поставить в сетку вещания по-настоящему оппозиционную программу. Ну, не нравится "оппозиция" - назовите это социальный эксперимент. Он состоял в том, чтобы предоставить эфир людям, которым есть, что сказать, признанным специалистам в разных отраслях знания.

И так, чтобы их не перебивали на полуслове, не втискивали в 5-минутный "формат", не навязывали Эллочку Людоедку в равноправные оппоненты. Физики и геологи, историки и лингвисты сами определяли тему - что, по их мнению, следует сообщить "граду и миру". А телезрители вдруг обнаружили, что у них множество умных и талантливых соотечественников, людей дела в нормальном значении слова "дело", не предавших ни своей страны, ни своей профессии, просто симпатичных собеседников, владеющих русским литературным языком. Многие выпуски программы "Гордон" - произведения искусства, и бумажный вариант демонстрирует это с особой убедительностью: смотрите в книжке первый же диалог с академиком Владимиром Петровичем Скулачевым о природе старения и смерти, и о возможности избежать этого - я цитирую - "мучительного и унизительного акта, когда шаг за шагом организм теряет свои силы, чтобы в конце концов умереть". Не верится, что сложнейшие проблемы генетики, биохимии, теории эволюции можно изложить в свободном режиме, без бумажки, так точно и в то же время образно, с замечательно уместными цитатами не только из учёных трудов, но и, извините, из Жана Батиста Мольера. Понятно, народ заинтересовался - я сужу не по проплаченным "рейтингам", которые надёжны примерно как сталинская статистика коллективизации, а по тому, что на передачу стали ссылаться, пересказывать друг другу, до сих пор её бумажные версии продаются в киосках у метро наравне с Марининой, и начальство телевизионное тоже осознало опасность "говорящих голов", принялось судорожно запихивать программу "Гордон" всё дальше и дальше за полночь, чтобы, упаси бог, не посмотрели те, кому в 7 утра вставать, например, школьные учителя. Или сами школьники.

Возникает искушение все заслуги приписать учёным гостям, тем более, сам Александр Гордон говорит: мол, в идеале "я бы всю программу молчал" (смотри его интервью Павлу Подкладову). Но внимательно читая книгу, вы убедитесь, насколько редкие реплики ведущего уместны и демонстрируют понимание очень разных предметов. Феноптоз, запрограммированная смерть без старения. Ведущий: "Поправьте меня, если я ошибаюсь, скажем, у лососевых происходит почти то же самое". Скулачев: "Да, вы читаете мои мысли". Другая тема: происхождение древнерусских городов, конкретно Новгорода из "рыхлой догородской структуры", куда переселялись бояре с домочадцами. Вопрос: "Когда переселяется, он уже боярин?" Академик Янин Валентин Лаврентьевич отвечает: "Они бояре потому, что восходят к родоплеменной знати". Вот вам - главная особенность новгородского боярства! Интересно, когда именно ведущий позволяет себе иронию. Беседа на тему "Эффекты сверхмалых доз", мол, "гомеопатические разведения дают очень интересные данные..." Ведущий: "Всё, приду сегодня домой, буду экспериментировать: капля спирта на ведро воды". Конец цитаты. Идеальная схема эксперимента. Очень перспективно, как для ликероводочной промышленности, так и для медицины, если нужны дорогие лекарства... Капля спирта на ведро, таблетка на больницу.

К концепции сверхмалых доз есть вопросы у моих знакомых биохимиков. У меня лично, опять-таки выражаясь академически, серьёзные сомнения в существовании того нового правящего класса эпохи глобализации, "класса интеллектуалов", о котором рассказывал Александру Гордону уважаемый экономист Владислав Леонидович Иноземцев. Я бы подобрал другие определения для господ из "Светской хроники" газеты "Коммерсант", не столь возвышенные. Но ведь не ведущий виноват в том, что выпуски программы неравноценны. Он приглашает тех, кто, каждый в своей дисциплине, считается серьёзным специалистом, имеет соответствующие звания. А дальше - опять-таки социальный эксперимент, позволяющий судить о состоянии того или иного профессионального сообщества.

А в общем, третий том диалогов захватывающе интересен. Я настоятельно рекомендую всем, кто не мог смотреть НТВ в два часа ночи, ознакомиться с сексуальной жизнью божьих коровок и с новейшими исследованиями в области сна, из которых, между прочим, можно сделать вывод о том, что в интеллектуальном отношении между теплокровными и холоднокровными примерно такая же пропасть, как между человеком и другими животными... Даже в беседе о Туринской плащанице религиозная версия апеллирует к научной аргументации. Это внушает оптимизм. Новое средневековье ещё не наступило, дело Просвещения не проиграно.

Марина Тимашева: Екатеринбургским зрителям, московским и петербургским критикам, актерам и режиссерам за неделю было показано 17 лучших спектаклей России. Тему продолжает Олег Вахрушев.

Олег Вахрушев: Зрители о своих впечатлениях расскажут друзьям и знакомым, критики напишут в журналах, актерам и режиссерам свои впечатления нужно будет реализовывать на площадке. Наверное, поэтому для каждого существует свой фестиваль "Реальный театр".

Об особенностях форума и некоторых принципах отбора спектаклей говорит бессменный директор фестиваля Олег Лоевский.

Олег Лоевский: Во-первых, ему 15 лет. Это самый старый фестиваль в России. Ибо "Золотая маска" и, вообще, все фестивали появились значительно позже моего фестиваля. У него есть свое имя, и этот жесткий разбор критиков, особая атмосфера и встречи людей театра на этом фестивале притягивают. Почему они едут? Потому что я их зову. Это не парадокс. Новый театр, который только что возник, это студия под руководством Сергея Женовача. Спектакль "Мариенбад", который уже имел успех в Москве. Мне хотелось поделиться молодой энергией недавних студентов и с петербургским зрителем, и с гостями из других городов. Фактически, все спектакли - это не просто театр, это театр и еще новый взгляд, новое ощущение времени. И надо сказать, что, например, омский спектакль "Вишневый сад" в постановке Евгения Марчелли, главного режиссера Омской академической драмы, - это замечательная работа. И, зная наизусть пьесу, ты поражаешься тому, как Жене удалось ее прочитать, открыть и артистам ее сыграть. Это и "Тварь", спектакль Русского театра Башкирии, в постановке Олега Рыбкина ( пьеса Валерия Семеновского). Это такая переработка, новый взгляд на "Мелкого беса" Федора Соллогуба. А спектакль из Петербурга Анатолия Праудина? Вернее, два спектакля, в разных городах поставлены - это омский "Пятый театр" - "Чудаки" Горького, и "Золушка" Шварца из Петербурга. Праудин мне бесконечно интересен, и это, опять-таки, попытка поделиться радостью от того, что я увидел на сцене, потому что это не совсем обычная "Золушка", потому что текст не изменен, но умение прочитать известную историю другим взглядом, другим глазом, делает искусство Праудина бесконечно интересным, и ты открываешь в известном новое и, тем самым, открываешь и в себе что-то новое. Я считаю, что театр помогает нам познать себя и познать то время, в котором мы живем.

Олег Вахрушев: Основной особенностью "Реального театра" является то, что каждый спектакль в обязательном порядке обсуждается известными и признанными театральными критиками в присутствии режиссеров и актеров. Спектакль Анатолия Праудина "До свидания, Золушка" вызвал положительные эмоции не только у Олега Лоевского. Рассказывает Марина Дмитревская, главный редактор "Петербургского театрального журнала".

Марина Дмитревская: Один только спектакль "До свидания, Золушка" вызвал такой восторг, что коллеги, режиссеры, бегали между рядами по залу, просто летали и говорили: "Толян, ты гений!". В то же время, на этом фестивале "Реальный театр" в смысле общей атмосферы мы дружно, хорошо и слаженно работали. Но я ходила с фотоаппаратом и пыталась поймать группы. Всегда это был фестиваль, объединяющий группы коллег, группы товарищей, режиссеров одного поколения. Нынче этого не было. Не было групп. Можно было по два человека увидеть. Диалоги еще были возможны, но товарищество, ради которого "Реальный театр" создавался, жизнь подразрушила. За 16 лет существования "Реального театра" дело, конечно, изменилось и компания ровесников Лоевского и наших ровесников, определенной режиссерской генерации, уже во многом выговорилась, как выясняется.

Олег Вахрушев: Несмотря на то, что внутренняя атмосфера "Реального театра" ощутимо изменилась, Марина Дмитревская считает, что фестиваль все-таки состоялся и многие спектакли показательны для современного российского театра. Высоко оценивая работу уже упоминавшегося Анатолия Праудина, Марина откровенно недоумевает по поводу появления в программе слабого спектакля "Стойкий оловянный солдатик" екатеринбургского ТЮЗа.

Марина Дмитревская: На другом полюсе - детского театра - находится спектакль "Стойкий оловянный солдатик" Вячеслава Кокорина, сделанный в стилистике того неживого деревянного, оловянного, стеклянного детского театра, против которого, казалось бы, "Реальный театр" всегда протестовал. Здесь он был нам показан и получил у многих очень положительную оценку. Что для меня странно. Показателен спектакль "Тварь" по блестящей пьесе Валерия Семеновского в постановке Олега Рыбкина. Он о том, как наша дикая жизнь осенена великой русской литературой, он состоит из цитат - "Мелкий бес" - и Рыбкин так лихо сочиняет на эту тему и густо насыщает театральную действительность идеями о природе русского абсурда. Показателен ли спектакль "Моя Марусечка" в театре "Глобус" Марины Брусникиной. Да, потому что есть тяготение театра к простоте, к театру простых чувств, простых эмоций. Показателен спектакль Володи Золотаря в Екатеринбургском ТЮЗе "Укрощение строптивой". Потому что наши режиссеры очень много занимаются театром в театре, природой театральности, и Золотарь несколько подзапутался в этой своей игре, но есть Светлана Замораева в главной роли, и это большой театральный праздник. Показателен ли спектакль по пьесам ирландца МакДонаха в пермском театре "У моста"? Мне кажется, показателен и интересен, потому что режиссер Сергей Федотов постарался сделать такие гиперреалистические картины жизни ирландской, но близкой нашей. Это тоже было очень интересно. Как всегда, Лоевский собрал работы содержательные. То есть, свое название "Реальный театр" фестиваль вполне оправдал.

Олег Вахрушев: Свои выводы об увиденном делают и режиссеры, приехавшие на фестиваль. Анатолий Праудин, в свое время бывший главным режиссером екатеринбургского ТЮЗа и поставивший на его сцене много весьма значимых в истории этого театра спектаклей, ныне - санкт-петербургский режиссер, руководитель "Экспериментальной сцены" театра-фестиваля "Балтийский дом".

Анатолий Праудин: На этом фестивале много интересных впечатлений. Мне очень понравился спектакль "Мариенбад" Каменьковича. Ребята очень живые, очень изящные и элегантные. Взяли этот непростой театральный жанр, эпистолярный жанр. Я с большим интересом слежу за тем, как работает Федотов в пермском театре "У моста". Они привезли два спектакля. Я был поражен, насколько плотно выстроены линии жизни, взаимоотношения, как сгущено все. И, как следствие - странные, но очень живые люди и очень плотный поток жизни. Мне было любопытно посмотреть спектакль Рыбкина. Такой странный, фантасмагорический спектакль с массой интересных ходов. Вчера был любопытный спектакль екатеринбургского ТЮЗа "Укрощение строптивой". Спектакль, где было очень много выдумки и юмора. Много впечатлений.

Олег Вахрушев: Общение между критиками, режиссерами и актерами, пусть даже и в формате диалога, так или иначе - главная задача фестиваля. Фрагмент обсуждения спектакля Омского драматического театра "Вишневый сад" в постановке Евгения Марчелли.

Обсуждение критиков: - Нет свойств у героев, нет свойств у сюжетов, нет свойств у пространства, нет свойств у времени, нет свойств у ничего. Так же, как истекает в конце время, так истекло с самого началу уже все. Это глубоко не бессмысленно. Вот это истекание всех смыслов.

- Черный квадрат на черном фоне. На самом деле, это все сформулировано в концепте. Все то, что ты называешь минусом, - минус действие, минус переживание, минус эмоция. Все за счет сценического текста становится плюсом. Мы видим, как из живых людей уходит энергия. Нерожденная любовь, несостоявшаяся любовь на твоих глазах...

- Не на моих глазах.

- Ты говоришь люди без свойств, а мы видим Раневскую с вполне определенными свойствами.

Олег Вахрушев: А вот что сказал после обсуждения постановщик "Вишневого сада", главный режиссер Омской драмы Евгений Марчелли.

Евгений Марчелли: Когда ставишь - думаешь об одном. А когда слышишь потом размышления, это очень интересно. Местами соприкасается, а местами очень далеко. Любопытно, когда вдруг какой-то возникает объем, не так прочитывается. Это даже любопытно. Это нормальные вещи. У нас же очень неконкретная деятельность, абстракция абсолютная.

Олег Вахрушев: Фестиваль завершен. Главный редактор "Петербургского театрального журнала" Марина Дмитревская подводит некоторые его итоги. Конечно же, не о том, какой спектакль был лучшим, поскольку на "Реальном театре" нет никакого конкурса, а, значит, и никаких номинаций и призов.

Марина Дмитревская: Надо сказать, что этот фестиваль был собран в ситуации такой всеобщей театральной усталости. "Реальный театр" отличался всегда тем, что у нас были очень горячие обсуждения. Сейчас они более содержательные, но с температурой 36.6, а не 39. Как бы спорить не о чем. И новых театральных идей практически не возникло, и новых театральных имен не возникло. Может быть, в связи с этим Лоевский справедливо хочет превратить "Реальный театр" в фестиваль режиссерских дебютов тех режиссеров, которые проходят нынче через лабораторию "Молодая режиссура и "Профессиональный театр", которую раз в два года Лоевский собирает на основании выпускных курсов театральных вузов. Тем не менее, я думаю, что и на этом фестивале Лоевский собрал все наиболее интересное, что возникло за прошлый сезон.

Олег Вахрушев: Следующий, 9-й по счету, фестиваль "Реальный театр", возможно, пройдет в Екатеринбурге ровно через два года. "Возможно", - поскольку его директор Олег Лоевский уже несколько раз говорил, что он устал, хотя столько же раз фестиваль проводился вновь. Что будет совершенно точно в ближайшее время под руководством Лоевского - это лаборатория "Молодая режиссура и профессиональный театр". В феврале будущего года из ГИТИСа (РАТИ) в Екатеринбург приедут студенты-режиссеры выпускных курсов Сергея Голомазова и Олега Кудряшова, которые вновь будут работать с артистами ТЮЗа. Собравшиеся главные режиссеры российских театров оценят творчество молодежи, и, возможно, кому-то из них будет предложена работа.

Марина Тимашева: В Петербурге, в Государственном Русском музее открылась выставка чешско-немецкого фотографа с русскими корнями Андрея Райзера. Пользующийся европейской известностью мастер представил петербургской публике черно-белую выставку репортажной фотографии. Рассказывает Дмитрий Казнин.

Дмитрий Казнин: Андрей Райзер - потомок русского эмигранта первой волны, известного русского литературоведа Альфреда Бема. Жил в Чехии, Словакии, Германии. Снимал для крупнейших журналов. Таких как "Штерн", "Гео", "Шпигель". Именно в "Штерне" и появился его фоторепортаж о гамбургской проститутке Доминике, ставший началом и образцом очень популярного затем жанра социального сотрудничества. На фотографиях немного усталая, неопределенного возраста красивая женщина. Живет своей, такой понятной и такой таинственной жизнью. Говорит Андрей Райзер.

Андрей Райзер: Я взял Доминику как главную героиню моего репортажа и снимал ее жизнь в одном доме, доме номер 10 на Герберштрассе. Приходил туда в течение трех месяцев каждый вечер и делал фотографии, из которых возник репортаж. Эти фотографии потом были изданы как книга в одном франкфуртском издательстве. Книга была очень успешна. Ее переиздавали много раз, и она получила много всяких призов.

Дмитрий Казнин: Выставка "Трижды Андрей Райзер" состоит из трех частей. Сквозь три зала идешь, как сквозь время. В первом зале Доминика с Герберштрассе, во втором - портреты великих деятелей культуры - Дюрренмат, Любимов, Сименон, Окуджава, Вайда, Грасс, Менухин, Астрид Линдгрен и другие. Портреты простые - на белом фоне лицо или фигура. Чуть театральные, при этом естественные позы. Отдельно привлекают внимание глаза.

Андрей Райзер: Это фотографии, которые возникали в течение 15-ти лет. Что интересно, там все портреты на белом фоне. Это я в один момент решил, что я буду делать портреты в одном стиле - белый фон без всяких посторонних пейзажей, чтобы не отвлекать от лица. Это немножко труднее, но, зато, есть шанс получить портрет, который показывает характер или что-нибудь изнутри этого человека.

Дмитрий Казнин: И третья часть - последние дни Ленинграда. 90-й год без времени и ожидания чуда. Алкаши и милиционеры, художники и некрореалисты, церкви, подворотни, белые ночи. Под фотографиями тексты.

Диктор: Белые ночи придают этому городу неестественный умышленный вид. Молочно-мучнистое мучное небо воспето поэтами, художниками, влюбленными и проклято ворами, тайными любовниками и жертвами бессонницы. В 1990 году белые ночи добавили мистического ужаса в предсмертную лихорадку Ленинграда.

Андрей Райзер: Я когда снимал этот репортаж, я сам не понимал, что в этом городе происходит. Я чувствовал, что происходит что-то очень важное, что там какие-то замечательные изменения, люди, фигуры, общество, монархисты, анархисты, всякие религиозные секты. Но окончательно я понял, что это репортаж, который показывает очень важный период в жизни города. Через 6 лет после того, как я этот репортаж снял, когда я вторично начал смотреть этот материал, я понял, что это какой-то исторический момент в жизни этого города, и сделал из этих фотографий такой монтаж с музыкой. Такое диашоу. И потом решил сделать выставку из этих фотографий.

Дмитрий Казнин: Изданная в Германии отдельной книгой фотоистория Доминики - очень лиричная черно-белая жизнь, порой напоминает прозу Ремарка, Дюрренмата, Довлатова. Австрийский поэт Вольф Вондрачек сказал о героине этой истории: "Доминика шлюха до глубины своей глубокой ленивой души. Женщина на всю катушку. Она не несчастливое число и не падший ангел. То, что она делает, делается по-настоящему. А когда он вертит задом, реки начинают течь в гору". Под фотографиями отрывки монологов самой Доминики.

Диктор: На Герберштрассе я сразу же почувствовала себя, как дома. Сама не высовываешься, и к тебе не лезут. Тут очень спокойно. Пройдешь по улице, и каждая спокойно сидит у себя в витрине. Одна шьет, другая вяжет, третья читает. Эту улицу называют мамашей, и что-то в этом есть. Ей и впрямь присуще кое-что материнское. Многие наши клиенты - врачи, политики, адвокаты - целый день они командуют, а здесь им хочется, чтобы было наоборот, хочется унижения. Мы продаем наше тело, это понятно, но иногда вместе с ним и кусочек души.

Дмитрий Казнин: Все три части выставки - портреты времени, сделанные с разных расстояний.

Марина Тимашева: В Москве прошла презентация второго сольного альбомы певицы и композитора Лизы Монд под названием "По улице". Все песни, написанные самой Лизой, исполнены на французском языке в жанре, включающем элементы городского романса, классической баллады и французского шансона. На концерте побывала Татьяна Ткачук.

Татьяна Ткачук: Все, что мне удалось узнать о Лизе Монд до концерта, вызывало немалое любопытство: москвичка, родилась в немузыкальной семье, в 5 лет пошла учиться в школу, а в 14 ее закончила, в 15 лет поступила на филфак МГУ и знает несколько языков, сфера научных интересов - перевод либретто опер и мюзиклов на разные языки. Визуальный образ длинноволосой томной и хрупкой красавицы с детским лицом с трудом вязался с информацией о том, что Монд - автор симфонии и балета, мюзикла и музыки к кинофильмам, а также победитель конкурса молодых композиторов в Берлине и исполнительница роли в художественном фильме. Когда она все успела, эта девочка?

Этой песней под названием "Дан ля рю", ("По улице), ставшей титульной в новом диске певицы, Лиза Монд и открыла свой концерт. Классическое длинное платье, скрывающее фигуру, строгое лицо, ни тени кокетства или флирта, - певица на сцене словно вне времени и социального контекста. В песне поется о девушке, потерявшей возлюбленного, чей образ теперь повсюду преследует ее - на улицах Парижа, в толпах прохожих... Вспомнилось, что на одном из сайтов мельком упоминалась некая душевная травма, пережитая юным дарованием, после чего Лиза отправилась жить в Париж и там стала писать песни. Кстати, возраст певицы, на вид которой едва ли можно дать 20, тщательно скрывается от прессы. За несколько минут до начала концерта мы говорим с Лизой в гримерке - об этих тайнах и мечтах певицы.

Татьяна Ткачук: Скажите, от прессы скрывают ваш возраст, скрывают очень иного интересующих журналистов и публику деталей. Из вас умышленно делают легенду? Вы участвуете в производстве легенды из себя, и как вы к этому относитесь?

Лиза Монд: Просто дело в том, что такие вопросы, как возраст или семейная жизнь это, все-таки, вопросы личные. А личная жизнь, она на то и есть личная, чтобы ею оставаться. Мечты, конечно, есть. Ну, мечты они на то и есть мечты, чтобы о них не делиться.

Татьяна Ткачук: А вы себя считаете сверходаренным человеком?

Лиза Монд: Избранным, может быть. Если мне дано принести что-то сверху людям, то может быть, да.

Татьяна Ткачук: При исполнении этой песенки, называющейся "Вампиры" и повествующей о муже-вампире, напившемся некачественной крови и корчащемся в коликах, которого отчитывает супуга-вампирша, Лиза лишь на миг меняет образ и из консерваторской девушки, закрытой и таинственной для публики, превращается в немного хулиганистую и вполне современную девчонку. Я смотрела на нее - в кожаных штанах и красном плаще, более свободно и раскованно танцующую на сцене - и вдруг подумала о том, что певице, возможно, неуютно и некомфортно в том образе, который кто-то для нее придумал: этакой недоступной, бестелесной, высокодуховной дивы... А следом подумала о том, как вообще куются и создаются подобные новые звезды, о продюсерах или обеспеченных родителях, которые, возможно, когда-то прикинули: какими способностями располагает наша девочка? Хорошими голосом и слухом, трудолюбием, языковым талантом. А давайте сделаем из нее поющую популярную классику девочку-вундеркинда и будем возить с концертами по городам и странам? Кстати, в репертуаре Лизы Монд до сих пор не было ни одной песни, исполненной на русском языке.

Татьяна Ткачук: В одном из интервью вы сказали, что внутренняя суть музыки, которую вы пишете и исполняете, не ложится на русский язык. Это правило будет действовать в вашей жизни долго? Делаете ли вы исключения из него? Что значит, что музыка не ложится на русский язык?

Лиза Монд: Дело в том, что есть мелодика языка и есть мелодика музыки. Кода музыка приходит ко мне, она может приходить уже сразу со словами на каком-то языке. В моей жизни было несколько опытов, когда музыка пришла, допустим, на французском, а я решила, что не будет слов на французском, сделаю на английском. И песня переставала звучать. Дело в том, что до какого-то времени ко мне не приходили мелодии, которые бы соответствовали мелодике русского языка. У меня приходили песни на французском, немецком, английском, итальянском. Но на русском не было. Поскольку я жила во многих странах и знаю 7 языков, поэтому иногда бывает такое. Когда живешь в какой-то стране, привыкаешь к какому-то языку, то порой ловишь себя на том, что думаешь на каком-то языке. Теперь появилась песня на русском языке. Вскоре ее можно будет услышать.

Татьяна Ткачук: Лиза хорошо берет верхние октавы - и я вполне верю, что с ее сопрано она может исполнять классические оперные арии. Ее голос звучит то как колокольчик, то как ручей, но пока ему не хватает насыщенного тембра, глубины и оригинальности, которая запоминается сразу и накрепко. Певица выпустила второй диск за год, записала в Америке третий и уже работает над четвертым. Она спела с симфоническим оркестром и написала мюзикл. Смущение и неуверенность в себе, которые она источает на сцене, - кажутся в этом контексте лишь частью надуманного образа, и хочется верить, что эти фантомы исчезнут с течением времени и ощущением своей самостоятельности, как творческой, так и личностной - почти как фантомы, о которых Лиза поет еще в одной своей французской песенке.

Марина Тимашева: 15 сентября, в день юбилея народного артиста России, руководителя Большого Драматического Театра Петербурга, мы предложили вниманию наших слушателей беседу с Кириллом Лавровым. Теперь мы ее продолжаем. Я должна напомнить, что у Кирилла Лаврова нет специального театрального образования, что он прошел мореходку, был рабочим на заводе, потом поступил в Киевский театр, а оттуда перешел в Большой Драматический Театр к Георгию Товстоногову. После смерти великого режиссера актеры единогласно избрали Кирилла Юрьевича Лаврова своим руководителем. И еще - 7 ноября на экраны выйдет фильм Владимира Бортко "Мастер и Маргарита", в котором Кирилл Лавров сыграл роль Понтия Пилата. С Кириллом Юрьевичем Лавровым разговаривает Марина Дмитревская.

Марина Дмитревская: Задаю Лаврову вопрос: с годами мы все больше теряем людей. Но с кем-то из ушедших все равно продолжаем разговаривать, кому-то внутренне подотчетны. Кроме Господа Бога есть ли еще кто-то, с кем он продолжает диалог?

Кирилл Лавров: У меня было несколько таких встреч, которые оказали на меня очень большое влияние. Это, прежде всего, Константин Павлович Хохлов в Киеве и его помощники Николай Алексеевич Соколов, Владимир Александрович Мелевло и весь этот театр. Это было очень сильное впечатление. Потом, конечно, Товстоногов. Это если говорить об актерстве, о театре. Это Товстоногов, который для меня стал и учителем, и хозяином моих дум, умным собеседником, он остался и по сей день для меня таким. А, кроме того, в жизни у меня были очень интересные встречи, которые оказали на меня мощное влияние, как на человека. Это и Константин Михайлович Симонов, которого я узнал в последний отрезок его жизни, когда он очень изменился, стал совсем другим. Он о многом жалел, во многом раскаивался из того, что он сделал. У меня были очень добрые отношения с Юрием Павловичем Германом. Встречи наши были не так часты, но, тем не менее, установились очень добрые отношения. Я ведь пришел, отслужив 8 лет в армии, и, по сути дела, как губка я все впитывал в себя. С Юрием Павловичем я познакомился, когда снимался в его картинах. Это "Верьте мне, люди" и "Антонина или наши знакомые" по его роману. Потом совсем недолгой была история с человеком, который тоже очень значительное на меня произвел впечатление. Это Виктор Астафьев. Мы много переписывались с ним, но виделись совсем не так часто. Раненый-перераненый, израненный и физически, и духовно, где-то обозленный человек, опаленный. Когда он умер, я не мог, я маялся. Потом жена говорит: "Что ты маешься, беги сейчас на вокзал, садись в поезд, езжай в Красноярск". И я помчался на вокзал. Без всего, как был. Одел шапку и помчался на вокзал. Приехал в Москву, поехал в Домодедово и оказался рейс - судьба!

Марина Дмитревская: Спрашиваю у Лаврова, как он относится к актерам. Спрашиваю потому, что сама отношусь к ним с опасением и, может быть, Кирилл Юрьевич - единственный из тех, кого я знаю, в ком человеческое побеждает актерское.

Кирилл Лавров: Мне кажется, что актерская профессия невольно накладывает какой-то отпечаток и на личность. Человек, который всегда прикидывается, он не может уже от этого отказаться. Когда все замешано на "я", на моей душе, на моих внутренностях, на моей голове. Поэтому и обостренное чувство самолюбия. Мне говорят, что у меня селезенка не такая, как у всех, она некрасивая. Селезенка моя им не нравится, видите ли. Она же моя. Я буду драться за нее, я буду биться за мою селезенку. Я уже в таком возрасте, когда могу говорить какие-то вещи. Ко мне всегда было отношение очень хорошее в основе своей. Оно и осталось. Несмотря на то, что я 15 лет занимаюсь руководством театра. Что очень редко. Причем, я не являюсь гениальным режиссером, каким был Товстоногов, я вообще не занимаюсь режиссурой. Конечно, я тоже, наверное, заражен этой актерской болезнью. 60 лет пребывания в этом вертепе не может не оказать своего влияния. Но, тем не менее, поскольку вся моя молодость прошла совсем в другом, не связанном с театром обществе. Я, все-таки, во многом лишен этого. Я как белая ворона был и есть в театре. Может быть, поэтому они так единогласно и проголосовали за меня, когда выбирали меня художественным руководителем. А потом, когда я попал в Киев, там была подлинная атмосфера служения искусству. И тогда эта профессия в этом преломлении уже не кажется такой немужской, инфантильной. Это становится перед тобой крупная задача, и ты становишься какой-то крупной личностью. Потому что на тебя поставлены очень большие задачи. Вероятно, это была первая моя школа, которая мне очень помогла в жизни.

Марина Дмитревская: 7 ноября премьера фильма "Мастер и Маргарита". Спрашиваю Кирилла Юрьевича, было ли ему интересно?

Кирилл Лавров: Мне было очень интересно. Интересно - это не значит, что там что-то интересное получилось. Это закон нашей профессии. Но работать мне было интересно. Во-первых, я очень люблю это произведение. Это очень интересно, глубоко, своеобразно, непохоже на другое. Потом проблема Понтия Пилата. Как я ее представляю, это человек, совершивший такой поступок, он ушел от решения вопроса, передал его другим, не нашел в себе сил бороться с этим. В каждом из нас сидит кусочек Понтия Пилата, и у каждого есть такие моменты, за которые ему приходится раскаиваться всю жизнь. В глубине души она сидит, как заноза, как гвоздь, который в свое время ты не смог вытащить.

Марина Тимашева: Осень в Петербурге - пора наводнений, время, когда вспоминаются не только бессмертные пушкинские образы - Медный всадник и бедный Евгений, но и зловещие предсказания о том, что этому городу "быть пусту". Книга петербургской писательницы Юлии Андреевой, вышедшая в издательстве "Культура", так и называется: "Предсказание". С Юлией Андреевой беседует Татьяна Вольтская.

Татьяна Вольтская: Понятно, что петербургский миф - явление достаточно мрачное, включает в себя и легендарное предсказание о гибели города, построенного, как многие считали и в 18-м веке, и в 21-м, мягко говоря, не на месте. Петербург город не для жизни. Это было замечено давно. И, все-таки, Юлия, вы не историк. Эта тема для вас не очень характерна. Как получилось, что вы засели в архивах и стали искать пророчества о гибели Петербурга?

Юлия Андреева: Я никогда не писала исторических книг, это ни в коем случае не историческая книга, это фантасмагория. Да, речь идет о знаменитом предсказании, в котором сказано что царь-антихрист, имеется в виду Петр Первый, воздвигнет град на непотребном месте, и город сей простоит 300 лет и три года и сгинет за три дня. То есть, достаточно страшно. Быстренько все посчитали - получается 2006 год. То есть уже совсем скоро. Мне идею этой книжки принес мой литературный агент в свое время. Принес мне какие-то сведения, эти сведения оказались неправильными. Полгода я отсидела в архиве. Я думала, что столько просто не живут. Это невозможно.

Татьяна Вольтская: Что вы нашли, какие ваши главные находки?

Юлия Андреева: Я раскопала судьбу Сильвестра Медведева, которому изначально приписывалось это предсказание. Поняла, что ему это предсказание не могло принадлежать, потому что Сильвестр Медведев был придворный поэт после Полоцкого.

Татьяна Вольтская: При дворе Алексея Михайловича?

Юлия Андреева: Да. И просто он не мог написать предсказание в таком, почти народном стиле, потому что он ратовал за высокую поэзию.

Татьяна Вольтская: Ваше чутье поэта вам подсказало.

Юлия Андреева: Да, конечно. Опять-таки, это предсказание приписывалась жене Петра Первого Лопухиной. Тоже такого быть не могло потому, что предсказание делается в будущем времени, а когда ее отправляли в монастырь, Петербург уже стоял. Она не могла сказать задним числом, что-де царь-антихрист воздвигнет. Она бы сказала, что воздвиг.

Татьяна Вольтская: Я слышала другой извод этого предсказания, что она уже о Петербурге существующем сказал, что "Петербургу быть пусту".

Юлия Андреева: Она не сказала, что и когда. Любого города когда-нибудь не будет. Нет вечных городов, нет вечных культур. Это нормально. Другое дело, что здесь просто мы имеем дело с предсказанием, которое вот-вот... Ждать его или не ждать? Здесь было не столько важно найти контрпредсказания, хотя я пыталась такое делать.

Татьяна Вольтская: Нашли?

Юлия Андреева: Нет, не нашла к сожалению. Куда боле важно просто понять, как можно Петербург спасти. У меня здесь получается, забавная ситуация. Потому что Санкт-Петербург представляется и как город, и как отдельный человек. То есть, по городу ходит его живая персонификация. Есть человек, который олицетворяет собой Петербург. Этот человек страдает от пьянства, и Петербург страдает от пьянства. От наркотиков, от своей безалаберности. Что этому горожу нужно? Мы привыкли говорить о нем, как о культурной столице, как о мегаполисе. Но в этой книжке я попыталась отнестись к нему, как к человеку. А ведь Петербург - он далеко не самый парадный город. Он не выглядит, как какой-нибудь европейский, чистенький город, вроде Хельсинки. Это, скорее, хиппи. Здесь намешано все, все культуры.

Татьяна Вольтская: Из книги Юлии Андреевой "Предсказание".

Диктор: Аристократичные черты с нанесенными поверх них пересохшими руслами скорби. Мужчина был одет в немецкое платье петровского времени, чей зеленый бархат потерся, местами даже получил боевые пробоины, но все еще неплохо сидел. Рукава камзола были засучены, а руки увиты фенечками и странными шаманскими амулетами. Питер был религиозен и суеверен.

Татьяна Вольтская: Одна из героинь, поэтесса Лада Дан, несмотря на бомжеватую внешность Питера, влюбляется в него.

Юлия Андреева: Это то, что нужно городу. Ему нужно, чтобы к нему относились, как к человеку, а не как к месту, где мы живем или где можно построить новый банк, или открыть новое казино.

Татьяна Вольтская: Так может это каждому городу нужно, или Петербург особенный?

Юлия Андреева: Петербург особенный. Здесь у меня даже есть такая глава, которая называется "Сказ о городах". Представим себе Новгород. Господин Великий Новгород. Это такая косая сажень в плечах, это блондин с окладистой бородой, с голубыми глазами. Питер не похож ни на один русский город.

Татьяна Вольтская: Конечно, он немец, отчасти.

Юлия Андреева: Отчасти да, но Петр Первый, который очень хотел сделать такой голландский хорошенький маленький городок, он не сумел его сделать голландским. Это не европейский город, это не русский город. Это отовсюду понемножку. И сфинксы здесь себя чувствуют наравне с нашими котами, по-моему. У нас есть греческие боги, они здесь живут, они здесь прописаны, и это нормально.

Татьяна Вольтская: Юлия, давайте обратимся опять к предсказаниям. Все-таки, что же вы нашли самое главное? Ведь оно же не одно предсказание, которое гибелью грозит городу.

Юлия Андреева: Основная идея этой книги, можно ее назвать покаянной, это фантасмагория. На спасение города, по моей теории, в назначенное время начинают съезжаться разные древние боги. Потому что и Египет, и Греция, они все приходят для того, чтобы город спасти. И я считаю, что, и мои герои с этим согласны, что в какой-то момент каждому человеку будет задан вопрос, быть Питеру пусту, или не быть ему пусту. И потом, по совокупности, по сумме, как белые и черные шарики, будут кидаться на чаши весов и, может быть, от голоса последнего муравья будет зависеть, стоять ли этому городу.

Татьяна Вольтская: Я так понимаю, что вы считаете, что есть серьезные сомнения беспокоиться за судьбу Петербурга?

Юлия Андреева: Я считаю, что предсказание или нет, но такие опасения есть. Потому что, все-таки, город достаточно хрупкий.

Диктор: Во все времена он был шарлатаном на ярмарках, актером на подмостках, он, созданный единственно для царствования, впитавший в себя с самого основания поэзию множества далеких стран, источался сейчас под кисетными дождями, тусовался с наркоманами, и проститутки отдавались ему так же, как и благородные дамы.

Татьяна Вольтская: Сюжет книги можно свети к поиску старинного пророчества о гибели города и к устроению мистерии с целью город спасти. В Петербурге Юлии Андреевой, как в Греции, есть все, вплоть до чаши Грааля.

Юлия Андреева: Удалось освятить воду невскую. С этой воды напитались все питерские животные, которые, конечно, очень чувствительны к магии, благодаря чему стали бессмертными. Но вот выпил ли Питер из этого Грааля, неизвестно. Потому, что был он сильно пьян в этот момент, и вся компания была пьяна. В результате, и Боги, и люди попали в разные отделения милиции, Агасфер их всю ночь оттуда выкупал разными способами. Так что удалось ли его сделать бессмертным или нет, я не знаю сама.

Татьяна Вольтская: Что ж, имеет ли смысл прислушиваться к предсказаниям, а также из какой чаши пить, действительно, каждый решает сам.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены