Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[20-02-05]
"Поговорим с друзьями о России"Марк РозовскийВедущий: Егор ЯковлевВероника Боде: Сегодня у нас в гостях режиссер Марк Розовский, художественный руководитель Театра у Никитских ворот. Народный артист России, режиссер, драматург, актер, писатель, композитор Марк Розовский: Егор Яковлев: Хороший парень еще. Вероника Боде: : родился в 1937 году на Камчатке. Закончил факультет журналистики МГУ и Высшие сценарные курсы кино. В 1958 году возглавил студенческий театр МГУ "Наш дом", впоследствии закрытый властями по цензурным соображениям. В 60-е годы заведовал отделом сатиры и юмора журнала "Юность". Пьеса и музыка Марка Розовского легли в основу легендарного спектакля Ленинградского БДТ "История лошади", 1975 год. "История лошади" оказалась первым и единственным советским мюзиклом, шедшим на Бродвее, затем она была поставлена еще в 20 театрах США и в 30 других странах мира. В 1975 году Марк Григорьевич поставил первую в СССР рок-оперу "Орфей и Эвридика". Уже 22 года на сцене Московского Художественного театра с неизменным успехом идет поставленный Розовским по пьесе Питера Шеффера спектакль "Амадей". С 1983 года Марк Розовский - художественный руководитель созданного им Театра у Никитских ворот. Марк Григорьевич - автор 6 книг о театре, по его сценариям сняты такие фильмы, как "Д'Артаньян и три мушкетера", "Страсти по Владимиру", "Семь нот в тишине" и другие. Стоит упомянуть еще и о том, что Марк Григорьевич был участником знаменитого опального альманаха "Метрополь" и, еще одна деталь биографии, был членом Комиссии по помилованию при президенте России в 2000-2002 годах. Марк Григорьевич женат, у него трое детей. Рассказывать можно еще очень и очень много, но время, к сожалению, не позволяет нам этого сделать. Егор Яковлев: После того, что ты сказала, мне просто страшно говорить, что он мой друг (смеется). Марк Розовский: Да я сам сейчас с ужасом слушал про себя весь этот текст информативный. Егор Яковлев: Честно говоря, когда мы говорили об этой беседе, ты дал согласие, она мне, в общем, представлялась очень милой, спокойной. Ну, поговорим про театр, приличное место, ответим на вопросы. Но, в общем, время идет, и никакого спокойствия я не вижу, потому что обстановка делается все более и более острой. Я не знаю, как ты относишься к реформе театров, которая затронула 700 театров, если я не ошибаюсь: Марк Розовский: Да, в России около 700 театров, хотя точную цифру я не могу назвать. Егор Яковлев: Причем я невольно вспоминаю монетизацию, потому что, в общем, ее необходимость для меня такая же, как реформа театра. Во имя чего это делается, для чего? И к чему это приведет в конце концов, как ты считаешь, как человек, который всю жизнь провел в театрах? Марк Розовский: К сожалению, мы можем только лишь гадать о том, что будет происходить. Потому что до сих пор, скажем, в моем театре нет документов, которые можно было бы прочитать, в которые можно было бы вчитаться, с которыми можно было бы поспорить. Все на уровне самого разного рода мнений, а также слухов, что-то просачивается в печать. Естественно, для того чтобы всерьез оценить, что нам готовится, конечно, прежде всего нужно поработать с документами, как говорят обычно. Егор Яковлев: Но "бяка" готовится? Марк Розовский: Угроза, конечно, явная. Угроза прежде всего самим зданиям. Когда-то Питер Брук сказал, что театр - это не только здание, прежде всего театр - это некий художественный акт, в котором участвуют актеры, режиссеры, авторы и зрители. Егор Яковлев: Он даже вешалку не упоминал. Марк Розовский: Да, театр, который начинается даже не с вешалки, а, так сказать, с ключа от помещения, где эта вешалка должна быть расположена. Так вот, мне кажется, прежде всего, под видом реформы готовится некая экспроприация тех зданий, тех помещений, в которых театры сегодня работают, и это главная опасность, которую мы все учуяли. Не потому что мы дуем на воду и держимся за эти помещения. Егор Яковлев: А как не держаться-то? Марк Розовский: Нет, мы работаем для людей, и это, в общем, совершенно естественно. Я 22 года строил театр. Егор Яковлев: Для того чтобы работать для людей, надо держаться. Марк Розовский: Понятно, но я говорю, что мы держится не собственно за помещение, а держимся за возможность творчества, за возможность работать в нормальных условиях. Откуда исходит эта угроза? Год-два мы продержимся еще, я так думаю, а дальше возникнет период, когда один за другим театры начнут объявляться банкротами: Егор Яковлев: А откуда возникнет эта угроза? Марк Розовский: В новой системе координат другого пути нет для театров. Будучи банкротами, мы будем не в состоянии защищать эти помещения, и совершенно естественным, как теперь говорят, легитимным образом эти помещения будут отданы под какие-то казино, под какие-то рестораны, то есть они будут перепрофилированы. Поэтому это главная опасность. Если мы будем услышаны, этого не произойдет. Если же это произойдет, то тогда произойдет чудовищное преступление перед русской культурой, а не только перед театрами как таковыми. Что такое театр? Театр - это еще и миллионы зрителей, это способ мышления, это некое миросознание. А русские театр - один из мощнейших театров мира - будет разрушен. Как сказал Александр Александрович Калягин, театр ожидает летальный исход. Ну, мы знаем, что такое летальный исход. Вот эта опасность, безусловно, огромная. Нам будет предъявлено как бы три возможности на выбор. Хотите оставаться государственным театром - для вас сохранится маленькая дотация. Ну, и сегодня она имеется, но ее, конечно, не хватает ни на постановки, ее едва-едва хватает на мизерную зарплату. Артист сегодня живет благодаря каким-то доплатам, благодаря тому, что мы сами научились зарабатывать. Хотя бы сохраните это. Второй вариант - это создание какой-то такой театральной системы, при которой будет, с одной стороны, вроде бы какое-то отступление от государственности; но выжить в этих условиях уже будет совершенно невозможно. И третий вариант - выкупайте помещение и берите в собственность. Ну, как я могу это сделать? У меня нет 3 миллионов долларов или 5 миллионов долларов, чтобы это здание купить, и в кредит мне никто не даст. Егор Яковлев: Может, у Зурабова займешь? Марк Розовский: Ну, я не знаю, хоть бы он пришел в театр и посмотрел. Я 23 года работаю без репетиционного зала, но 30 названий мы сделали. В принципе, я сформулировал бы так. Я не противник театральной реформы, я понимаю, что 700 театров государству держать на загривке в течение многих и многих лет очень трудно. Но примите нормальный закон! Во-первых, нормальный закон о театре, и в одном пакете с этим законом о театре примите нормальный закон о меценатстве, как это сделано во всех цивилизованных странах. И тогда не будет наших обид, тогда мы сможем жить в новом социуме, по новым правилам. Этого тоже не делается. То есть речь идет именно о том, чтобы у нас законным, якобы законным путем экспроприировать то, что мы нажили в течение перестройки и в постперестроечное время. И эта опасность сохраняется. Егор Яковлев: Марк, ты уже сказал о том месте, которое театр занимает в жизни любой цивилизованной нации. Ты пришел в театр, в общем, в очень яркие времена для российской сцены. Олег Ефремов тоже прорывался тогда к Фурцевой в кабинет, чтобы добиться премьеры. Был Юра Любимов (и есть, слава богу), который не думал о тех неприятностях, которые его ждут, а больше всего смущался и мне говорил: "Театр на Таганке так далеко. Кто туда поедет?" Был студенческий театр МГУ, во всех вариантах был, который пользуется огромным успехом и интересом. А как сегодня ты можешь сформулировать идею и задачи театра? Все театры, которые мы любили, о которых мы сейчас говорим, они были направлены против цензуры, против системы, прямо и не прямо. Тогда цензура придумала хорошую формулировку - "неконтролируемый подтекст". Марк Розовский: "Неконтролируемые ассоциации" - вот это было еще страшнее. Егор Яковлев: Тем не менее, в общем, задача эта была совершенно очевидна, и это была гражданская задача для всех нас. Я говорю "для всех", потому что и журналисты, и театральные деятели мечтали противостоять цензурной системе и всей системе. А сегодня ты можешь сформулировать идейную задачу театра? Учитывая еще то, что, по-моему, зрителю реформа не очень нужна, если исходить из того, что мы пережили, достигнув 20-летия перестройки. Марк Розовский: Ну, мне не хотелось бы так манифестировать, слишком общо. Но я думаю, что, конечно, времена такого политического воздействия на общество со стороны театра все-таки если не совсем ушли, то ослаблены. Театр сегодня может быть просто более человечным, более психологичным, более живым, более честным, просто мы этой свободой от цензуры, которую принесла нам перестройка, сегодня не всегда пользуемся. Сегодня театр во многом иногда коммерциализируется, и это приводит к тому, что в театр приходит пошлость, такой девятый вал пустоты охватывает. Егор Яковлев: То же самое происходит с журналистикой. Марк Розовский: Да. Но что делать, конец России - это, как говорится, хамство в консерватории. Мы, к счастью, еще до этого не дожили, но в театре я лично в меру своих силы пытаюсь делать именно человеческий театр, защищать человека. Это старая, в общем-то, позиция, традиционная позиция для всей русской культуры, мне кажется, и культуры XIX века, и культуры XX века. И если ты действительно любишь родину, знаешь ее проблемы, то ты все равно не уйдешь, защищая человека, от какой-то остроты постановки вопросов. Сегодня то, что мы в 60-е годы называли гражданственностью, конечно, приобретает совершенно иной вид, хотя смысл: Вот я только что поставил Достоевского "Крокодильню", и мне говорят: "Ты политический театр сделал, как настоящий "шестидесятник". Да чепуха это! Что такое политический театр? А разве "Борис Годунов" не политический театр? А разве "Горе от ума" не политический театр? А "Ревизор"? А пьесы Александра Николаевича Островского? Да даже чеховские пьесы во многом оказали влияние на общество, хотя при жизни Чехова его считали совсем не тенденциозным, совсем не политичным, а даже аполитичным. Тем не менее, если прочитать "Дядю Ваню" внимательно, то мы поймем, что тема этой пьесы - вражда, вражда родных людей, а буквально через 15-17 лет началась Октябрьская революция - и брат пошел на брата, стрелял отец в сына, а сын в отца. Вероника Боде: Сообщение пришло на наш пейджер Марку Розовскому. "А что, собственно вас удивляет? Вся страна плавно превращается в один театр с одним режиссером, одной главной труппой, а все остальное не нужно", - пишет нам Геннадий Васильевич из Санкт-Петербурга. Такое вот замечание. Марк Розовский: В каком-то смысле, понимаете, народ - это не массовка, вот что я добавил бы. Народ есть народ. Если так хочется употреблять слово "народ" в высоком смысле, в высоком значении этого слова, что такое народ? Народ - это общество, в котором сохранены понятия о зле и добре, какая-то нравственность сохраняется. Вот если она теряется, то народ превращается в чернь, по выражению Пушкина, и тогда эта чернь легко превращается в толпу, из нее можно сделать, из этой черни, любое фашистское стадо. И вот это тоже опасность невероятная, и здесь как раз и нужна культура. Вот только, может быть, она, потому что нельзя призывами бороться с невежеством и темнотой, тьмой тьмущей, а можно только с помощью театра, если хотите, поэзии, русской литературы. Вот культура в нашей стране, в наших границах именно эту функцию всегда достойно несла. Сегодня эти все вещи, если они ослабляются, это тоже делается сознательно. Потому что кому-то нужна именно массовка, кому-то нужна чернь, потому что таким народом, псевдонародом можно манипулировать, можно превращать его в быдло. И это очень оскорбительно для русского человека. И каждый день мы сталкиваемся с тем, что есть силы, которые порой старательно низводят культуру на нулевой уровень. А раз так, это делается совершенно сознательно. Ну, пусть не будет у нас театра, пусть у нас не будет вообще ничего, пусть у нас будет "желтая" пресса, пусть у нас будет газетчина, простите, телевизионщина и попса. Егор Яковлев: И Макашов с его хулиганским жестом. Марк Розовский: Ну, одно связано с другим. Вероника Боде: Кстати говоря, еще один вопрос с пейджера. "Что думает ваш гость об антисемитских заявлениях последнего времени (не только Макашова)? Достаточно ли откликов СМИ, чтобы не допускать подобного в будущем?" - спрашивает наш слушатель по имени Борис. Марк Розовский: Да что же я думаю: Я думаю то, что я всегда думал. Понимаете, народ хочет "крепкой руки", но "крепкая рука" никогда не хочет народа. Вот здесь, в этой истории, которую мы никак не можем забыть, в ней отразилось все то, что дремало внутри черни. И это очень больно, мне думается, потому что, с одной стороны, наша страна - это страна, запустившая в космос людей, но она же, эта страна, - страна, в которой вдруг как-то приятно сомкнуться с черносотенством, с самыми уродливыми формами человеконенавистничества, всяких ксенофобий. Сегодня это тоже политика. Егор Яковлев: В России всегда был Охотный ряд. Марк Розовский: Охотнорядцы, да. Ну, у каждого, как говорится, свой доктор: у кого-то - доктор Геббельс, а вот у меня - доктор Чехов. Егор Яковлев: Недавно очень умный человек говорил мне, что для него государство состоится тогда, когда оно оставит три позиции - культуру, здравоохранение, безопасность (образование еще). Мне кажется, что в последнее время мы нарушаем все эти позиции. И, в общем, слушая последние выступления, требующие отставки правительства, у меня особых надежд на это правительство (не знаю, как у тебя) не появилось. Думая о том, как выиграл Макашов свой поединок, у меня особой надежды нет. А на что надеяться тогда? Марк Розовский: На себя. Вообще, не надо много смотреть по сторонам, всю жизнь каждый человек должен спрашивать себя: а что я в этой ситуации, кто я и какое дело я делаю, насколько я честен перед сам собой, перед своими родителями, перед своими друзьями, перед классиками русской литературы? Если вот эту цель, внутреннюю цель, каждый человек в нашем обществе будет иметь, то тогда его, я бы сказал так, труднее обмануть. Тогда никакая партия со своими лозунгами не будет убедительной, потому что если эти лозунги будут обманными, распознать этот обман будет легче. На что надеяться? На себя надеяться, больше не на кого. Егор Яковлев: Пользуясь тем, что знаю тебя не год и не два, мы всегда с симпатией относились друг к другу, если бы я писал о тебе книжку, я бы назвал ее "У времени в стременах". Потому что ты, в общем, вместе со страной и твоя семья пережили все, что полагается или не полагается, но пришлось пережить, начиная с отца, который прошел лагеря на протяжении 18 лет, кончая всем остальным. И, наконец, последнее - это то, что тебе пришлось не визуально, а самым прямым образом узнать, что такое терроризм. Мы все помним историю "Норд-Оста", помним, как Саша, твоя дочка, оказалась там на репетиции, как ты туда приехал через три часа, как Ястржембский, знакомый с тобой хорошо, сказал, что все в порядке, дети эвакуированы (потом мы нечто подобное слышали в Беслане), и так далее. После этого ты провел там еще трое суток. К счастью, Саша осталась жива. Ее товарищ, с которым она вместе репетировала, погиб. Ты выступал, по-моему, последний раз за час до штурма. Марк Розовский: За несколько часов, в передаче "Свобода слова". Егор Яковлев: У Шустера. Марк Розовский: Да. Егор Яковлев: После этого появилась история со школьниками на Кавказе, Беслан. Нас примерно так же информировали, как вас, что дети эвакуированы, а там какие-то считанные единицы оказались в заложниках. То есть идет бесконечная ложь. Если сейчас посмотреть, что нам последнее время говорили по Чечне, то я берусь издать, причем моментально, энциклопедию надувательства. Как ты к этому относишься и какой у тебя возникает образ государства через все эти вещи? Марк Розовский: Как я могу относиться? С одной стороны, я бесконечно благодарен тому неизвестному солдату, который вынес Сашу из этого ада "Норд-Оста", а с другой - 129 человек, погибших от газовой атаки, это, конечно, ужас, кошмар. Я сейчас не могу говорить ответственно, потому что я сам не работаю в спецслужбах, не знаю, как спасать людей в этой ситуации. Я могу только согласиться, что врать не нужно. Вот это самое страшное! Мы живем в такой стране, где так много насилия, столько кровопролития было, и мы будем всегда верить тем, кто с нами вместе проживает все наши несчастья, но мы никогда не простим лжи, мы не можем успокоиться, если эта ложь продолжается. И вот это самое болезненное, я бы сказал, отсюда идут все наши разочарования. Егор Яковлев: Но мы успокоились, хотя ложь продолжается, новые Герои России появляются: Марк Розовский: Это кажущееся успокоение. На самом деле, я уверен, эти накопления ведь очень опасны и для самой власти, и для людей, которые начинают жить в этом всеобщем вранье. Я работал в Комиссии по помилованию, действительно, два года, и когда нас закрывали, когда президент отказался с нами встретиться и поговорить, почему нас ликвидируют, вот тогда у меня возникло жуткое разочарование. Мы делали честно доброе дело для людей, мы пытались осуществить на практике 50-ую статью Конституции, которая сегодня, кстати, не работает вообще в нашей стране, она просто выброшена, как говорится, из Конституции. Все разочарования связаны с тем, что человеком власть пренебрегает. Возникает какая-то новая формация власти, которая совершенно сознательно это делает. И вот то, за что боролись, на то и напоролись, то есть если раньше этот враг был виден, он назывался НКВД, МВД, КГБ, то сегодня я не могу назвать эту организацию, потому что, в принципе, как бы вся власть пронизана вот этим чекизмом, простите за такое выражение. И психология пренебрежения к каждому отдельному человеку, обесценивания личности каждого человека - это все не просто рудименты старой советской системы, а это уже развитие, так сказать, этой философии. И вот не знаю, если так будет дело продолжаться, то, конечно, будут протесты гораздо более жесткие, чем сегодня, и власть это должна предвидеть. Вероника Боде: У нас есть звонок. Владимир из Пензы, здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. Власть это не просто предвидит, а она предвидела и раньше. Наивно думать, что правительство все это не просчитывает, что у них людей вообще нет, которые это делают. Другое дело, что тема, которая сегодня звучит, трагична, бесспорно. Калягин, я думаю, все-таки прав, ожидая летальный исход для театра. Но вот, вы знаете, все-таки - хотите в шутку, хотите всерьез - у меня есть два предложения. Вот сейчас вроде бы Колосков остался не у дел, и к нему бы присоединить кого-нибудь из театральных критиков - и торговать артистами театра, как футболистами. А второе предложение, знаете, у нас в Пензе есть музей одной картины, единственный в мире, так давайте сделаем музей одного театра - и этого хватит на всех. Марк Розовский: То, что вы говорите, это, конечно, очень иронично, но самое страшное - это то, что в нашей истории, в которой было так много насилия, мы так и не разобрались, что насилие есть самое великое зло, что каждому человеку жизнь дана одна, и что уважением к другому человеку - это абсолютный закон. Не получается у нас. У нас сегодня много бритоголовых. Как оказалось, у нас в обществе очень много и бритоголовых изнутри - и это еще более страшно. Потому что бритоголовый отряд - это мальчишки в заблуждении, в идиотизме, из них сделали это стадо, они маршируют, они играют в эти то ли лимоновские игры, то ли какие-то еще профашистские. Это такая театральщина дешевая, опереточная, которая кончается гибелью людей, которая кончается тем, что эти дети, идиотизированные, дибилизированные, идут в тюрьму - редко, правда, идут, потому что их оправдывают, считают их просто хулиганами. Но вот депутаты - это уже бритоголовые изнутри. Это уже не просто узколобость, это чистая провокация, которая забрасывается в общество, и вот этот гитлеризм, современные гитлеровцы получают на каналах право. Собственно, я хочу задать вопрос: а что мешает президенту, который выступает в Освенциме, говорит совершенно правильные слова, что ему мешает закрыть 300 фашистских изданий в нашей стране?! Если он на этой позиции стоит, ну, прямо, по-мужски, он же человек, гарант Конституции, значит, как гарант Конституции, он просто обязан это сделать! Он должен проявить свою политическую волю. Сейчас даже доказывают, где-то я читал, что Гитлер был еврей, ну, тогда почему есть жертвы холокоста? - хочется спросить. Вероника Боде: Еще один слушатель к нам дозвонился. Михаил из Москвы, прошу вас. Слушатель: Добрый день, господа, очень приятно вас слышать. Я хочу выразить, может быть, немножко наивную благодарность Марку Розовскому за слово "чернь". Дело вот в чем. Когда я слышу наших политических лидеров, то я ощущаю, что через какое-то время у меня возникают слова не из моего лексикона. Я про себя думаю: откуда они взялись? Их же раньше - таких вот - не пускали дальше людской, это же чернь (мне это слово тоже приходило в голову). Так что, Марк, вы меня немножко подкрепили. Марк Розовский: Я повторяю, это Пушкин сказал. Слушатель: Да-да. И еще я, знаете, маленькое замечание хочу высказать. Раньше, во времена Горбачева и Ельцина, была в большом ходу фамилия "Шариков". Вы знаете, когда пришла эта компания, вот это начисто все смыло - и это наводит на размышления. Спасибо. Егор Яковлев: Ну, к шариковым очень активно возвращаемся. Марк Розовский: Понимаете, когда хамы в Госдуме, тогда почему бы всем нам ни стать хамами? Это такое оправдание хамства. Когда была революция, "Грядущий хам идет" - так провозгласили в начале века самую большую опасность наши религиозные мыслители. Но тогда общество не прислушалось к этому предупреждению, и вот, мы получили: Ведь то, что сегодня происходит в России, в XVIII веке назвали бы таким термином, как "повреждение нравов". Это слова Николая Михайловича Карамзина (я ставил когда-то "Бедную Лизу"), и вот Карамзин делал ставку на просвещение, хотел в нашей стране установить некий "палладиум благонравия", как он говорил. Гильотины, эшафоты провозглашались врагами человечности, а крестьянина следовало в обязательном порядке просвещать, просвещать и просвещать. И не только крестьянина, но и сам Карамзин был учителем детей царя. То есть снизу доверху была ставка на просвещение. Он знал эти законы, он говорил, что если будет просвещен народ и просвещен царь, то бунта (по выражению Пушкина - бунта беспощадного и бессмысленного) уже можно было бы избежать. Егор Яковлев: Ты сам упомянул "Бедную Лизу", поэтому я не могу не вернуться к твой любви к Карамзину. "Бедная Лиза" идет, по-моему, 32 года, да? Марк Розовский: Да, с 1973 года. Егор Яковлев: То есть с того момента, когда вы случайно встретились с Товстоноговым, и Товстоногов пригласил тебя выпить чашечку кофе. Марк Розовский: Да, точно так, встретился в лифте. Егор Яковлев: Я хочу узнать, в чем же секрет? Ты знаешь, я вчера не поленился перечитать "Бедную Лизу". Марк Розовский: Вот это да! Готовился к встрече со мной. Егор Яковлев: Да, и я так и не нашел ответ, почему 32 года уже идет "Бедная Лиза". Что так привлекает? Марк Розовский: Вот Карамзин, вернувшись из Франции, где все эти гильотины видел, он решил дать российскому обществу урок благонравия. Потому что "Бедная Лиза" - это притча, на самом деле, с таким прагматичным морализаторством в финале, и там дается оценка тому, что есть обман, что есть измена, что есть грех, что есть вера, что есть безверие, то есть все фундаментальные ценности, как бы мы сегодня сказали, там отстаиваются. Вот в "Афинской жизни", у Карамзина есть такое произведение, он пишет, устремив свой миссионерский взгляд прямо на нас: "Все вы Авгуры, и боитесь заглянуть в глаза друг другу, чтобы не умереть со смеху. Аристократы, Сервилисты хотят старого порядка, ибо он для них выгоден. Демократы, Либералисты хотят нового беспорядка, ибо надеются им воспользоваться для своих личных выгод..." Ну, просто как будто вчера написано! То есть выгоду ищут и те и те - вот в чем жуть. А Пушкин ответил: "Итак, вы рабство предпочитаете свободе?" "И Карамзин, - как пишет Александр Сергеевич, - вспыхнул и назвал меня своим клеветником. Я замолчал, уважая самый гнев прекрасной души". Понимаете, вот этого прекраснодушия нам всем не хватает, карамзинского. Вероника Боде: И у нас уже есть звонки. Виктор из Омска, здравствуйте, вы в эфире. Слушатель: Добрый день. Вы знаете, я не стал бы ассоциировать сегодняшнюю власть с шариковыми, а все-таки люди одни и те же находятся у власти с начала реформ. И, по-видимому, эту власть им отдавать не хочется. А к вам небольшое предложение есть, в общем-то. Ни начать ли вам ставить спектакли на православные темы, допустим, где герой с мечом защищает русскую землю, в рясе он будет или нет? Как живем, так и надо делать, как вы думаете? Марк Розовский: В репертуаре Театра у Никитских ворот 30 названий. Приходите в наш театр, и я думаю, что вы найдете отсвет и отражение этим вашим требованиям в нашем репертуаре. Вероника Боде: Слушатель был из Омска, но, может быть, он приедет в гости. Еще один звонок. Александр из Санкт-Петербурга, здравствуйте. Слушатель: Добрый день. Много разговоров идет об Общественной палате. Скажите, пожалуйста, для чего президенту нужно, чтобы в этой палате сидели 42 его человека, которым доверено посадить туда еще 42, видимо, таких же близнецов? Извините, что говорю предвзято, но есть основания. Всего кресел 126. Будет ли такая палата отражать истинное положение вещей в нашем обществе? А если нет, для чего она нужна? Спасибо. Марк Розовский: Это я должен ответить или президент? Егор Яковлев: По-моему, президент - я подумал об этом. Тебе она необязательна. Марк Розовский: Я могу только сказать, что я бы сначала построил общественные туалеты по всей России, их не хватает явно. Не хватает общественного телевидения настоящего в нашей стране. Если Общественная палата будет содействовать хотя бы этим моментам нашей реальности, то пусть будет и общественная палата. Но пока что, конечно, толку от роста бюрократических новых образований маловато. И люди с большой усмешкой наблюдают вот это возрастающее количество бюрократии, которая продолжает сидеть на нашей шее. Вероника Боде: Еще звонок. Василий из Московской области, пожалуйста. Здравствуйте. Слушатель: Добрый день. Мне очень нравятся прекраснодушные разговоры, которые фактически отражают то, то вы не владеете ни ситуацией, ни правильной оценкой. При чем тут какие-то 200 мальчиков бритоголовых, которые там бегают? На ваших глазах происходят совсем другие процессы, когда русская провинция лишена возможности работать из-за того, что туда приезжают бригады всяких национальных так называемых диаспор, и они владеют всеми финансами. Марк Розовский: Понял вас. Давайте так: берем 200 человек - и начинаем избивать всех, кто к вам приезжает. Вы будете в полном порядке, и Россия, благодаря вашему поступку, безусловно, поднимется. Дальше построим концлагеря, дальше поставим во главе России новых воевод, новых мастеров насилия. И вы будете довольны, и вопрос будет решен. И это будет называться - окончательное решение любого национального вопроса. Егор Яковлев: Я должен сказать, что ты предложил закрыть 100, 200 или 300 черносотенных изданий - в общем, это примерно то же самое. Я должен сказать, что когда после путча Борис Николаевич пытался закрыть газету "Правда", я был против этого. Потому что никакое такого типа насилие ни к чему не приведет. Марк Розовский: Нет, если нарушается Конституция. Свобода слова не должна быть причиной для того, чтобы нарушалась Конституция. Вот, собственно, и все. Если есть это нарушение, значит, закон должен быть применен. Вероника Боде: Еще один звонок. Геннадий Васильевич из Санкт-Петербурга, здравствуйте, прошу вас. Слушатель: Добрый день. Большое вам спасибо, очень приятно вас слышать. Но вот у меня такой вопрос: а не лучше ли организовать кукольный театр как бы в противовес? Вероника Боде: Лучше чем что? (Смеются) Марк Розовский: Вообще, есть в России замечательные кукольные театры. Хорошо бы, чтобы их тоже было больше. Вероника Боде: И еще один петербуржец у нас на линии. Игорь Михайлович, здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. Я считаю, что мы живем по схеме, которая нам указана в "Протоколах сионских мудрецов". И Ельцин, и Горбачев входят в закулисье мирового правительства, они по заданию сионистов развалили Советский Союз, а сейчас разваливают и Россию. Вероника Боде: Мы вас поняли. Господа, ваши комментарии? Марк Розовский: "Протоколы сионских мудрецов" есть абсолютная выдумка, это фальшивка - это доказано всеми историками. И вы ссылаетесь: Вы еще на "Майн кампф" сошлитесь, тогда у вас все сойдется. Егор Яковлев: Мы говорили о том, что, в общем, политический подтекст в какой-то мере, с ним стало легче сегодня, поскольку прошли многие демократические реформы. Но основной политический подтекст каждую минуту для меня остается через Чечню. То, что происходит в Чечне ежедневно, - это ужасно! И никакие разговоры о том, считает возможным президент разговаривать с нынешним президентом Чечни или не считает, не стоят для меня ничего по сравнению с грузом-200, который курсирует, не переставая, уже который год. Как ты считаешь? Я считаю, что переговоры надо вести независимо ни от чего. Марк Розовский: Выступая по поводу "Норд-Оста" за несколько часов до штурма, хотя штурм не был объявлен, я чувствовал, что вот-вот прольется кровь, а там моя дочка сидит, наверху, на балконе этого помещения, я сказал, что давно пришла пора заканчивать то, что не надо было начинать. Конечно, легко так сказать, я понимаю, а закончить непросто. Но, наверное, прежде всего нужно положить оружие, любой ценой надо заставить и врага положить оружие, и самим положить оружие. Как совместить народ-богоносец с автоматом Калашникова? Я, как человек, преданный театру и русской культуре, могу твердо сказать, что нам не хватает милосердия. Нам нужно сделать все, чтобы наши проблемы, проблемы взаимоотношений между разными народами мы решали только мирными средствами. Когда проливается кровь, эта кровь взаимна, и это кровь, рождающая новую кровь. Потому что нет другого закона, кроме одного: насилие рождает новое насилие, новое насилие рождает следующее насилие. Поэтому мы должны готовить наше общество к тому, чтобы все-таки прийти к мирному и только мирному разрешению всех вопросов, связанных с Чечней. Егор Яковлев: По крайней мере, Украина для нас - хороший пример. Марк Розовский: Я тоже так думаю. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
