Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
25.4.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[19-06-05]

"Свобода" в ОГИ

Советский цирк

Ведущая: Елена Фанайлова

Елена Фанайлова: Советский цирк. За нашим столом сегодня Юрий Берладин, режиссер, директор театра "Экс", который делает, пожалуй, единственное в стране огненное шоу, Дмитрий Борисов, один из основателей клуба "ОГИ", ныне хозяин клуба "Гоголь", большой любитель цирка и владелец коллекции цирковых игрушек, жонглер Владимир Самолетов, лауреат национальной премии "Цирк", который работает в Цирке на проспекте Вернадского, Лев Семенович Рубинштейн, поэт, колумнист журнала "Большой город":

Лев Рубинштейн: Который к цирку не имеет никакого отношения, оказался здесь случайно.

Елена Фанайлова: Елена Ольшанская, журналист, пресс-секретарь Цирка на Цветном бульваре под руководством Максима Никулина, Андрей Катков, эквилибрист того же цирка, и Ефим Бершин, один из основателей, руководителей газеты "Советский цирк", которая, впрочем, к цирку имела довольно отдаленное отношение, но об этом, я думаю, мы услышим. Дорогие друзья, у меня первый для вас вопрос. Я года два назад оказалась в Крыму и увидела такой фантастический прыжок тетеньки лет пятидесяти. Она перепрыгнула через какую-то изгородь, у нее был такой жизненный момент, и она совершенно радостно запела: "Советский цирк дает гастроли только раз". Вот какие лично у вас ассоциации возникают, когда вы слышите гимн "Советский цирк", марш Исаака Дунаевского, которым раньше открывались все цирковые представления? Я не знаю, правда, сейчас они открываются или нет. Какие у вас чувства возникают, мысли?

Лев Рубинштейн: У меня от этого ощущения не цирковые, а, скорее, музыкальные, это великая музыка, я считаю, и под этот марш прошло все мое детство. Елена, я никогда, надо сказать, не слышал слов этого марша. В кинофильме их не было, это, по-моему, какое-то позднее изобретение.

Елена Фанайлова: Я думаю, конечно, это уже народ все придумал.

Володя Самолетов: Все очень просто. Эта музыка звучит обычно на параде, что вот, началась работа, началось представление, пора идти разминаться.

Дмитрий Борисов: У меня ассоциировалось это тоже с цирком, а теперь будет ассоциироваться с 50-летней тетей, которая сиганула в Крыму, я очень живо это представил. Лена перебила мои детские ассоциации этой историей.

Елена Фанайлова: Ну, может быть, у тебя есть какие-то свои там:

Дмитрий Борисов: Она теперь моя.

Юрий Берладин: Я, когда слышу эту мелодию, у меня такая грусть возникает, потому что, как придешь в цирк, оркестра нет, вот все время звучит через какую-то усилительную аппаратуру. Прихожу иногда, нахожу такие места. Приходишь в цирк - оркестра нет. А где романтизм, спрашивается?

Ефим Бершин: В отличие от практичных собеседников сегодняшних, я, когда слышал в советское время марш Исаака Дунаевского, я сразу вытягивался по стойке смирно, потому что для меня это был гимн не просто цирковой, а гимн Советского Союза, поскольку это как раз отражало нашу жизнь, особенно в последние годы существования страны, когда я, кстати, и попал каким-то чудом в цирковую газету.

Андрей Катков: Для меня это теплая ассоциация детства, когда я очень много ездил со своими родителями по разным городам на гастролях. И я очень хорошо помню, когда мой папа выходил на манеж, это для меня были первые впечатления, мои цирковые впечатления, для меня это очень ценно.

Елена Ольшанская: На самом деле у меня звуки этого марша вызывают то, что и вызывали раньше, они у меня вызывают чувство вдохновения и гордости. И вот без этой ассоциации в себе я до сих пор жить не могу, она существует, потому что это был своего рода символ всего советского и, может быть, даже в хорошем смысле этого слова.

Лев Рубинштейн: Советское - значит, отличное.

Елена Фанайлова: К нам присоединился Эдгар Запашный, сын Вальтера Запашного, человека из известной цирковой семьи дрессировщиков, который работает в Цирке на проспекте Вернадского и мы прослушаем и его версию.

Эдгар Запашный: Вы знаете, я абсолютно согласен с Ефимом, что марш Дунаевского ассоциируется с гимном. И действительно, под эту великую музыку вытягиваешься, стоишь: Но я откровенно признаюсь, что я не люблю, когда в цирке сейчас стали использовать этот марш. Объясню, почему. Потому что под него очень сложно работать. Им надо либо начинать представление, как увертюру, либо заканчивать представление. Когда этот марш пытаются использовать где-то в середине номера, в конце, мне кажется, это уже неуважение к этому великому произведению и, как артисту, это очень тяжело. Поэтому я не люблю, когда даже иногда посредственные артисты позволяют себе использовать этот марш в своих номерах. Я уверен, что это надо заслужить.

Лев Рубинштейн: Когда маляр негодный мне пачкает Мадонну Рафаэля.

Елена Фанайлова: Плавно мы подошли к следующему вопросу. Я хотела с вами поговорить о том, чем гордился советский цирк, чем ему не стоило, может быть, гордиться, чем стоило бы гордиться и чем может гордиться или, наоборот, не гордиться современный русский, российский цирк, постсоветский цирк, как хотите.

Эдгар Запашный: Я не являюсь представителем советского цирка, в это время мы с братом только начинали работать, и я был, может быть, больше свидетелем, зрителем того, что было. И гордостью российского советского цирка всегда было то, что артисты легко выезжали за рубеж, артисты всегда были востребованы. Это было неким брендом российской культуры. Большой театр, большой цирк - это две вещи, которые действительно продавались и всегда пользовались успехом, что в России, что за рубежом. Чем мы сейчас можем не гордиться, это тем, что мы теряем свои позиции, то, что мы раньше лидировали, были абсолютными лидерами, что мы сейчас позволяем развиваться циркам, которые всегда были второплановыми. Например, канадский цирк - он никогда не котировался, а сейчас Cirque du Soleil - это самый богатый цирк в мире, на 70% теперь он состоит из русских, и русские артисты мечтают просто-напросто туда... Вот Володя не даст соврать, молодые артисты сегодня мечтают попасть туда, потому что там реально зарабатывают деньги. То, что сейчас культура и Министерство культуры практически стоит спиной к цирку, то, что ни министр культуры, ни помощники не посещают не то что премьеры, а вообще не посещают никаких представлений. Это тоже очень обидно, это является большим минусом для нас, артистов. А чем мы сейчас можем и должны гордиться, это вот этой сумасшедшей молодежью, я сейчас, наверное, больше говорю о 15-20-летних артистах, которые сегодня учатся в цирковых училищах. Мне 28 лет, а я, наверное, уже говорю о таких вещах... Но это правда, когда я смотрю на них и думаю, почему ребята не пошли в теннис играть, где зарабатывать они могут миллионы, почему ребята не пытаются боксировать, где тоже в дальнейшем можно зарабатывать миллионы. Именно идут в цирк, где они будут нищими. Наверное, в нашем российском цирке они все равно останутся нищими, к сожалению. Но фанатики: Люди знают, что это честное искусство, всегда будет оставаться честным искусством, что мы не пользуемся фонограммами, мы не пользуемся дублерами, мы не пользуемся каскадерами. То есть, если мы выходим и рискуем, это делаем каждый день, и мы вправе этим гордиться. Я горжусь сегодняшней молодежью, которая не даст нашему цирку загнуться в ближайшие 10 лет точно.

Елена Фанайлова: Спасибо Эдгару за эту зажигательную речь.

Лев Рубинштейн: Мне захотелось зацепиться за слова моего коллеги Запашного, коллеги в данном случае не по цирку, а по разговору... О том, чтобы быть с ним коллегой, это такая мечта неосуществимая. Хочется зацепиться за слово "честный". Действительно, насколько я помню, в советские годы именно цирк просто в силу своей специфики действительно был честным искусством в том смысле, что оно было самое аполитичное искусство, самое непривязанное ни к какой ведущей идеологии, несмотря на то что цирк пытались использовать в идеологических целях. Не случайно кинофильм "Цирк" перед войной появился. Но цирк действительно искусство честное, это искусство не просто честное, а там ты либо умеешь, либо разбиваешься, либо ты уродуешься. То есть это искусство в прямом, буквальном значении этого слова - как умение что-то делать. И в то же время словосочетание "советский цирк" такое двусмысленное, потому что я помню, что когда в конце 60-х годов по всей Москве висели плакаты "50 лет советскому цирку", я помню, нас это очень смешило, потому что слово "цирк", понятное дело, в бытовом смысле ассоциировалось с чем-то смешным. Как говорят, "ну прямо цирк". Когда была драка в коммунальной квартире - "ну что вы цирк тут устроили?". С одной стороны, это воспринималось, как что-то крайне несерьезное, а с другой стороны это было очень серьезное и очень честное искусство.

Ефим Бершин: Я просто хочу подтвердить слова Льва о том, что, наверное, это было действительно самое серьезное искусство, особенно в советские времена по одной простой причине, потому что цирк был всегда всерьез, конечно. Дело в том, что наши идиомы... Наш народ (это, наверное, часть нашего менталитета) любит вырабатывать всякие идиоматические выражения, причем даже не вырабатывать, а придавать некие вторые, третьи значения тому, что уже есть. Я абсолютно убежден, что если сегодня издавать газету или журнал под названием "Американский цирк", "Немецкий цирк" или "Ливанский цирк", то в принципе, не знаю, как жители этих стран, наши люди бы также к этому относились, потому что это метафора жизни. Советский цирк - это была метафора нашей жизни. Но при всем при том, когда особенно к концу существования советской власти уже все над всем смеялись, цирк оставался метафорой, то в цирке наоборот все было серьезно, потому что в цирке, даже если смеялись, то по-другому, было все серьезно, включая клоунов.

Эдгар Запашный: Да там не смеялись, там смешили, это разное.

Ефим Бершин: Там смешили. Цирк очень соответствует нашему российскому или бывшему советскому менталитету, потому что мы любим красивое, блестящее, мы очень верим в чудо, в волшебное, мы верим в золушек, это очень нам соответствует. Мы всегда в это верили, поэтому это было наиболее серьезно. Цирк - это была наша жизнь, и когда мы приходили в цирк, вот там мы и жили по-настоящему, а когда выходили оттуда, нас окружало уже нечто другое, от которого мы отгораживались.

Дмитрий Борисов: Вопрос был: чем гордился советский цирк? Я думаю, что советский, русский, современный, дореволюционный цирк может гордиться одним, очень важной вещью такой, которой, по-моему, в других областях не осталось. Даже присутствующие здесь циркачи говорят: я с братом, я с детства с отцом. По-моему, кроме цирка нигде не осталось династий. А словосочетание "великая цирковая династия" - это совершенно такое устоявшееся нормальное выражение. Есть великие цирковые династии, которые перешли и через революцию, и, конечно, цирк 30-40-х. Я больше знаю про клоунаду, силачей, акробатов, к сожалению, про дрессировщиков меньше, но были великие династии, они перешли через войну и так далее. А цирк пыталась купить советская власть после войны в 46-м году. Это знаменитая история. Через "Вечерку" было объявлен набор в студию цирковую в Цирке на Цветном бульваре, где была огромная стипендия, раза в два больше, чем во всех других вузах, были какие-то продовольственные карточки и так далее, потому что нужно было срочно создать новую школу для того, чтобы развлекать советский народ. И на свою беду они вырастили великий клоунов, в том числе того же Никулина и так далее.

Елена Ольшанская: Если говорить коротко, мне кажется, что советский цирк мог гордиться, во-первых, качеством и контролем за этим качеством. То есть если артисты выезжали за рубеж, что представляло лицо как бы Советского Союза, это были, конечно, лучшие артисты. На самых важных площадках, включая московские, выступали лучшие артисты. Попасть туда было сложно. Качество цирка, именно его национальность, то есть цирк как национальное искусство, оно тогда уже, естественно, было. Переходя к российскому цирку можно сказать, что все это на самом деле остается, остается и качество, и цирк как национальное искусство остается. Но за счет того, что сейчас появилась возможность у очень многих людей, у не самых лучших артистов цирка проявлять себя везде, может быть, оно не так четко обозначено, не так четко видно, хотя оно остается. Я считаю, что чем еще может гордиться на самом деле российский цирк, это традиции, которые он соблюдает во многом. Хотя, конечно, он стал намного разнообразнее, у него появились новые направления, новая волна, какие-то новые тенденции, но традиции все равно остаются. Возможно, также за счет великих династий.

Владимир Самолетов: Многие говорят о цирке: был, был... Он есть сейчас и будет всегда на самом деле, потому что, во-первых, самое большое количество цирковых артистов живет в России. Чем он мог гордиться? Да очень многим. Очень многим и всего этого не перечесть. Отлаженностью системы, упорством. Очень много достоинств было, их перечесть невозможно. Сейчас, к сожалению, все не так хорошо, как было раньше, потому что нет отлаженности, очень стало сложно и, как правильно говорите, совершенно разные артисты. Сейчас неправильно, несправедливо все сводится к связям, к сожалению.

Лев Рубинштейн: Неужели это возможно в цирке?

Владимир Самолетов: Это возможно, это везде. Мы живем в России.

Лев Рубинштейн: Но там же либо умеешь, либо нет.

Эдгар Запашный: Я бы пояснить слова Володи. Что он имел в виду под связями? Пока три человека в российском цирке не договорятся между собой, это Леонид Костюк, директор Цирка на проспекте Вернадского, Максим Никулин, Цирк Юрия Никулина, и генеральный директор компании Росгосцирк Мстислав Запашный, артисты так и будут плохо зарабатывать. А в целом весь цирк будет плохо себя чувствовать, пока он не договорится с Министерством культуры. Вот когда эти три человека между собой сначала найдут общий язык, тогда потом они, может быть, смогут найти общий язык с Министерством культуры. А вот до этих пор действительно у артистов один шанс, это если ты нравишься сегодня Максиму Никулину, то ты будешь работать в московском цирке, если ты не нравишься ни одному, ни второму, то ты в Москву не попадешь никогда, даже если ты очень хороший артист. Раньше была система, все директора между собой общались, разговаривали, говорили: да, у артиста трудный характер, но его надо показать Москве. Сейчас такого нет. Сейчас практически все цирки перешли почти в частные руки и от директора очень много зависит. Системы практически уже не существует. И Володя правильно сказал.

Владимир Самолетов: Многие хорошие артисты пытаются скорее уехать отсюда зарабатывать деньги. Многие люди, которые занимаются наукой, многие талантливые люди уезжают куда? За границу. Почему? Потому что здесь ничего не отлажено, и, к сожалению, стало гораздо хуже, чем в советское время.

Юрий Берладин: Тоже свое впечатление сложилось. Я, когда закончил школу, попал в бригаду цирковую разъездную (по области она ездила) случайно. Я одевал намордники медведям перед тем, как они выйдут на арену. Мне это очень нравилось. Я себя чувствовал крутым таким, циркачом. Нас все боялись. А потом... Сейчас про du Soleil вспомнили... У меня такое ощущение, что в нашем цирке как бы старомодный язык. Почему там все наши? Потому что мастера великолепные. Ребята приезжают, они свою технологию знают от и до. Но попадают в руки стилистов, попадают в руки режиссеров, которые строят программу, и у них круче они. Взять французский цирк. Вот круче у них, мне кажется, более стильные номера, более современные. У нас старомодный язык, вот мои ощущения. Я иногда так втихаря делаю на коленке у себя в мастерской спецэффекты для Росгосцирка и других цирков, втайне от всех. Когда я узнал, сколько они получают, я рыдал, я рыдал... Когда американское колесо, и они оттуда валятся, ломают себе, когда у них зарплата 9000 рублей в месяц, я просто рыдал, понимаете? Тут я не знаю, кто должен договориться, по-моему, должно быть всем очень стыдно. Занимаясь такой мужской профессией, ведут себя совершенно не по-джентльменски и не по-мужски. В общем, на этой оптимистической ноте...

Елена Фанайлова: На этой оптимистической ноте Юрий Берладин завершил свое выступление. Я бы сейчас послушала эквилибриста Андрея Каткова.

Андрей Катков: Я бы хотел присоединиться к словам Эдгара про молодых артистов, которые сейчас репетируют, десять потов с них сходит, чтобы прийти к исполнению своих каких-то желаний, планов, мечтаний. Чем гордился и гордится наш цирк до сих пор? Это сумасшествием артистов, которые фанатично, не смотря ни на что, получая просто мизерные какие-то гроши, на которые просто иногда удивляешься, как люди выживают, несмотря на это они все равно идут своим путем и никуда не сворачивают, каждый день они идут в цирк, каждый день они репетируют. Это было раньше, это есть сейчас. Чем нельзя гордиться? Тем, что иногда это просто не ценится и иногда это не находит спрос, вот это жалко.

Елена Ольшанская: Хотела добавить к выступлению Андрея, что, конечно, грустно, что цирк находится в некой опале сейчас, в опале прежде всего информационной, то есть я сталкиваюсь с тем, что материалы о цирке центральным изданиям не интересны, они им просто не нужны. Их интересуют скандалы, какие-то закулисные интриги или как медведь кого-нибудь загрыз, что-то еще. А вот цирк, как искусство, их не интересует. Нет критиков, нет людей, которые бы всерьез занимались цирком, интересовались этим, как журналисты, я имею в виду. Люди приходят в основе своей случайные, они впервые приходят и говорят: ой, как хорошо, вот я первый раз была в цирке в детстве, сейчас во второй раз к вам пришла на премьеру. Я думаю, что связано это с тем, что опять же нет поддержки государства. Если бы была государственная программа, тогда бы, конечно, и пресса по-другому относилась к цирку. Этого, конечно, очень жаль.

Дмитрий Борисов: Это неправильно, потому что если цирки попадут в частные руки, как это во всем мире, плюс у частных цирков есть государственная поддержка, дотации фондов, то все будет нормально, будут и деньги зарабатываться, нормальные менеджеры появятся. У нас очень маленькая конкуренция, действительно, очень узкий мир этих менеджеров цирковых. Допустите нормальных профессиональных менеджеров, как в свое время "Золотая маска"... Пришел нефтяник Эдик Буйков, профессиональный переговорщик, бизнесмен, и что сейчас "Золотая маска"? Одна из главных европейских театральных премий. Это я говорю, как человек, немножко занимающийся типа бизнесом ("типа" можно не вырезать). Это первое. А второе: почему? По второй, по-моему, программе передача вашего начальника Никулина идет.

Елена Ольшанская: Ночью.

Дмитрий Борисов: Была гениальная передача по Первому каналу год назад, я потом поехал в "Останкино" и купил все архивные записи, в Белых Столбах заказал. Гениальнейшая архивная передача. Правда, она шла в полвторого ночи, но Первый канал! На весь мир, на весь Советский Союз. Гениальные архивные записи! Я сидел, на видаке записывал все это. У меня огромная коллекция, кому нужно, 30 кассет, пожалуйста. В этом смысле все прекрасно. А есть другое, есть претензия у меня, как зрителя, например, к вашему цирку, не к вам лично, естественно. Очень похожие номера. Объявляют новую программу, то, что говорил Юра, гениальные совершенно, потрясающие циркачи, гениальные номера, но стилистика всего этого, как это подается, это не то что старый язык, устаревший просто немножко, ты видишь одно и то же. Обертка, то, что зависит, может, от стилистов, не от тех, кто исполняет трюк, а от тех, кто окружает, очень похожа одна на другую. Я не вижу принципиальных внешних различий.

Ефим Бершин: Проблемы нынешнего российского цирка мы сегодня все равно не решим, поскольку они составляющая тех проблем, которые сегодня есть в стране вообще. Просто-напросто старая система организации циркового дела рухнула, исчезла, советская система, а новая еще не наработана. Старая система тоже была не безупречна. Я был свидетелем пребывания наших артистов за рубежом в советское время. Я прекрасно помню, что они получали 20 долларов ежедневно суточных, помню, как они питались консервами. Я сталкивался с такими случаями, что дрессировщики, особенно если дело касалось крупных животных, выписывали необходимые продукты для животных, для слонов выписывали, например, коньяк и икру черную или красную, то есть было понятно, что это нужно совсем не слону, но проконтролировать было сложно. То есть еще одна возможность как-то что-то заработать по тем временам. То есть все это тоже было. Единственное, что качество циркового искусства было всегда на высоте вне зависимости от того, что происходило вокруг него. Жалобы на то, что о цирке не пишут... Это ведь связано не только с цирком. В той же ситуации литература во многом или, в частности, поэзия. В той же ситуации многие другие виды искусства. Нужно говорить о состоянии искусства внутри определенной ситуации, которая есть сегодня у нас в стране и как дела в государстве проецируются на состояние дел в искусстве.

Эдгар Запашный: Коньяк слонам действительно выписывают и не только коньяк, и водку в том числе, это так положено. Другое дело, что, может быть, не все им наливают. Просто по ветеринарным соображениям слонам положено для поддержки крови, и особенно в зимний период мешают коньяк и водку с водой и просто ведрами поят слонов, это однозначно. Другое дело, что я тоже видел, когда кур выписывали лошадям... Но это человеческий фактор и люди, наверное, делают это не от хорошей жизни. Как милиционеры брали деньги на улице, так они и берут, пока у них не будет достойная зарплата, как у американского полицейского. Что касается наших сегодняшних проблем, российский цирк во многом уже доказал, что он умеет зарабатывать. И я считаю, что одним из таких хороших примеров сегодня является Цирк Никулина. Но тут можно сделать много оговорок, то, что цирк находится в Москве, а не в городе Иваново, к ним постоянно ходят иностранцы, к ним постоянно ходит московская, уже приученная публика и у этого цирка уже есть великое имя. Но не важно, там все равно существует сегодня грамотное руководство. Максим Юрьевич несмотря на то, что сам никогда не был артистом, очень любит цирк, ему небезразличны цирковые артисты, это молодые артисты, они все время обновляются, ребята ездят за рубеж и с удовольствием возвращаются в этот цирк, это правда, это однозначно. Но у этого же цирка много проблем. Например, чтобы сегодня Максиму Юрьевичу взять меня на работу к себе в цирк, ему надо договориться с компанией Росгосцирк, которая сегодня просто открыто ненавидит Цирк Никулина. То есть я сегодня, как артист, из-за того, что мой руководитель имеет личные отношения с Максимом Никулиным, не могу попасть на московскую площадку, попасть в этот цирк. За последние 10 лет нам с братом так и не удалось ни разу отработать в Цирке Никулина, хотя попыток мы делали много. Поэтому и Цирк Вернадского к нам привязали. У Костюка как-то более отношения складываются. Я считаю, что проблемы есть и будут, но сначала нам надо их решить у себя внутри, и, естественно, без помощи Министерства культуры мы не можем это сделать.

Дмитрий Борисов: У меня короткое замечание, я понимаю вашу боль и проблемы. Короткое предложение - просто активнее использовать в борьбе или в диалоге с Росгосцирком и Министерством культуры своих питомцев. Тогда по поводу замечания госпожи Ольшанской, что мало пишут, я вам гарантирую 10 телекамер и 100 журналистов, минимум.

Елена Ольшанская: Конечно, потому что это будет скандал, об этом и речь, что скандалы всегда привлекают.

Лев Рубинштейн: К вопросу об использовании питомцев, я просто в чьих-то мемуарах, чуть ли не Оренбурга, читал, что Дуров знаменитый однажды пришел куда-то в Наркомпрос, это был 21-й что ли год, ввалился в кабинет Луначарского, а за ним вся эта вошла компания - медведь со шляпой в руке: Выделили.

Елена Ольшанская: Юрий Владимирович Никулин тоже в свое время сказал, что если не дадите мяса, выведем тигров на Красную площадь. Было такое, это известно. И все получилось на самом деле.

Юрий Берладин: Мой любимый фильм - это "Клоуны" Феллини, в котором мысль такая проводится очень простая, что цирк, когда он лишается как бы мистики, романтизма, прежде всего, романтизма, он исчезает. И там он приходит к этим выводам. Ну, все знают этот фильм, что я буду пересказывать. Что такое современный цирк? Это, конечно, коммерция, лишенная духовности. В цирк идут романтики, но попадают они в коммерцию, притом коммерцию не буржуазную, а совковую, потому что буржуазная коммерция - это менеджер, который знает, сколько он получает, и данные о заработках открыты, когда не делается из этого... Вот Митя хорошо может про это все рассказать. И конечно, тут парадокс: идут романтики, а попадают в лапы к тиграм.

Лев Рубинштейн: Кто кого дрессирует.

Елена Фанайлова: О чем бы я хотела с вами поговорить, дорогие мои, это о цирковой романтике. Правда, это очень специальная порода людей туда идет. Мне всегда было интересно, что за люди такие. Я смотрела на окна циркового общежития и думала: это какие-то, наверное, совершенно удивительные люди, у них какая-то удивительная, непонятная и непохожая ни на кого жизнь. Я просто хотела бы, чтобы вы рассказали какие-нибудь истории про себя, про своих близких, может быть, то, за что вы любите цирк, что в этом есть такого невероятного, или это просто кажется людям, от цирка далеким.

Владимир Самолетов: Да нет, конечно, цирк может многим гордиться, очень многим, это все самое лучшее, что есть. Люди туда идут совершенно добрые и открытые. Чем они руководствуются, непонятно, потому что они изначально знают, что там немного денег, что там упорство и труд. То есть ты актер и спортсмен в то же время, совмещается техника и какие-то твои фантазии, то есть это очень необычное искусство и туда идут очень необычные люди.

Андрей Катков: Я тут невольно подумал и сравнил это с наркотиком, это люди, которые посажены на такой наркотик и его не бросишь уже никогда. Раз человек вышел на манеж и все, с ним что-то происходит, и чтобы с ним потом в жизни не случилось, все равно мысль о том, чтобы опять выйти на манеж, она излечивает от всего.

Владимир Самолетов: Цирк затягивает. Манеж круглый, как воронка, он постоянно притягивает. Даже людям, которые первый раз сюда попадают, очень тяжело потом оттуда уйти, даже те люди, которые никак не связаны с цирком, приходят, их выводишь на пустой манеж после представления, они говорят: ой, как классно, так здорово! И стоя в центре манежа, человека как будто прямо засасывает туда внутрь. Все-таки в цирке осталось что-то загадочное. Поэтому - все в цирк!

Дмитрий Борисов: У Никулина, по-моему, гениальная история про бывшего клоуна Иванова, довольно известного, он блистал и в какой-то момент исчез и через несколько лет его бывшие сослуживцы, коллеги узнали, что он стал священником, батюшкой православным. Гениальные, трогательные воспоминания, как батюшка в рясе все равно приходил раз в месяц или когда приезжали на гастроли... В каком-то провинциальном городе он стал батюшкой. Приходил в цирк и сидел с циркачами. Он не мог до конца жизни избавиться от этой болезни, от синдрома.

Елена Ольшанская: Ну, немножко вернуться к понятию романтики в цирке. Я вот пытаюсь посмотреть сейчас на цирк глазами зрителя, не как человек, приобщенный к этому профессиональной жизнью, и мне кажется, что цирк для очень многих - это такая встреча с мечтой. В каком плане? Мне кажется, что почти каждый человек мечтал бы летать. Но вот он не может этого сделать. Но когда он приходит и видит воздушных гимнастов, он не знает про тот труд, который за этим стоит, что они испытывают в этот момент, это уже другой вопрос, он видит это и у него возникает момент сопричастности, немножко отождествления себя что ли с этим, ему кажется, что это он летает. Или если он видит какие-то трюки, какие-то вещи, которые делают артисты и которые, скажем, он бы не мог сделать, через это он понимает, что человек это может сделать, и для него это тоже очень приятно. А самое интересное, я помню одно высказывание человека после программы, случайно я услышала, когда он выходил, это был какой-то бизнесмен, судя по всему, он сказал такую фразу, что я не мог никак решиться, делать этот бизнес или не делать, но когда я посмотрел канатоходцев, я понял, что я смогу. И он ушел с этим ощущением. Мне кажется, в этом очень важный момент романтизма и романтики цирка.

Эдгар Запашный: Тут много красивых слов можно говорить, как это все здорово, романтично. Но если задуматься, то цирк не является сухим искусством. Что я имею в виду? Балет - это специфика, мы все понимаем, что это такое. Спорт - это тоже большая специфика. Театр - это специфика. А в цирке можно увидеть все это одновременно в одном произведении. Бывший мастер спорта, прошедший хорошую театральную подготовку и при этом умеющий владеть своим телом с художественной точки зрения, может сегодня поехать в Париж и поднять королевские зады со своих мест, чтобы они хлопали ему на протяжении 15 минут. Такое делают наши цирковые артисты. И в этом время поражаешься, что мальчику 19-20 лет, а 17 королей в первых рядах, стоя, ему хлопают. Они даже не знают, как его зовут, и, может, никогда не узнают, но он их действительно удивил. В этом и заключается романтизм цирка. Потом цирк - это настолько большое искусство, которое не требует перевода, это межнациональное, это международное искусство, то, что сегодня забить зал монголами, и они все поймут, привезти это в Америку, и там все люди поймут, не надо переводить, не надо объяснять, все доступно. Это тоже своеобразная романтика для людей, потому что это доносит именно радость, то, что ребенок пятилетний приходит, и он все это понимает. Трудно очень объяснить, что такое прыжки в высоту с шестом, хотя Бубка - это великий человек. Но ребенку в 5-6 лет на стадионе скучно смотреть на это зрелище, а в цирке, когда действительно человек летит, в это время тянет носки, улыбается и приземляется, это производит большое впечатление. А теперь можно, я небольшой анекдот расскажу. Завуалированная романтика - это, знаете, когда два акробата под куполом цирка стоят, один - который должен прыгнуть, а второй - который должен его поймать. Так вот тот, который должен ловить, говорит: "Слышал, ты вчера к моей жене приставал. Ну, че смотришь, прыгай давай".

Юрий Берладин: Возрождение цирка начнется с того момента, когда выйдут какие-то сумасшедшие трубачи и начнут трубить, все это случится. Живые трубачи, не электронная музыка, а что-то живое. Цирк - это ручная работа, там все живое, там все стихии, они все живые. А это все заменили на целлофан.

Эдгар Запашный: Все программы Цирка на проспекте Вернадского проходят под живой оркестр, на 80%. Приходите.

Лев Рубинштейн: Я думаю, романтика - не совсем точное слово. То, о чем мы говорим, называется детство. Мне кажется, что во все времена главные и самые благодарные потребители цирка - это дети, не обязательно в буквальном смысле, то есть в цирк ходят взрослые, короли, как Эдгар рассказал, но вот это счастье, эта благодарность к цирку заключается в том, что цирк на некоторое время в нас актуализирует детское. Вот эти три часа или сколько там мы - счастливые дети, для которых волшебство - это не какое-то слово, а это вполне реальная, на наших глазах разворачивающаяся вещь. Поэтому цирк - это вечное детство. В этом фокус того, что сформулировано, как романтика.

Ефим Бершин: Наверное, Лева меня поймет, как профессионал. Знаете, что хуже всего воспринимается в цирке? Это стихи, которые там придумывают к разным праздникам. Какое бы гениальное представление не было, если начинают читать стихи, все, слушать невозможно. А знаете почему? Почему это чудо происходит, особенно для нас, людей нецирковых, людей, плохо владеющих своим телом, скажем так? Дело в том, что в цирке проявляется интеллект особого рода, мало доступный другим, мы знаем, что такое интеллект, а в цирке проявляется интеллект тела, это удивительная вещь. И поскольку большинству людей этот интеллект недоступен, то это воспринимается, как чудо. Один раз у меня была любопытная история, я понял, насколько это сложно, тяжело и прочее. Я один раз был влюблен в девушку и попал в цирк за кулисы, если мне не изменяет память, был такой полет Херца. Виктор Херц, по-моему, был, да? Мы были знакомы с этим человеком хорошо. Он вдруг говорит: "А хочешь, я тебя подниму под купол цирка?" Поскольку перед девушкой мне было неудобно отказаться, чтобы она не подумала, что я испугался, я сказал: "Ну, конечно, поднимите". Мне спустили эту лонжу, зажали, подняли под купол и посадили, как петушка на насест на эту качелину. Я сижу, я понимаю, что это настолько страшно, что я не понимаю, что делать дальше, потому что это очень высоко, прыгать невозможно, лонжу убрали. Представляете, ко мне подняли еще девушку, я должен был за нее тоже отвечать, чтобы мы вместе не упали. Внизу, где-то очень глубоко, эта сетка. Она говорит: "Ну что, прыгнешь?" "Конечно, нет". Человек понял. Я просто к чему это говорю? Действительно, для большинства это разгадка этой тайны, это разгадка того, что Лева назвал детством, потусторонние какие-то силы, незнакомые большинству из нас. Эти силы свойственны самым выдающимся спортсменам, самым выдающимся, там, футболистам, в том числе и артистам силовых, акробатических и прочих жанров в цирке. Вот это ключ к чуду, на мой взгляд.

Дмитрий Борисов: А можно я просто расскажу одну из самых романтичных цирковых историй, которую я знаю? Был такой гениальный клоун, остались только фотографии, не осталось ни записей, ничего, его звали Алексей Сергеев, но все его звали Мусля. Насколько я знаю, он был знаменит, пик такой у него был в предвоенные годы - 30-40-е, большинство того, что я читал, это было уже после войны. Умер, он спился, к сожалению, и в 70-х годах погиб. По мнению того же Никулина и очень многих еще клоунов, был самым гениальным коверным в России. Потрясающая романтическая история. В каком-то городе были гастроли, где участвовал Мусля. В этот же город приехал знаменитейший музыкант-исполнитель, и он должен был представить публике новое произведение какого-то композитора, не помню какого. И так получилось, что они жили в соседних номерах, знаменитый музыкант-исполнитель - в люксе, и рядом мало кому известный, скромный Мусля. Вечером этого композитора позвали на представление в цирк, на первый ряд, VIP, как сейчас говорят, места. А он репетировал все утро. И вдруг он слышит, что выходит клоун, он смеется, ему все нравится, работает со стулом, с предметами, достает скрипочку какую-то, всю склеенную, поломанную и начинает играть ту музыку, которую знают только композитор и этот музыкант. Совершенно ошалевший, он приходит к Мусле и они оба исчезают. Отменяется выступление Мусли на следующий день, отменяется первый концерт этого знаменитого исполнителя. Их все ищут. Они три дня сидели в гостинице, выпивали, играли по очереди друг другу, этот только играл на Страдивари, а тот - на своей поломанной, и по очереди ревели, ревели так три дня. Это, по-моему, одна из таких историй, ради которых существует цирк.

Елена Фанайлова: Друзья, нам пора завершать программу. Я бы хотела, чтобы напоследок вы сказали, за что вы любите цирк. Или у кого-то накопилось что-то в течение программы, что-то, что вы не успели сказать, вот это просто будут ваши такие финальные слова.

Эдгар Запашный: Давайте на оптимистической ноте. За что я люблю цирк? За то, что всю жизнь отработал в нем мой отец, и за то, что этому искусству посвятили всю свою жизнь такие люди, как Карандаш, как Никулин, как Енгибаров, как Дуровы, как Шевченко, как Нугзаровы, люди, которые могли себя проявить благодаря своему таланту, наверное, в любом искусстве, но посвятили это цирку. Я обожаю это искусство хотя бы даже за это.

Елена Ольшанская: За радость и за это ощущение праздника, которое обязательно всегда возникает в цирке и сейчас.

Владимир Самолетов: Вот этот разговор навел меня на такие мысли, мне кажется, что вся наша Россия похожа на цирк, потому что здесь есть все, здесь есть душа, здесь есть радость, печаль, он такой же необычный, загадочный, как российская душа. И еще напоследок хочется сказать, что цирк - это большой, очень большой, огромный труд, он всегда был, есть и будет, потому что там фанаты своего дела и преданные люди.

Юрий Берладин: Ожидаешь чуда. Идешь в цирк за чудом и очень хочется получить это чудо. За деньги!

Ефим Бершин: Я думаю, что все любят цирк за то, что каждый вечер на манеже воплощаются в жизнь наши мечты. То, что мы не можем получить в обычной жизни, мы получаем в цирке, и это не только большая радость, но это большая победа нашего искусства, которое победило жизнь.

Владимир Самолетов: Еще напоследок очень хочется похвалить цирк, потому что, несмотря на все трудности в нашем российском цирке, наши артисты всегда остаются на мировых аренах в лидирующих позициях. Как были, так и есть, так и будут. Несмотря на все трудности, мы все равно лучшие.

Елена Фанайлова: Ура! Важное замечание.

Владимир Самолетов: На международных конкурсах наши артисты постоянно занимают золотые, серебряные, бронзовые медали, это немаловажно, несмотря на все то, что происходит.

Елена Ольшанская: И на последних фестивалях в Париже и Монте-Карло артисты Цирка Никулина взяли пять высших наград.

Эдгар Запашный: Пиар пошел.

Елена Фанайлова: Да, пошел пиар.

Елена Ольшанская: Ну, вырежьте это.

Елена Фанайлова: Все хорошо.

Андрей Катков: Это две неразрывные вещи в моей жизни - цирк... И это как большая любовь, без которой я не могу прожить. Я жду зрителей, которые будут приходить и давать мне, и нам, всем артистам, которые там работают, великий шанс, великую возможность самореализации, самовыражения. Наш зритель - самый лучший зритель. Я только хочу всех пригласить в цирк. Приходите!

Лев Рубинштейн: Я не буду врать, что я завидую, хотя в детстве очень завидовал, разумеется, завидовал всем, кто умеет то, что я не умею. Но что у меня осталось до сих пор? Когда в 9 лет меня папа повел в цирк, а у него там кто-то был знакомый, кто-то из цирковых служащих, он мне обещал, что мы не только с ним посмотрим цирк, но еще сходим за кулисы, вот этого я ждал больше всего. И мы действительно пошли за кулисы, и мне там все показали. И я ощутил этот какой-то неповторимый запах. Для цирковых людей это непонятно, они в этом запахе живут. Но вот этот запах меня преследует всю жизнь, как сладчайший запах. Я тогда подумал, что я артистом вряд ли стану, но я хочу здесь жить, и я хочу там жить до сих пор.

Дмитрий Борисов: У меня была такая же история, как и у Льва. Меня папа водил в театр Никулина, потом меня водили по знакомству за кулисы. Для меня цирк начался с книжки "Капитан Фракасс", помните такую? Вот я ее прочел и, как стал мечтать стать бродячим артистом, так до сих пор и мечтаю. Надеюсь, что до конца жизни буду мечтать об этом. И стану когда-нибудь. За цирк!


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены