Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
19.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 История и современность
[15-01-05]

Документы прошлого

"Москва, Кремль..." Советская эпистолярная традиция 1930-х годов

Редактор и ведущий Владимир Тольц
Авторы Елена Зубкова и Ольга Эдельман

Разносятся песни все шире
И слава повсюду везде
О нашей единственной в мире,
Великой Советской Стране.

По полюсу гордо шагает,
Меняет движение рек,
Высокие горы сдвигает
Советский простой человек.

Елена Зубкова: "Советский простой человек", о котором слагались песни - эта и многие другие, сам был не чужд сочинительства. Человек этот писал письма. Родным и близким, что понятно. Но не только. Советский человек писал письма во власть. Конечно, традиция эпистолярного общения подданных с властью возникла не в советское время. Всегда существовали и энтузиасты жанра, и их добровольные помощники. Предприимчивые грамотеи даже делали на этом свой маленький бизнес: писали для желающих челобитные, прошения, жалобы.

Владимир Тольц: Мне кажется, Лена, что традиция традицией, но советская эпоха и в это древнее дело внесла свои коррективы, и коррективы весьма существенные. Эпистолярное общение с властью, похоже, стало массовым увлечением. Но давайте, как обычно мы это делаем в наших передачах, обратимся к мнению специалиста. В нашем сегодняшнем разговоре принимает участие историк Александр Лившин. Александр и его соавтор, Игорь Орлов, написали уже не одну книгу, где в центре внимания находятся все те же письма во власть - первых послереволюционных лет, двадцатых и тридцатых годов. Поэтому мой первый вопрос к нашему гостю: скажите, Александр, что же нового - по сравнению с дореволюционной традицией - принесло советское время в процедуру письменного общения подданных с властью?

Александр Лившин: Действительно, мы можем говорить о достаточно длинной исторической традиции, долгой исторической традиции в России. Но советская эпоха внесла довольно существенные изменения и с точки зрения количества, и с точки зрения качества, интенсивности петиционного общения граждан с властью. Если говорить о чисто количественных, масштабных изменениях в этом процессе, то, действительно, они налицо. И объясняются они, вероятно, несколькими фактами истории советской постреволюционной. В частности, сыграл свою роль постепенный рост грамотности населения. Кроме того, вероятно, можно говорить о следующем интересном обстоятельстве, которое имеет отношение к постреволюционной истории, - это подъем социальной активности населения в том смысле, что революция вызвала к жизни огромную социальную энергию. И эта социальная активность населения в конечном итоге, будучи стиснутая в узкие и жесткие рамки политического процесса, политического режима, нашла себе выход в обращении во власть, писании писем во власть.

Надо еще сказать об одном интересном обстоятельстве - само государство поощряло написание писем во власть. Например, хорошо известен такой факт, что в 1936 году нарком внутренних дел Генрих Ягода издал специальное распоряжение о том, чтобы во всех учреждениях ГУЛАГа, в лагерях то есть, существовали специальные ящики, в которых заключенные могли оставлять свои письма, прошения на имя непосредственно наркома, и никто не имел права их вскрывать. То есть государство стимулировало этот процесс, это государству нужно было по каким-то причинам, о которых мы, вероятно, еще поговорим.

Елена Зубкова: Для нашей сегодняшней передачи мы выбрали письма, написанные весной и летом 1930 года, т.е. почти 75 лет назад. Все они адресованы Михаилу Калинину, он числился тогда формальным главой советского государства. Уже позади были массовая коллективизация и раскулачивание. Прошел первый колхозный сев. Появилась знаменитая статья Сталина, в которой бесчинства активистов во время коллективизации, были объявлены просто "головокружением", "головокружением от успехов". Мол, зарвались ребята, допустили, так сказать, "перегибы". Особо недовольные могли теперь покинуть колхозы. Как выяснилось, ненадолго. А проблемы, они, как водится, остались. И об этом люди писали в Москву.

"Добрый день, дедушка Калинин. Пишу тебе письмо о нашем колхозе. Сперва силой загоняли в колхоз и голодовкой стращали, груды золота обещали, а потом, когда выпустили статью т. Сталина о головокружении, все вышли из колхоза. Осталось только 10 хозяйств, из них 4 бедняцких и 6 середняцких.

Нам, колхозникам, нет проходу. Папу с мамой ругают за то, что записались в колхоз, а меня с братом бьют ребята-неколхозники.

Крестьяне обещают "Варфоломеевскую ночь", и говорят, что, когда будете пахать, "то будем бить - кос хватит".

Кто первый записался в колхоз - вышли, и даже некоторые комсомольцы вышли. У меня сестра - комсомолка, она вызвала комсомольцев на соревнование на вступление в колхоз и ее ругают, а она не выходит из колхоза.

Дедушка Калинин, обратите на это внимание, примите какие-нибудь меры. До свидания.

Рыбинский округ, деревня Заручье, колхоз "Трудовик", Елена Вышугина, 17 лет.

Елена Зубкова: Словосочетание "дедушка Калинин" прочно вошло в обиход. "Дедушкой" всесоюзного старосту называли не только дети и люди молодые, но и ровесники Михаила Ивановича. Потому что "дедушка" - это ведь не возраст, а должность. Работа у него была такая. Например, заступаться за обиженных. Во всяком случае именно в такой роли видели Калинина его многочисленные корреспонденты.

"Михаил Иванович Калинин, как возрадовалось крестьянство, когда Вы были избраны Председателем ВЦИК, так теперь оно настолько недовольно нашим Калининым. Вы привели страну к явной гибели.

По вашему распоряжению, декретом получили крестьяне землю. Труженики взялись за работу, как вша за тело, начали работать, а тут еще начали устраивать выставки сельскохозяйственные, которыми развили аппетиты в любителях сельского хозяйства до невероятности. Каждый труженик стремился довести свое хозяйство до тех экспонатов, которые ему нравились на выставке. Жизнь закипела.

Вам, головкам несчастной, в крови залитой уродами России, это, по-видимому, не понравилось. Те, которые поклали свои силы на сельское хозяйство, стали у вас врагами. <:> Так как с вашими постановлениями твердого, положительного, обдуманного ничего нет, и декреты вы так часто меняете, что мы, крестьяне, говорим: "Советские декреты как дышло, куда повернул, туда и вышло". Вы задумали "все это стереть с лица земли". Конечно, стереть очень легко, в особенности для тех, кто стирает - кому это нравится, но для патриотов страны русской, истинных детей России - это сильная боль. Сжечь, убить очень легко и минутное дело, но построить, вырастить - это нужно годы.

В смысле уничтожения у Вас дело обстоит очень организованно и энергично. Зачислил человека в партию, дал ему под бок РЕВОЛЬВЕР, и во имя презренного этого оружия он для вас все сделает. Если вы ему револьвер повесили под бок утром, то к вечеру он наделает столько контрреволюционеров, что прокуратуре за полгода с ними не разобраться. А это в России существует на 75 - 80 процентов.

У кулаков все забрали по указкам револьверподбочников, и их сослали, а приведено ли все в порядок? Об этом и думать никто не хочет. Нет скота ни у кулака - как револьвероносы называют, но нет и у того, кому он достался.

Приросту скота нет. Посев яровой упал в этом году на 70 - 80%. Как вы в газетах ни расписывайте, но в этом отношении никто вам не поверит. Вам в центре только хорошо резолюциями сеять, а поле, где должно быть засеяно 3 недели тому назад, до сего времени не сеяно ни колхозом, ни одиночками. Последние боятся сеять потому, что осенью, говорят, револьверная партия (коммунистическую так называют) заберет, и мне все равно в ссылке придется пропадать.

Пересмотра неправильного действия никто не хочет делать. Если револьвероподбочник и виноват, то ему никакого наказания, а только переведут с места на место с большим окладом, а того, кто сообщает - за воротник да в конверт, чтобы больше не сообщал.

Великолепно зная, что кулаков уже нет, вы однако бросаете - "кулак, кулак", а на местах рады этому и все уничтожают, лишь бы револьвер под боком иметь.

Вы думаете, что вам пишет кулак или нэпман. Пишет истинный русский человек, говоря так, как говорят на местах. Не люблю льстить и обманывать, как вас обманывают резолюциями, красиво изложенными только на бумаге.

Бедняк".

Елена Зубкова: Письма, подобные этому, приходили в Москву буквально пачками. В учреждениях создавались специальные группы, занятые чтением этих писем и составлением специальных сводок. Сводки доводились до сведения начальства. Принципы отбора были разными, в зависимости от специфики учреждения. Например, информационно-статистическая группа ВЦИК - а именно она занималась разбором писем - в своих сводках акцент, как правило, делала на проблемах. Иногда готовились специальные подборки о безобразиях, творимых на местах. Правда, назывались эти безобразия иначе - "нарушения революционной законности".

"Представители местной власти, которые призваны проводить и осуществлять революционную законность, зачастую оказываются сами с уголовным прошлым. Так, например, на должность районного административного отдела Харовского района, Вологодского округа с 9 апреля 1930 года был назначен Кузнецов-Адамсон, числящийся членом партии с 1918 г., именовавший себя рабочим, на самом же деле, как выяснилось впоследствии, он имел 3 судимости. За период своего краткосрочного пребывания в должности зав. районным административным отделом натворил столько безобразий и настолько терроризировал население своими художествами, что местное население до сего времени не без страха вспоминает его имя. Этот Кузнецов связался с различными темными элементами, преимущественно административно высланными, устраивал попойки у себя в служебном кабинете, являлся постоянно пьяным на службу, насиловал административно высланных женщин, выставлял охрану у дверей своего кабинета. Был случай, когда одна женщина, запертая им в кабинете, не пожелавшая вступить с ним в половую связь, была облита керосином, затем Кузнецов пытался ее зажечь, но благодаря отчаянным крикам, двери были выломаны.

За творившиеся на глазах всего населения безобразия и преступления Кузнецов отделался тем, что был отстранен районными организациями от занимаемой должности и, чувствуя за собой целый ряд должностных преступлений, он поспешил скрыться и лишь после вмешательства в это дело Вологодского прокурора т. Носкова, отдано распоряжение о розыске и аресте Кузнецова".

Елена Зубкова: По-видимому, в то время наличие судимости у людей, обличенных властью, все-таки не приветствовалось, во всяком случае воспринималось как тоже своего рода "перегиб". Но уж если, читая письма, выстраивать какую-то иерархию "перегибов", то главной темой 1930 года была, безусловно, коллективизация.

"Материал жалоб свидетельствует о том, что места не везде правильно поняли задачу ликвидации кулака как класса. Они представляли ее просто как цель изъятия имущества у более зажиточной части населения, другие поняли директиву как способ избавления села от всех социально-чуждых элементов. В кулаки зачислялись: подозреваемые в воровстве, судившиеся за хулиганство и др. проступки, торговавшие десятки лет тому назад мелочью и за грехи каких-то предков:" В результате этого у попавших в кулаки местами отбиралось положительно все имущество, вплоть до горшка, чашки и старых галош. Стихийное раскулачивание целых районов имело место. Отобранное имущество делилось.

"В Рязанском округе, в Чучковском районе раскулачено целое сельское общество". В Александровских выселках, Строевского сельсовета, раскулачена целая деревня в 37 дворов:

Отмечаем вопиющие безобразия.

"У ребенка 1 года отобрали пеленки и оставили его на соломе".

"Сестре середняка Материна было предложено выйти замуж за бедняка под предлогом отмены раскулачивания, она это требование выполнила и придя с женихом за вещами в штаб, подверглась лишению последнего пальто".

"Были случаи избиения раскулаченных и оставления их нагими" (Рязанский округ, Чучковский район)".

"Крестьяне с. Журавки, Раненбургского района, Козловского округа за отказ идти в колхоз подверглась нескольким залпам отряда комсомольцев, в результате 1 крестьянин убит и 3 ранено".

Скажи, письмо, Калинину,
Что любим мы его -
Наставника, товарища
и друга своего.
К нему и днем, и вечером
Со всех концов земли
За ленинскою правдою
Мы ехали и шли.
И радости, и горести
Вручал ему народ
Калиныч, мол, обдумает,
Калиныч разберет.

Елена Зубкова: Стихия коллективизации предоставила неограниченные возможности любителям поживиться за чужой счет. И свести старые счеты. Под прикрытием коллективизации началось новое наступление на церковь. Об этом люди тоже писали в своих письмах, а чиновники собирали отдельные факты в сводки.

"В процессе коллективизации прошла волна закрытия церквей. Многие церкви закрылись административно или же постановлениями бедноты, молодежи, ячеек и сельсоветов. Существующий закон не соблюдался.

В Сюмси также закрыли несколько церквей в порядке администрирования. В одной из закрытых церквей на иконостасе продырявили одну икону и на ее место поставили портрет Ленина, и Ильич оказался в середине, окруженный иконами.

В Калужском округе в момент коллективизации было закрыто административно 112 церквей.

Были такие случаи, когда одна бригада в 4 дня закрыла 5 церквей. В Казанском пригородном районе в одном селе снимали колокола во время службы на рождество и т.д.

"В одной из закрытых церквей в тот же вечер были устроены молодежью танцы". (Московская область).

"Иконы, отобранные у священника, раздавались беднякам-активистам" (Рязанский округ, Матвеевский сельсовет)".

Елена Зубкова: Однако постепенно страсти по коллективизации затихли. В письмах появились другие темы, что не преминули отметить чиновники, разбирающие почту.

"За последнее время в письмах, поступающих в адрес ВЦИК и т. М.И. Калинина из различных районов РСФСР, начинают затрагиваться в основном новые вопросы.

Если некоторое время назад в этих письмах преобладали жалобы на неправильные действия местных властей в вопросах коллективизации, раскулачивания, наделения землей индивидуальных крестьянских хозяйств и т.п.; то теперь этих жалоб стало меньше, они уже, в известной мере, пройденный этап. Теперь больше затрагиваются вопросы продовольственного снабжения, нехватки хлебов старого урожая у местного крестьянского населения, что в отдельных местах повлекло за собою явления голода, отрицательно отражающегося на политическом настроении крестьянства, в частности, вредно на колхозном строительстве. Об этом пишут сами крестьяне, низовые советские работники и явные классовые враги, пытающиеся поднять голову в связи с этими продовольственными затруднениями. Моменты недовольства на почве продовольственных затруднений идут также и из города.

По-прежнему идут жалобы от административно высланных, раскулаченных крестьян, рисующих неимоверно тяжелые, нечеловеческие условия их существования. В этих письмах упорно отмечается, что в среде выселенцев находятся много середняков и бедняков, которые раскулачивались по личным счетам с представителями местных властей, а не по экономическим признакам их хозяйств. В связи с вышеизложенным Информстатгруппа считает необходимым и весьма неотложным делом, чтобы по наиболее важным письмам предпринимались специальные расследования".

Елена Зубкова: В числе "наиболее важных" писем, требующих специального расследования, составителями сводки было отмечено, например, такое письмо.

"Уважаемый т. Калинин! Я Вам хотел описать все то, что творится в нашей станице. Я член ВЛКСМ с 1923 г. и всегда приходится агитировать за построение колхозного строительства нашей страны, но я вижу, что в нашей станице проводятся эти мероприятия неверно.

Во-первых, насильно загоняют в колхоз крестьян. Насилие заключается в том, что не вошедшим в колхоз крестьянам объявляют бойкот: в кооперации ничего не дают. Есть много крестьян-бедняков и середняков, которые не вошли в колхоз, и им в кооперации даже керосину не дают; говорят: идите в колхоз и тогда все получите, а если не идете в колхоз, то мы вас все равно заставим идти в колхоз, а иначе Вы будете на Соловках, как вредный элемент. Бывали случаи, что если какой-либо крестьянин станет просить объяснить ему, что из себя представляет колхоз, то его за это зачастую подвергали арестам и судебным процессам, а то, бывало, вызовет к себе уполномоченный ОГПУ тов. Шмиль и дает тому или иному угрозы арестами. Крестьянину приходится идти в колхоз, не зная задач коллективного хозяйства.

И вот результаты. Сейчас посеянные посевы все позаросли, все, можно сказать, пропало, т.к. ни один крестьянин не идет полоть, и теперь приходится останавливать заводы лесопильные и прекращать вывозку леса. Что делается сейчас, я сам не понимаю. Все учреждения закрыли, кооперацию тоже, лесные заводы стоят и на половину приостановили нефтяные промыслы. Всех рабочих и служащих погнали полоть. Кроме того, взяли с концлагеря выселенных кулаков и их тоже погнали полоть. Получилась неразбериха: эти же кулаки над нами смеются и говорят: "все равно без нас не обошлись колхозы; но мы им наработаем", и во время полки тяпками рубили все подряд, и траву, и кукурузу, так что после полки на ниве ничего не осталось.

Уполномоченный ОГПУ тов. Шмиль остался за секретаря РК ВКП (б), дал по всему району письменное распоряжение прекратить всякие лесовывозки на пять дней и мобилизовать все население для полки. Если нужно, то всех погонят с винтовкой.

Северо-Кавказский край, Майкопский округ".

Елена Зубкова: Крестьяне, которых в ходе коллективизации причислили к кулакам и раскулачили, т.е. лишили имущества и отправили на поселение, стали теперь называться иначе - спецпоселенцы. Они тоже были не довольны своей участью, и тоже писали письма во власть.

"Дорогие наши товарищи! Во первых строках наших мы просим, тяжко вздыхаем, к вам руки простираем и вас мы на помощь зовем: помогите хоть нашим детям. Дети есть цветы человечества, но они не цвели и засохли. Выселены мы в степь за 25 верст, выбросили нас в поле под открытое небо, мочили нас дожди, теперь засыпает нас пыль. Умереть, конечно, когда-нибудь нужно, но не голодной бы смертью. Мы - крестьяне-труженики и дети наши закалены на стуже и жаре, но без всякого приюта даже и дикари не жили. Вот уже 5 месяцев как мы выселены и стали не похожи на людей: питаемся травой, хлеба нам не выдают, а заработать нам негде. Мы отрезаны от всего мира, пухлые от голода, а дети совсем при таком питании не могут жить и умирают. Неужели вы думаете, что мы кулаки? Нет, мы не кулаки, а мы труженики, наши мозолистые руки теперь как скелеты; мы не раскулачены, но разграблены местными властями. Кто подлежал высылке, те все дома, а по личным счетам выселены.

Мы жить больше здесь не можем, степь у нас совершенно мертвая, урожая нет, ели мы зеленый конский щавель, но теперь и это все посохло. Просим вас, дайте нам вашей помощи, дорогие наши правители, водворите у нас порядок, стройте у нас колхоз или совхоз, но изгоните от нас голод. Мы труженики, но не эксплуататоры, мы до сего года не были лишены голоса. Мы будем опять трудится, дайте только дело в наши мозолистые руки. В настоящее время мы как скелеты, на нас пахали в апреле месяце, когда мы еще были в силе, но в настоящий момент мы уже еле ходим, а в апреле мы еще старались, пахали, тащили 24 человека плуг. Но труд наш пропал - урожая нет, мы погибаем и просим вашего содействия.

Мы обращались в Р[айонный]И[сполнительный]К[омитет], он нас по шее гонит, мы в сельсовет, тот арестовывает и гонит в РИК, а РИК на участок, говоря - "подохните там". Просим Вас, расследуйте наши дела - есть ли среди нас классовые враги.

Почему нас окулачила местная власть? Да потому, что она забрала наши несчастные трудовые коровы и кушает масло.

Мы теперь уже не крестьяне. Мы бродим по хуторам и селам и просим милостыню. Подумайте, товарищи, неужели нам не стыдно, ведь мы трудовики...".

Владимир Тольц: Получается, что люди, обиженные властью, обращались за помощью к этой самой власти. И более того, надеялись, что, как говориться, "помощь придет". Иначе не писали бы. Вопрос, насколько оправданны были эти надежды, покажется слишком риторическим. Людям свойственно надеяться, похоже, других надежд у них не было. Я обращаюсь к нашему сегодняшнему гостю - Александру Лившину. Одна из Ваших книг называется так: "Народ и власть. Диалог в письмах". И вот я хочу спросить: а что, действительно был какой-то "диалог"? То есть существовала "обратная связь", и власть как-то реагировала на обращения тех, кого мы обычно называем "простыми людьми"?

Александр Лившин: Действительно, диалог все же был, хотя это был своеобразный, специфический диалог, это не был диалог равноправных партнеров, скорее был диалог могущественного хозяина или могущественного патрона и бесправного, униженного просителя. Но, тем не менее, проситель не был до конца бесправен. Потому что люди, обращаясь во власть, в большинстве своем хорошо понимали, что можно ожидать от власти и как власть будет реагировать на те или иные обращения. В ряде случаев мы можем даже говорить о таком феномене, как специфическая манипуляция государством со стороны граждан, которые обращались во власть. Например, хорошо известен комплекс писем "лишенцев". То есть это люди, которые были в соответствии с советским законодательством лишены избирательных прав и поражены во многих других социальных правах, политических правах и так далее. И они обращались к представителям власти с просьбой восстановить их в правах избирательных и иных. И люди, обращаясь, приводили аргументы, в частности, использовали так называемую стратегию угроз. Например, звучали эти обращения таким образом: "если вы не восстановите меня в избирательных правах, то я...". И дальше возможны многие варианты, например: не вырасту хорошим советским человеком, не сумею быть хорошим комсомольцем, строителем коммунистического общества, вплоть до того, что уйду в бандитскую шайку и окончу свою жизнь таким образом. Но если говорить об основной массе писем, о многих письмах других, то мы видим, что государство, безусловно, было заинтересовано в этом. Для чего это было нужно государству? Во-первых, это мониторинг общественных настроений. Государству нужно было держать руку на пульсе и одновременно использовать канал общения с людьми как клапан для выпускания пара, для выпускания недовольства. Кроме того - это информационное обеспечение власти. То есть, по всей вероятности, советское руководство рассматривало письма как важный источник информации.

Владимир Тольц: Позиция власти в этом, довольно условном, "диалоге" в общем понятна. А вот что представляли из себя корреспонденты - люди, вступившие с этой властью в переписку, в "эпистолярную связь"? Ведь не каждый отважится, да и не каждый захочет писать такие письма. И мотивы, побудившие людей взяться за перо, могут быть самыми разными: и отчаянье, и надежда, и расчет, и просто душевная болезнь. Что Вы думаете по этому поводу, Александр?

Александр Лившин: Во-первых, еще раз хочется обратить внимание, что явление носило массовый характер, то есть писали многие люди. Я, например, в своей жизни не написал ни одного письма во власть, многие мои знакомые тоже этого не делали, но многие, тем не менее, делали. Поэтому мы говорим о достаточно отдаленной от нас во времени исторической эпохе, но, тем не менее, действительно совокупный психологический, социологический портрет людей, которые писали письма во власть, очень интересен. Для того, чтобы понять, что это были за люди, интересно, может быть, попытаться классифицировать письма по жанрам. Это были письма своего рода мольба о помощи, крик о помощи, стремление обратить внимание на какие-то вопиющие нарушения законности, порядка, прав человека и так далее. И письма по поводу коллективизации - это, очевидно, один из наиболее ярких примеров подобного рода писем. Это были письма - изливания души, изливания сердца, своего рода исповедальные письма. Диалог с государством на такой ноте откровенности, душевной откровенности. Очень часто это были проекты, которые направлялись в органы государственной власти. То есть речь идет о большом спектре мнений, большом спектре писем. Конечно, какое-то количество людей, писавших во власть, были люди с расстроенной психикой, скажем так, это всегда бывает. Но далеко не эти люди определяли общую картину и палитру тех мнений, настроений, которые высказывались в письмах, и тех людей, которые обращались.

Елена Зубкова: Я тоже хочу задать вопрос нашему гостю. Среди писем во власть преобладают послания, адресованные конкретным людям, большевистским вождям - Ленину, Сталину, Калинину, другим. Можно ли говорить в этой связи о какой-либо системе предпочтений, так сказать, об иерархии "народных любимцев", или, если хотите, "персон доверия"?

Александр Лившин: Действительно, люди писали вождям, но люди писали и в органы власти. Хотя в общем и целом преобладал в это время, в эту эпоху не институциональный взгляд на политику, а скорее харизматический подход к политике. То есть люди больше доверяли вождям в их персональном воплощении, нежели институтам и политическим отношениям. И кому писали в основном? Эта иерархия адресатов писем выглядит несколько иначе по отношению к привычной для нас иерархии вождей советского режима в ту эпоху. Конечно, до середины 20-х годов, до своей смерти господствующее положение занимал Ленин. Если говорить о Сталине, то его роль в качестве адресата писем во власть постепенно возрастала во второй половине 20-х годов, но не была еще очень заметной. Очень большую роль играл Калинин, о котором сегодня говорилось. Калинин, действительно, уникальная фигура для того времени. Во-первых, если говорить о персональной мифологии вождей, Калинин считался человеком, который наиболее правильно разбирает письма и обращения граждан. Кроме того Калинин виделся многим, особенно крестьянам, но не только крестьянам, как свой народный представитель во власти, как свой человек. Пожалуй, я поставил бы Калинина на первое место. И с рубежа 20-30 годов - это, конечно же, Сталин.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены