Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
16.4.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 История и современность
[09-09-02]

Документы прошлого

Редактор и ведущая Ирина Лагунина

1907 год был завершающим годом первой русской революции в России. Радикальные силы революции были разгромлены, умеренные политические партии перешли к парламентским методам борьбы. Полиция оправилась от беспорядков 1905 и стала вновь прилежно читать письма граждан, выписывая всё заслуживающее внимания. Некоторые результаты полицейской перлюстрации частных писем в конце марта - начале апреля 1907 г.:

"Выписка из письма с подписью "Н., Кострома, от 31 марта 1907 г., к студенту 1 курса юридического факультета Николаю Алексеевичу Виноградову в Казань, университет.

Ожидаю ареста и переселения на новую квартиру... Влетел как кур во щи, и досадно, что из-за пустяка. А все бабьё виновато со своими дурацкими башками. Дело видите ль вот в чем: на имя одной особы (земской служащей) шли комитетские письма; я был знаком с ней и получал от нее эти письма, а затем, конечно, передавал куда следует. Полиция (во имя неприкосновенности корреспонденции) вскрыла несколько писем и (в лице пристава) направилась на допрос к этой особе. Она сразу сказала не только мое имя, но даже и адрес, да кроме меня ввалила еще одного человека. Хорошо еще, что догадалась предупредить меня. Мы, конечно, произвели основательную чистку квартиры, и со спокойным сердцем ждали обыска, но вчера не дождались. Может быть, меня так арестуют, а может быть, пригласят на допрос. Из семинарии меня наверно уволят".

"Выписка из письма с подписью "Макс", Нижний Новгород от 1 апреля 1907 г., к И.А. Нудель, в Казань, Воскресенская ул., д. Алкина, для Мани.

Вот уже две недели, как я дома, но не совсем дома, мне все-таки предъявили статью 126 уголовного закона. Нельзя сказать, что тюрьма производит скверное впечатление, хотя первые дни были не сладкие. Утром на другой день мы прочли в местной хронике, что арестован Комитет Еврейской социал-демократической рабочей партии "Поалей-Цион", и нам стало ясно, что мы будем обвиняться как комитет. Все надежды на скорое освобождение рухнули, и мы стали приспосабливаться к тюремной жизни. Приспособились мы очень скоро, ибо в Нижегородской тюрьме режим славный. Большая часть дня проходила в спорах, сходились адепты разных партий, мы, с(оциал)-д(емократы), с(оциалисты)-р(еволюционеры) и анархисты. Там мы прочли несколько рефератов, так, о национальном вопросе вообще читал тов. Бененсон... На днях я слышал, что там один анархист читал контр-реферат, возражая Бененсону. Должен заметить, что почти все рабочие в тюрьме заражены анархизмом, да это и естественно, ненормальное положение в России порождает и ненормальные течения. Приходится также констатировать наличность антисемитизма, хотя здесь он бы не должен иметь места - такое уродливое явление!".

"Выписка из письма Д. Деларова, С.Петербург, от 3 апреля 1907 г., к Т.А. Деларовой, в Харькове, Михайловская, 1, кв.4.

Дума потихоньку приспособляется к работе, но правительство мешает. Очевидно, правительству существование Думы не нужно, но разогнать ее тоже зазорно. Чтобы создать конфликт Столыпин допекает ее мелкими придирками, вроде недопущения экспертизы, публики по депутатским билетам и т.д. Работать при таких условиях, очевидно, невозможно. До тех пор, пока у нас коренным образом не изменится форма правления, надежды на мирное обновление нет. Правительство умышленно, спасая себя, ведет Россию к революции. Очень может быть, что теперь верх возьмет реакция, но в будущем мы все же сметем их. Наше назначение здесь: крысы, точащие основу этого бюрократического порядка, в ожидании пока он рухнет. Моя очередь выступать будет после Пасхи. На Пасху думаю попасть в Сарапул, чтобы дать отчет выборщикам".

"Выписка из письма В. Коноплева, Устюжна, Новгородской губ., от 4 апреля 1907 г., к Петру Михайловичу Шестакову в Москву, Успенский пер., д.8.

Посылаю вам коротенький синодик, который можно использовать в каком угодно виде, но только без моей подписи. Состоя Инспектором народных училищ в Устюжинском уезде, я не могу дать своей подписи, так как и так уже обречен на ту же участь, что и учителя. Во дни "свободы" наш Училищный Совет постановил поручить учителям и учительницам сельских школ прочесть народу Манифест 17 октября и сделать необходимые к нему разъяснения. В результате таких невинных чтений Манифеста получилось то, что очень скоро были изъяты три учителя: один выслан в Архангельскую губернию, а двое посажены в тюрьму. Последних затем судили, причем один из них, уличенный судом в чтении народу газеты "Биржевые Ведомости", был приговорен к тюрьме, а другой оправдан. Оправдание это, впрочем, явилось запоздалым. Когда Иванова выпустили до суда из тюрьмы, то попечитель школы Гирс потребовал от Училищного совета увольнения Иванова за пьянство и непосещение уроков. Училищный совет, уже забывший Октябрьские настроения, без всякой проверки обвинения уволил Иванова. При этом надо добавить, что у Иванова не было пропущено ни одного урока... Четвертый учитель Васильков был арестован в конце 1906 г., причем был раздет и обыскан в классе при учениках. Теперь он освобожден, но Училищный совет не дает ему места, несмотря на то, что жандармское начальство заявило, что ничего не имеет против возвращения Василькова на прежнее место. Пятый учитель, Логинов, уволен Училищным советом в угоду влиятельному земскому начальнику Семичеву, который заподозрил Логинова в том, что он будто бы помогает крестьянам писать не совсем приятные для земского начальника заявления в земскую управу".

"Выписка из письма И. Орлова, Москва, от 4 апреля 1907 г., к Полозину в Нью-Йорк.

Отношение публики к Гос. Думе становится ироническим. Вот уже месяц слишком она заседает, а до сих пор от нее ни соку, ни толку. Времени еще много уйдет, покуда будут заметны следы ее работы. А там снова пойдет "успокоение", потом "обновление" и т.д. Чтобы левые ни говорили, а им придется многое выбросить из своей программы... Положение революционера не у дел очень трагично. Вообще ужасно положение человека, когда он видит, что нет надежды на скорое осуществление его лучших идеалов. Вся тактика левых говорит, что рев[люция] почти соломенный огонь. Это очень грустно, но нет сил исправить это. Кадеты это сознают. Очень трудно теперь не только осуществить право на землю, но провести даже мало-мальски левый аграрный проект".

Письма депутату Верховного Совета СССР Алексею Косыгину, 1954 Г. Пишет прядильщица ленинградской фабрики.

"Здравствуйте, многоуважаемый Алексей Николаевич!

Много лет прошло с тех пор, как Вы работали у нас на фабрике директором.

Небольшая фабрика на Выборгской стороне до революции называлась Мальцевская, а теперь "Октябрьская". Много лет прошло с тех пор, и Вы меня можете не помнить. Разрешите написать Вам немного о своей жизни. С девятилетнего возраста я работаю на этой фабрике. Помню, привела меня моя мать Лукина Евдокия Лукинична, старейшая работница этой фабрики, к мастеру, но мастер отказал, потребовал метрики, а мне в то время было всего 9 лет, хотя ростом я вышла. Пришлось прибавлять года, да и рост помог: сошла за пятнадцатилетнюю. Так и стала работать. Трудные то были годы. Работали по 11 часов в сутки, не считались ни с женщинами, ни с подростками. Нас было двое у матери, отец оставил нашу семью. Фабрика часто бастовала. Моя мать за участие в забастовке была уволена с фабрики. В боевые 1917 - 1919 гг. я принимала активное участие в комсомольско-молодежной работе под руководством т. Фокина, погибшего в годы гражданской войны и в честь, которого названа набережная реки Невы. Мне очень мешала моя неграмотность, но когда открылись ликбезы, то я пошла учиться, или же помогали культармейцы, ходившие на дом. С 1919 г. по 1923 г. фабрика была закрыта, т.к. не было сырья. В 1923 г. меня направили из Союза текстильщиков на фабрику "Кр. маяк" (тоже на Выборгской стороне). В 1927 г. я вернулась на свою родную фабрику, где и работаю по настоящее время. В годы Вашей работы на фабрике я была премирована отрезом на костюм. Затем, неоднократно получала грамоты за свою работу. В 1941 году мне был выдан значок "Отличник социалистического соревнования наркомтекстиля СССР" за № 4461. В 1943 г. награждена медалью "За оборону Ленинграда", и позднее "За доблестный труд в Великой Отечественной войне". Мне уже 52 года, имею седую голову и 4-х внучат. Мои 3 дочери уже замужем и имеют детей. Недавно я схоронила своего мужа, члена партии с 1925 г. с которым, я прожила свой жизненный путь с 1919 г. по 1953 г. Жива и моя мать-старушка, ей уже 76 лет, но чувствует она себя еще бодро. По старости она ушла на пенсию и получает пенсию 100 руб. в месяц. Обращаюсь к Вам Алексей Николаевич, с большой просьбой: Вы знаете, в каких условиях работают текстильщицы. В жаре и целый день на ногах около машин мы трудимся, чтобы дать стране больше продукции. Я пережила страшную блокаду Ленинграда, которая отняла у меня четверть жизни, силы уже не те, за молодыми мне уже не угнаться, но стараюсь не отставать, работаю прядильщицей на 5 [станках] на 85 номере, имею и сейчас звание стахановки. Очень бы хотелось отдохнуть, но до пенсии еще 4 года, а силы мои слабеют с каждым годом. А ведь много нас таких текстильщиц. И прошу я Вас Алексей Николаевич, о ходатайстве перед нашим правительством и партией о выплате пенсии нам женщинам с 50 лет. Надеюсь, что Вы не оставите без внимания просьбу старой работницы Бойцовой Прасковьи Григорьевны и ответьте мне по адресу: город Ленинград-44 Пр. Карла Маркса, дом 61 кв. 15

25/II-54 г. Бойцова П.Г.

Поздравляю Вас с высокой наградой орденом "Ленина" Бойцова".

Алексею Косыгину. Письмо офицера.

"Дорогой Алексей Николаевич!

Я, офицер Советской Армии ст. л-т Смородинов Павел Александрович из Войсковой части 83386, обращаюсь к Вам, как к нашему депутату с просьбой о принятии мер в приведении к порядку народного судьи города Буй, Костромской области товарища Кузнецова.

В своем письме я хочу рассказать Вам о поведении товарища Кузнецова.

13 мая 1954 года я со своей женой и товарищами офицерами ст. л-том Пискун И.К. и ст. л-том Киреевым В.Д. пошли в кино-театр "Луч", чтобы посмотреть кинокартину "Командир корабля". Взяли билеты и решили до начала кинокартины выпить по кружке пива. Зашли столовую, расположенную рядом с кино-театром, и взяли по кружке пива. Пьем пиво, в это время гражданский человек, в нетрезвом виде, грубил с буфетчицей, выражался нецензурными словами и угрожал последней ударить ее, за то, что она не давала водки.

Подходит к нам и кричит: "Господа офицеры, встать! Смирно! Вон отсюда! Я судья и всех пересажаю!" Мы не обратили на него ни какого внимания. Он кричит вторично: "Господа офицеры, я приказываю: вон отсюда!" Подошел ко мне вплотную. Я ему сказал, что как народному судье так себя вести не достояно и не прилично. В это время он железной клюшкой ударил меня в лицо, в присутствии моих товарищей и сидящих граждан. Мы не стали с ним разговаривать и вызвали работников милиции. К месту происшествия прибыл мл. сержант милиции Мирошниченко. Он стал разбираться за что тов. Кузнецов ударил офицера. В это время сотруднику милиции тов. Мирошниченко заявил тов. Смирнов машинист ДЕПО ст. Буй, что он ему нанес клюшкой повреждение в голову. Затем ему заявил секретарь партийной организации хлебозавода г. Буй тов. Курагин Иван Геннадьевич, что он ему ударил в грудь и разорвал ворот гимнастерки. К этому времени подошли еще два сотрудника милиции сержант милиции Панов и рядовой Беляков. Они его задержали и пытались увезти на квартиру. Но по моему требованию и других пострадавших его отправили в отделение милиции на автобусе. В отделении милиции судья Кузнецов оскорблял не только меня и товарищей, но и весь офицерский состав Армии словами: "Паразиты, вы все идиоты, нахлебники. Я вас всех пересажаю". Выражался нецензурными словами. Я и другие пострадавшие сделали письменные заявления о хулиганском поведении судьи Кузнецова, в отделение милиции, и ушли. Утром я засвидетельствовал в городской больнице о побое и передал вторичное заявление со справкой начальнику отделения милиции города Буй, который с делом отправился к секретарю горкома КПСС о привлечении Кузнецова к судебной ответственности за хулиганские выходки, т.к. это был уже не первый случай драки и пьянства, за что имел он партийные взыскания. Как выяснилось, бюро горкома КПСС ограничилось дачей Кузнецову строгого выговора с предупреждением и постановило снять его с работы. Но я, мои товарищи и пострадавшие с таким решением не согласны и настаивали на привлечение его к судебной ответственности. Я, как офицер-коммунист прошу Вас вмешаться в это дело и за хулиганский поступок судьи Кузнецова, неоправдавшего доверие народа, исключить его из членов КПСС, как опозорившего высокое звание коммуниста и привлечь его к судебной ответственности. Считаю, что неоднократное хулиганское поведение Кузнецова не соответствует требованиям предъявляемым современностью к гражданам Советского Союза, тем более к членам КПСС и руководителям государственных органов. Таковые должны быть повергнуты самым жестоким наказаниям Советских законов. В чем и прошу Вас оказать мне и обществу помощь.

Мой адрес: город Буй, Костромской области Войсковая часть 83386.

19.05.54 г. ст. л-т Смородинов".

В советских архивах сохранились и "странные" письма 1949 - 1950 гг. Например, в юмористический журнал "Крокодил".

"Мой новогодний привет!

Дорогой Крокодил!

Мой рост - 179 см. Однако, я все же не сказал бы, что это уж совсем незаурядный рост. Есть люди и повыше. Так, например, в журнале "Огонек", я как-то читал, что все игроки сборной СССР по волейболу имеют рост не меньше 178 - 180 см. Короче говоря, высоких людей в нашей стране не так уж и мало!

И вот, как же нам быть?! Пошел я на днях покупать перчатки - оказались малы, а больших размеров наша промышленность не выпускает. О приобретении готового платья - костюма, брюк, халата - и говорить не приходится.

- На таких, как вы, не шьют, - отвечают продавцы. - Заказывайте в ателье...

Но, дорогой Крокодил, при всем уважении к ателье, я бы желал иногда приобретать и готовое платье. Тем более что оно часто оказывается дешевле шитью на заказ и ждать не надо.

Мне понятны побуждения некоторых директоров предприятий, желающих за счет уменьшения стандартных размеров продукции снимать "экономию" или выполнять план количественный, выпуская изделия исключительно маленьких размеров. Но ведь согласись, нельзя такую "экономию" и "выполнение" считать допустимыми!

Советские граждане уже передали свои новогодние приветы и добрые пожелания всем своим друзьям и знакомым. Многие из них, адресованные знатным людям нашей страны, были даже опубликованы в газетах и журналах.

Но вот некоторым отдельным лицам и учреждениям хорошо было б передать свои приветы и пожелания именно на твоих страницах.

Такое поздравление и пожелание в новом 1949 году выпускать продукцию, рассчитанную не только на детей 6 лет, я прошу передать руководителям нашей легкой и местной промышленности. Правда, новый год уже прошел. Но я уверен, что поздравляемые будут счастливы. Все же их не забыли!..

А забыть их никак нельзя! Г.Григорьев.

г. Ростов на Дону. ул. Морская 53. Альперович Григорий Абрамович 6.8.49 г."


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены