Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
28.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[26-10-04]

Поверх барьеров

"Машина времени" - новый альбом. Итальянские новеллисты о Петербурге. Новые русские писатели: Илья Кормильцев. День жертв политических репрессий в Петербурге

Автор Сергей Юрьенен

Сергей Юрьенен: "Машина времени" - новый альбом. Итальянские новеллисты о Петербурге. Новые русские писатели: в московской студии главный редактор "Ультра-Культуры" Илья Кормильцев. День жертв политических репрессий в Петербурге. Откроет выпуск Анна Кипяткова...

В бункере Сталина в Тбилиси с 27-го по 31-е октября проходил фестиваль альтернативной музыки под названием "Сбор осеннего урожая винограда" - не уверен, что существует и весенний сбор, но участниками фестиваля с российской стороны была в свое время освященная Сергеем Курехиным группа "Пеп-си"... В питерской студии "Свободы" с солисткой группы Анной Кипятковой беседу ведет Наталья Пивоварова...

Наталья Пивоварова: Аня, вы начинали в то время, когда было засилье групп, которые работали "под полюсовку" так называемую. Я знаю, что вы работаете вживую. Немножко поподробнее об этом.

Анна Кипяткова: Когда мы начали становиться популярными в клубах маленьких питерских, нас нашли все-таки в Москве так называемые продюсеры, какая-то пиратская фирма. И они начали настоящую раскрутку, почему и помнят по песне "Вовочка", очень популярная. До сих пор меня узнают на улицах именно из-за этого клипа. Думали, что поездим, заработаем деньги. Так съездили несколько раз, поняли, что это отвратительное совершенно действо, зарабатывать деньги таким образом нам неинтересно, потому что не для этого мы, собственно, и занимаемся музыкой. Мы поем ради своего удовольствия в первую очередь. И мы себе сказали, что пусть мы уйдем в подполье, будем в андеграунде, но мы будем делать то, что мы хотим. И в общем-то, да, нас немного знают, не по всей стране, но мы довольны такой жизнью, это честно. С нашей стороны это честно, мы никого не хотим обманывать. И нам этим нравится заниматься.

Наталья Пивоварова: Судя по аншлаговой наполняемости клубных залов, группа ваша востребована и любима. Вы много гастролируете. Сегодня как раз хочется узнать подробности вашей последней поездки в Грузию. Что это было, поведайте нам?

Анна Кипяткова: Это было удивительное путешествие. Мы первый раз были с группой в Тбилиси. Там проходил фестиваль альтернативой музыки, и назвался он "Сбор осеннего урожая винограда".

Наталья Пивоварова: Мне кажется, что вы подготовились и можете поздороваться по-грузински, например?

Анна Кипяткова: Ну, как же. (Говорит по-грузински). Удивила?

Наталья Пивоварова: Какая сейчас атмосфера в Грузии?

Анна Кипяткова: Атмосфера в Грузии очень странная. Потому что мы беседовали с молодыми ребятами-грузинами, молодые грузины, которые не ведали Советского Союза, они гораздо моложе, лет 25, они не любят Россию. И то пресловутое грузинское гостеприимство, оно, конечно, было, но именно от людей, которым где-то ближе к сорока. А все остальное очень жестко, молодежь настроена довольно-таки агрессивно к нам, скажем так.

Наталья Пивоварова: И это чувствовалось на концертах?

Анна Кипяткова: Нет, на концертах, конечно, музыка всегда объединяет, у нее нет границ. Тем более, такая музыка как наша, мы просто призываем веселиться вместе с нами. Что молодежь и делала.

Наталья Пивоварова: Улыбки побеждают всегда.

Анна Кипяткова: Будем надеяться.

Наталья Пивоварова: Чему посвящен фестиваль был?

Анна Кипяткова: Посвящен фестиваль, как я уже говорила, альтернативной музыке. Он проводится уже девятый год. И в этом году они нашли интересное место, как они называют это сталинским бункером. Видимо, несколько легенд по этому поводу было. Одна из которых, естественно, сталинский бункер, выстроенный буквально до войны или во время войны. Там была какая-то физическая лаборатория, где проводились опыты ультразвуком. Место очень любопытное. Потому что очень высокая гора, и выход этого бункера выходит в ботанический сад тбилисский старинный. Но мы туда не усели забраться, времени было немного - два с половиной дня.

Наталья Пивоварова: А изменилась ли с тех пор архитектура и окрестности этого места? Как сейчас это выглядит?

Анна Кипяткова: Очень ветхий город. Но, конечно, все равно горы, маленькие дворики. Мы сделали очень много фотографий, целую сессию.

Наталья Пивоварова: Скажите, Анна, возвращаясь к так называемой лаборатории или так называемому бункеру, я слышала, что сейчас это место, в котором вы выступали, является одним из крупнейших и оснащенных залов Кавказа, это так?

Анна Кипяткова: Да, это попытка устроителей сделать в Закавказье площадку европейского уровня, чтобы привозить туда звезд. Но именно не в залах "а-ля Дом культуры", а чтобы было интересное место, любопытное. Они только начинают, там еще много надо работать со звуком, со светом. Но будут это продолжать. Это очень интересно.

Наталья Пивоварова: А что касается дизайна, как там выглядит все?

Анна Кипяткова: Это настоящий бункер. Вход в бункер - это скала с дверьми, с проходом. Начинаются путаные коридоры. Поэтому для того, чтобы попасть в бункер, надо пройти какие-то ветвистые коридорчики, и ты выходишь, попадаешь в большое помещение, вытянутый бункер, ангар огромный. Туда может поместиться огромное количество народу, три тысячи, может быть, даже четыре. На нашем концерте было не три тысячи, а гораздо меньше, где-то тысяча. Я думаю, что они будут продолжать его доделывать так, чтобы это действительно превратилось в европейского уровня площадку.

Самое интересное, что мы привезли оттуда, что грузины совершенно не интересуются музыкой, как нам показалось. Наверное, это не так, я утрирую. Но как-то не встречалось нам поющих хоров мужских. И вообще, когда мы искали музыкальные магазины, мы с огромным трудом и то случайно встретили молодого человека, который работает с театром Роберта Стуруа и, естественно, мы поняли, что он точно знает, где музыкальные магазинчики. В итоге мы нашли его в воскресенье, купили дудуки - это такая трубочка небольшая. По-армянски ее зовут дудук, а мы выяснили, что есть вариант грузинский, и они называют его дудуки. Мы купили трубочку одного известного грузинского мастера. Очень интересно: для того, чтобы трость заиграла, надо либо опустить в воду, либо в коньяк - это написано в инструкции. Мы, естественно, опускали в чачу, и, действительно, после того, как тросточка напилась чачи, трубочка заиграла удивительно совершенно. Мы привезли звук гор с собой.

Сергей Юрьенен: Предпоследний день октября - День жертв политических репрессий. События этого дня в Петербурге - музыкальное и книгоиздательское. Микрофон Юлии Кантор.

Юлия Кантор: Реквием Сергея Слонимского, мировая премьера которого состоялась 30 октября в петербургской филармонии, стал абсолютно верным художественным итогом Дня жертв политических репрессий. Великолепная музыка, философская глубина и богатство мелодики явились воистину памятным знаком. "Это было жизненно необходимое сочинение. И я боялся даже, что у меня не достанет сил его закончить. Я с трепетом ждал этой премьеры. Память о невинно убиенных как-то сглаживается, к ней общество становится равнодушным, как бы привычным", - сказал перед премьерой Сергей Слонимский.

О покаянии и осмыслении в тот день в Петербурге говорили и на другом, не менее знаменательном мероприятии - презентации альбома с фотографиями о жизни Соловецкого лагеря. Альбом из 148 фотографий, рассказывающих о Соловецком лагере особого назначения, выпущен в свет петербургским музеем Кирова и Соловецким государственным историко-архитектурным и природным музеем-заповедником. Основой издания стал подаренный Кирову альбом, подготовленный ОГПУ в качестве позитивного агитпропа. Его оригинал хранится в музее. Снимки 1923-1929 годов представляют лишь парадную сторону жизни гигантского лагеря. Выпущенный фотоальбом помимо снимков снабжен прекрасным справочно-научным аппаратом. Среди его документов недавно рассекреченное положение о Соловецких лагерях особого назначения ОГПУ. Впервые увидело свет и еще недавно имевшее гриф "опубликованию не подлежит" постановление Совета народных Комисаров СССР "Об организации Соловецкого лагеря принудительных работ" 1923 года. С этого момента Соловки стали символом карательной политики большевиков. На Кирова, первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б), которого советская мифология традиционно изображала как гуманиста, подаренный фотоальбом произвел сильное впечатление. В приветствии ВЧК ОГПУ он подчеркивал: "Карать, не только карать, а карать по-настоящему, чтобы на том свете был заметен прирост населения благодаря деятельности нашего ОГПУ". И был услышан. Соловки стали опытной площадкой для обкатки большевистского террора. Соловки и далее везде. Вот статистика численности заключенных, приведенная в альбоме: 1923 год - 3049 человек, 1925 год - 7727 человек, 1930 - 53123 человека, 1931 - 71800 человек, в 1937 были расстреляны 18018 соловецких заключенных. К этому времени Соловецкий лагерь был реорганизован в соловецкую тюрьму особого назначения, сокращено СТОН. Согласитесь, аббревиатура метафорическая.

"Когда мы работали над изданием, мы решили не включать в него наши авторские очерки, решили предоставить слово только документам, свидетелям и участникам тех трагических событий", - говорит директор музея Кирова Татьяна Сухарникова. "Это издание, - продолжает она, - один из этапов осмысления трагических событий российской истории. Еще один шаг к покаянию и свободе". В альбоме помимо уникальных фотографий и документов, регламентирующих деятельность лагерей, содержатся также лагерный фольклор, статьи и стихи из журнала "Соловецкие острова". Вот одно из них, безымянное, с подчеркнуто-узнаваемыми блоковскими аллюзиями:

По вечерам над соловчанами
Весенний воздух мглист и сыр.
И правит окриками пьяными
Суровый ротный командир.
И каждый вечер омрачающим
Туманом полон небосклон.
И я опять неубывающим
Остатком срока оглушен.
И каждый вечер в час назначенный,
Иль это только снится мне,
Девичий стан, бушлатом схваченный,
В казенном движется окне.
И медленно пройдя меж ротами,
Без надзирателя, одна,
Томима общими работами
Она садится у окна.
Сибирь и минусы склоненные
В моем качаются мозгу.
И сроки длинные, бездонные
Цветут на синем берегу.

У них еще хватало силы так горько и так интеллектуально шутить в той ужасающей немыслимой реальности. Вот строки воспоминаний заключенных: "Лупили без зазрения совести, наказывали жутко. Конвоир, десятник, ротный, даже уборщик барака распоряжались заключенными будто скотиной. Как только ни измывались. Зимой раздетого до нитки ставили на пень, пока он, обмороженный, не сваливался в снег. Летом держали на пне, пока тучи комаров, облепившие голое тело, не высасывали несколько стаканов крови". Чудовищна по издательскому контексту агитка, встречавшая конвои, прибывавшие на Соловки: "Здесь, пройдя через горн очистительный, через бодрый сознательный труд, вы поймете, что путь принудительный - есть единственный правильный путь".

При культурно-воспитательной части лагеря была создана фотолаборатория, в ней работали заключенные. Снимки, сделанные ими, и вошли в альбом, подаренный Кирову. Соловецкий фотоальбом вышел крохотным тиражом - всего тысяча экземпляров. "С публикации этого альбома мы начинаем научно-мемориальную программу, посвященную жертвам политических репрессий. Я надеюсь, что власти нас подержат", - сказал, завершая презентацию, директор Соловецкого музея-заповедника Михаил Лопаткин. И, оглядев зал, повторил: "Я все-таки на это надеюсь".

Сергей Юрьенен: Новые русские писатели - гость действительного члена Академии современной российской словесности Дмитрия Бавильского - Илья Кормильцев... Должен ли я добавить эпитет: легендарный?

Дмитрий Бавильский: Илья Кормильцев - легендарный поэт, автор всех текстов группы "Наутилус-Помпилиус". Кроме того Кормильцев известный переводчик. Но сегодня Илья интересен нам в несколько ином своем качестве - как главный редактор издательства "Ультра-Культура". Издательство это молодое, но очень уж боевое, радикальное.

Илья Кормильцев: Во-первых, я хотел бы оспорить термин "радикальный" в данном случае, хотя это очень расхожее определение по отношению к нашему издательству. Радикальным считается у нас все, что угодно. Любое отклонение от некоторого мейнстрима оно, собственно говоря, радикально. Я глубоко уверен, что рок-группы 80-х, допустим, тот же "Наутилус-Помпилиус" появился бы сейчас, не с тем материалом, с которым был тогда, а с современным, который также примерно относился к окружающей действительности, как относились в 80 годы к окружающей действительности рок-группы, он бы был немедленно признан радикальным, и все бы трактовали как радикальный проект. Дело в том, что в наше время понятие радикализма стало настолько же широким, насколько узким стало понятие мейнстрима. Произошла определенная монополизация идейного поля.

Дмитрий Бавильский: Хорошо, давайте я уточню: из существующих ныне издательств "Ультра-Культура" является самым радикальным. Нет?

Илья Кормильцев: Давайте назовем это так. Однако радикализм предполагает некоторые крайности. Обычно радикализм всегда идет с указанием окраски. Говорят о левом радикализме, о правом радикализме, о религиозном радикализме или экстремизме. И очень часто нас называют левым издательством, некоторые называют праворадикальным издательством.

Дмитрий Бавильский: А как вы сами считаете?

Илья Кормильцев: ...Даже договорились до того - "желто-коричневое издательство" "Ультра-Культура". На самом деле мы себя считаем издательством, которое последовательно проводит либеральную политику. Вернее, либеральную политику не в нынешнем розовом смысле этого слова, а в смысле в том, в котором оно понималось раньше, например, в эпоху Французской революции, скажем, либертарную или либертенскую политику.

Дмитрий Бавильский: Не могли бы вы более подробно объяснить?

Илья Кормильцев: Мы исходим из презумпции элементарной свободы, а именно свободы слова. Мы считаем, что в настоящее время эта свобода ущемляется не столько какими-то политическими аппаратами репрессивными, а символическими средствами. То есть оно ущемляется в процессе управления сознанием, которое происходит в первую очередь при помощи масс-медиа. Поэтому мы считаем любую безумную разновидность человеческого мышления, воззрения таким же ценным, как у экологов есть понятие биоразнообразия. Для того, чтобы какой-нибудь лес или болото нормально функционировали, в нем должны быть все - и клопы, и жуки, и лягушки, и аисты, и даже человек входит в это понятие, если он не злоупотребляет своей ролью царя природы. Точно так же идеологическое разнообразие характерно для здорового общества. Любое общество, которое начинает сворачивать идеологическое разнообразие в пользу чего угодно, самых благих намерений, необязательно сурового национализма или какого-нибудь построенного фундаменталистского религиозного или квази-религиозного, как последовательный коммунизм, режима, но который сворачивает даже на таких благих идеях, как идея политкорректности и неолиберализма, как это происходит в США, оно становится репрессивным обществом по определению в этот момент. Потому что человек имеет право думать всяко. И в этом собственно состоит суть и центр либерального послания, которое сейчас совершенно забылось, потому что нынешний розовый беззубый либерализм совсем не то, что имели в виду отцы просвещения французской энциклопедии, скажем так.

Дмитрий Бавильский: С помощью каких текстов вы пытаетесь эту либеральную идею транслировать?

Илья Кормильцев: Мы пытается транслировать эту идею не с помощью определенных текстов, которые пропагандируют, хотя мы не откажемся и от такого текста, буде он написан, и убедителен, и интересен, а именно предоставляя возможности, спасая вымирающие, скажем, образцы. Особенно это важно сейчас для России, в которой в силу отсутствия предыдущих исторических слоев социального устройства гражданского общества очень быстро стирается все, что крайнее. Даже я помню, что в раннюю эпоху первого путинского срока бытовало такое выражение - "сглаживание острых углов политического спектра". Досглаживались. Сейчас уже нет никаких углов, сейчас уже круглое, и крутится на месте, никуда не двигаясь. Мы берем и печатаем всех, собственно говоря. Мы печатаем тексты правой окрашенности, антиглобалистские текст, печатаем "Скинхедский роман", как его называют, один из наших бестселлеров.

Дмитрий Бавильский: Он наделал много шуму и вызвал определенную волну негативной реакции. Что бы вы могли сказать по этому поводу?

Илья Кормильцев: Я хочу сказать, что для нас он был интересен по многим соображениям. Во-первых, как проверка самих себя на вшивость. Потому что большинство людей, которые работают у нас в издательстве, сотрудничают, они не правых и не националистических убеждений. Им роман Нестерова симпатичен быть не должен всяко. Но, сказав "а", говорится и "б". Если мы печатаем всех, мы видим реально талантливый текст, а я считаю, что это талантливый текст, продолжающий традиции соцреализма в самом лучшем, коренном значении этого слова. И этот текст очень разоблачительный. Хотя человек его пишет явно с верой в свое дело и со стремлением подрежать неонацистское дело. В результате он разоблачает, показывая, какие социальные корни, как оно глубоко связано с нынешним властным контекстом, с милицией, с мэрией, с существующей политикой. На самом деле это разоблачительный роман, роман-воспитание, в котором показывается, почему люди приходят туда, собственно говоря.

Дмитрий Бавильский: А вы не боитесь, что люди могут воспринять этот роман как руководство к действию, считать его как некую данность и пойти громить иноверцев?

Илья Кормильцев: Это та самая граница, граница между либерализмом классическим и нынешним. Нет, мы не боимся этого, потому что идеи существуют не потому, что печатаются книги, по большому счету. Книги печатаются, потому что существуют идеи. И мне кажется, что это старый анекдот, который очень любят рассказывать сторонники среди врачей сексуального просвещения. Они говорят, что пусть об этом расскажут грамотно и в серьезной обстановке, чем это будет услышано в туалете. Вот идеологии, политики это точно так же касается, что знакомство с материалом, который оформлен и включен в культурное поле, он всегда по последствиям социальным значительно менее деструктивен, значительно легче включается в процесс социального дискурса, чем то, что происходит подпольно, подавлено. Для меня это некий трюизм. Но для многих - нет. Многие считают, что если что-то запрещать, то его и не будет. Я не могу сказать, что это чисто советская инерция, выработанная советской идеологией, это глубоко зашито просто в структуре человеческого сознания, стремление переделать мир путем запрещения в нем того, чего не нравится.

Дмитрий Бавильский: Средневековые схоласты говорили: не названное - не существует.

Илья Кормильцев: Да, они говорили так и, тем не менее, где теперь средневековые схоласты, мир средневековья? Они запрещали читать прихожанам Библию в надежде на то, что это может сохранить тот мир, в котором они жили, который считали самым правильным на тот момент. Прихожане все равно прочитали переведенную Лютером Библию, и средневековый мир кончился. Об этом можно желать, об этом можно радоваться, в зависимости от убеждения и воззрений, но это факт, на который нельзя закрыть глаза.

Дмитрий Бавильский: Илья, костяк авторов вашего издательства - это переводные тексты или тексты отечественного происхождения?

Илья Кормильцев: Естественно, по многим причинам, в частности, по особенностям моей карьеры как переводчика, как человека, который всегда интересовался идеологией англосаксонской, скажем, особенно, человек, выросший на рок-н-ролле, который всегда интересовался 60 годами и всем культурно-символическим пластом, началось все с переводных текстов. Однако сейчас можно сказать в процентном соотношении, что текстов, написанных русскоязычными авторами, становится больше и больше, и все более и более активно мы начинаем пытаться специально заниматься этим. Если про художественную литературу говорить - это понятно, почему. А если говорить про литературу нон-фикшн, тоже понятно, почему. Потому что очень разная существует культура восприятия реальности в разных странах. Очень многое, что написано, пусть интересное, скажем, американским автором на какую-то тему, все равно требует существенной реадаптации, приспособления к образу мыслей, способов восприятия человека, который вырос на советском пространстве. Поэтому мы стараемся все больше и больше искать авторов, чтобы писали, условно говоря, русские, то есть люди, пишущие по-русски. И самая наша большая трудность - это даже не противостояние властей, не мелкие палки в колесах, которые втыкают нам иногда враждебно настроенные коллеги-критики, самое трудно это то, что мало действительно хороших авторов. Уровень монографий, даже если понятно, что трудно еще и по финансовым соображениям, ты пишешь дольше, получаешь меньше денег, но уровень монографии способны осилить немногие на самом деле.

Дмитрий Бавильский: Илья, вы воспринимаете себя как оппозиционное власти издательство?

Илья Кормильцев: Да, мы оппозиционное власти. Помню смешной эпизод. Не сам Эдуард Лимонов, он человек очень культурный и не будет говорить подростковую ахинею, а кто-то из деятелей партии национал-большевистской, из окружения ближайшего, когда мы разговаривали, подошел и сказал, что: "За то, что пока он сидел, вы издавали его книги, мы вас не забудем. И когда мы придем к власти, мы подадим вам руку". На что мы хором практически сказали с моим партнером Сашей Костьяненко: "А мы ее у вас не возьмем". Вот это примерно наш ход мышления. Потому что оппозиция любой власти и есть сущность либертарного либерализма. Она состоит в том, что ассоциация с властью - это значит брать на себя ответственность принимать воззрения данной власти как более обязательные, чем другие воззрения. Я имею в виду идеологизированную власть, я не имею в виду власть техническую, но такая власть в наше время не существует практически нигде в мире, даже в какой-нибудь мирной и далекой от больших бурь Норвегии или Исландии. Не существует сейчас технической власти, власть всегда идеологична. Пожав ей руку, ты тем самым становишься на ее точку зрения, значит, начинаешь вольно или невольно ущемлять другие точки зрения. Проблема не в том, чтобы противостоять власти. Власть - клетка в организме. Клетка, которая растет без ограничения - это раковая опухоль. Власть любая, как и любая клетка организма, имеет потенциальную склонность перерождаться в раковую опухоль, начинается канцерогенный процесс. Ее должна сдерживать здоровая сила организма, иммунная система. Это и есть гражданское общество. Так что, как видите, самое радикальное издательство в своих воззрениях, по крайней мере, в воззрениях своего главного редактора пользуется абсолютно либеральным дискурсом. Может быть, мы вступаем в эпоху, когда либеральный дискурс становится подлинно либеральным и становится самым радикальным.

Сергей Юрьенен: В Петербурге вышел 10-ый номер журнала "Звезда". итальянский. Почему? Микрофон Татьяне Вольтской...

Татьяна Вольтская: Авторы рассказов, тематически связанных с Петербургом - это современные итальянские писатели, которые входят в круг римского журнала Nuovi argomenti, основанного еще Альберто Моравио. Выступая на презентации итальянских рассказов в редакции журнала "Звезда", главный редактор журнала Nuovi argomenti Арнальдо Коласанти попытался объяснить, почему итальянские писатели пишут о России, сравнивая два города - Рим и Петербург.

Арнальдо Коласанти: Рим - это город конкретный, реальный, изобразительный. Париж, например, можно представить, а Рим представить нельзя. Париж можно рассказать, а Рим можно представить только отдельными образами. Рим - уснувший город, это объединяет его с Петербургом. То есть Рим - город сновидений, и Петербург тоже город сновидений. Молодые итальянские писатели, чьи рассказы напечатаны в "Звезде", представляют нам свои мечты, свои видения, то, как они видят Петербург. Романа Петри, например, переписывает "Белые ночи" Достоевского, Доминико Поскуа описывает Шостаковича, так и не создавшего свою симфонию. Мауро Мартини и Сандра Делерко обращаются к саркастическому языку Салтыкова-Щедрина. Но все началось с Фабио Маркото, который первым прислал нам рассказ о том, как трудно итальянцу прижиться на великом Севере. Это было началом сна, связующей нитью между Римом и Петербургом.

Татьяна Вольтская: На всех итальянских писателей, опубликованных в "Звезде" так или иначе оказала влияние русская литература. Романа Петри, например, встретилась с ней едва выйдя из подросткового возраста.

Романа Петри: Тогда я прочла биографию Толстого. Помню одну фразу, поразившую меня, что мы никогда не бываем до конца честными с самими собой. Меня поразило, что в таком случае сама фраза "я честен" является формой бесчестия. К честности надо долго и долго идти. После этого я прочитала Толстого и многих ваших великих авторов. Россия для итальянцев всегда притягательным местом. Я здесь не впервые. Моя главная тема - несчастная любовь. Данте любил свою жену, но поэзию посвятил Беатриче. В испанском языке есть такое слово "невстерча", то, что не состоялось, не получилось, стимулирует нашу фантазию.

Татьяна Вольтская: А вот говорит о рассказе Романы Петри и о теме "невстречи" соредактор журнала "Звезда" Андрей Арьев.

Андрей Арьев: Это тема вообще всей русской литературы. Для Ахматовой одна из центральных тем о несостоявшемся событии. Романа Петри говорит, что в Италии даже слова такого нет. Тем не менее, она почувствовала необходимость понять, как можно жить этими несостоявшимися событиями и написала такой рассказ "Рейс на Санкт-Петербург". В этом рассказе влюбленный в русскую барышню итальянец летит на всех своих парах, прилетает в Петербург, он знает, что эта девушка его встречает. И вдруг он улетает обратно, на нее даже не взглянув. То есть ему не хочется разрушать идеальный образ прекрасной русской барышни.

Татьяна Вольтская: Другой автор - Фабио Маркото - уже четыре года живет в Петербурге, но кажется, что пресловутая тайна русской души все еще существует для него, хотя он и позволяет себе легкую иронию. "Звук финской речи" называется его рассказ, где итальянский путешественник, покроенный прелестями немолодой петербурженки, с изумлением обнаруживает, что дама его сердца всем красотам Италии предпочитает свои шесть соток земли в садоводстве, где у упоением кормит коз и пилит толстенные бревна. Мауро Мартини назвал свой рассказ "Один вечер Сергея Дмитриевича", отсылая читателя к Солженицыну. Содержание соответствует этой отсылке: человек в сетях КГБ и карательной психиатрии, но текст пропитан и другими аллюзиями. "Он целыми днями ходил по квартире, пытаясь найти хоть малейший признак существования своей жены. Но наводит справки о ней, разумеется, не стал. Однажды утром из щели в паркете, забитой пылью и грязью, ему удалось извлечь, подцепив ногтем, шпильку для волос. Он разрыдался, уверенный, что узнал ее шпильку и что именно эта мелочь и вывела его из равновесия".

Татьяна Вольтская: Как тут не вспомнить Пастернака: "И, наколовшись об шитье с не вынутой иголкой, внезапно видит всю ее и плачет втихомолку".

Андрей Арьев: Действительно оказалось, что эти итальянские писатели настолько глубоко понимают русскую культуру, классическую, традиционную, культуру 19 века - Достоевского, культуру 20 века - Пастернака, что, пожалуй, даже в этом подчас превосходят наших новых писателей, которые больше заинтересованы в выражении собственных внутренних ощущений, а не пытаются репродуцировать какой-то мир на свой и так далее. Рассказы, которые мы напечатали, которые нам прислали, они совершенно разные, но что-то в них есть общее. Это, конечно, какая-то петербургская культура, так, как ее воспринимают в Италии. И вообще, как это шаблонно ни звучит, загадка русской души до сих пор волнует всех.

Сергей Юрьенен: Группа "Машина времени" нашла название для нового альбома, который выходит в конце года. Правда, не сама, а с помощью своих поклонников.

Александр Бороховский: Группа "Машина времени" завершила весьма необычный конкурс, который проводился среди ее поклонников в течение полугода. Им, то есть поклонникам, предлагалось придумать название для нового альбома "Машины времени". Как сказал лидер группы Андрей Макаревич: "Для нас всегда был мучительным процесс придумывания названия. Поэтому песни обычно мы называем по первой строчке, а альбомы по лучшей в нем песне". В результате музыканты взвалили этот процесс на своих поклонников, которые буквально завалили их письмами с вариантами названий. И вот выбор сделан. Лучшим названием было признано слово "Машинально". Победительницей, приславшей этот вариант, стала москвичка Элина Соколова. Она получит всю коллекцию альбомов "Машины времени" с автографами музыкантов. Что же касается самого альбома "Машинально", то он будет включать в себя 12 новых песен. Его релиз должен состояться уже в ноябре.

Сергей Юрьенен: "Звезды не ездят в метро" - новая песня группы "Машина времени" завершает посвященный российской культуре выпуск "Поверх барьеров" на волнах Свободы.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены