Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
28.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[22-04-03]

Атлантический дневник


Автор и ведущий Алексей Цветков

Единая нация под Богом

Среди реальных и воображаемых черт американцев, которые так раздражают просвещенную Европу, не последнее место занимает их набожность. Образ президента современной страны, регулярно апеллирующего в своих выступлениях к Богу, провоцирует у интеллектуалов определенного класса автоматическую ухмылку, а сведения о том, что он этому Богу даже молится и уповает на него в поисках верного решения внутренних и глобальных проблем, вызывает нечто вроде оторопи, словно речь идет о дикаре, воскуряющем идолу.

Люди, чуждые религиозной веры и если и верующие вообще, то лишь в собственную образованность и просвещенность, нередко склонны относиться к чужой вере с презрением, считать ее пережитком и признаком умственной отсталости - попросту говоря, они видят в верующих дураков, а собственное мировоззрение полагают безупречно научным. Если бы президенту Бушу пришло в голову им ответить, вполне подошли бы слова Псалмопевца: "Сказал безумец в сердце своем: "нет Бога". Тут надо заметить, что русский синодальный перевод Библии, по которому я цитирую, подвергся процессу так называемой "боудлеризации", то есть облагозвучиванию за счет устранения резких и некорректных выражений. Слово, переданное здесь как "безумец", на самом деле переводится как "дурак". Дескать, от дураков и слышу. Ибо среди несомненных благ, которые нам принесла наука, есть и промахи - не только масштабов Хиросимы, но и поменьше, вроде самодовольного дурака, именующего себя "научным" атеистом.

К счастью, президенты до такой перепалки опускаются редко, хотя один, помнится, пообещал дерзкому журналисту радикальное обрезание. А что касается научных атеистов, то их на свете не больше, чем научных верующих. Существование или отсутствие Бога просто не входит в компетенцию науки.

Проблема американской религиозности и европейского неверия сложнее и серьезнее, чем представляют себе авторы газетных фельетонов на скорую руку. Месту религии в истории и повседневной жизни Соединенных Штатов посвящено эссе профессора университета Pennsylvania State Кристофера Клозена "Вводные упражнения", опубликованное в журнале American Scholar. Его точка зрения интересна тем, что, судя по всему, профессор Клозен - атеист. Впрочем, он вряд ли согласится с таким ярлыком - люди, отрицающие существование Бога, но не склонные к воинствующей позиции, предпочитают именовать себя агностиками. Это вовсе не значит, что я безоговорочно осуждаю воинствующую позицию - человек вправе проповедовать любые убеждения.

Кристофер Клозен вспоминает прошлогоднюю историю с так называемой "клятвой верности" - сугубо внутреннюю, всколыхнувшую всю Америку, но за рубежом оставшуюся незамеченной. Эту короткую присягу знает наизусть каждый американский школьник, и я приведу ее текст, который в переводе, ввиду лаконичности формулировок, звучит несколько неуклюже: "Я клянусь в верности флагу Соединенных Штатов Америки и республике, которую он символизирует, единой нации под Богом, неделимой, со свободой и справедливостью для всех".

Текст этой клятвы, в несколько ином виде, был впервые опубликован в 1892 году в бостонском детском журнале и постепенно стал частью стандартного утреннего ритуала в американских школах. Смысл ритуала заключался в том, чтобы воспитать чувство национального единства в стране, где место традиционной этнической спайки и корней занимают флаг и конституция.

За неделю до праздника Дня независимости в 2002 году Девятый окружной федеральный апелляционный суд в Калифорнии постановил, что упоминание Бога в тексте клятвы является нарушением конституционного положения об отделении церкви от государства. Это решение подняло бурю возмущения по всей стране - и не только на правом фланге, что было вполне предсказуемо. Журналы и газеты, в том числе такие как New York Times и Washington Post, обычно выступающие с требованием строгого соблюдения конституционных гарантий, на сей раз выступали на стороне большинства. В результате суд, независимый и никому не подотчетный, уже через два дня приостановил действие своего решения, а конгресс США принял новые законы, закрепившие место Бога в "клятве верности".

Кристофер Клозен, как и любой человек, выросший в США, знает "клятву верности" наизусть, но он ее помнит без упоминания Бога, которого не было в оригинальном тексте. Оно появилось в 1954 году, в соответствии с желанием президента Эйзенхауэра, а два года спустя конгресс заменил прежний государственный девиз, латинское "E pluribus unum", "Из множества единство", на новый, "В Бога наша вера". Клозен, в ту пору еще школьник, вспоминает, как, декламируя клятву, он намеренно проглатывал нежеланную поправку.

В годы, когда Кристофер Клозен учился в школе, "клятва верности" не исчерпывала собой ежедневный церемониал - занятия, как правило, начинались с общей молитвы, в которой обязаны были участвовать все, включая евреев. Сегодня такая молитва запрещена в соответствии с решением верховного суда, усмотревшего в ней нарушение конституции. Почему же в таком случае существует клятва с упоминанием Бога, а новый девиз украшает американские монеты? Многие полагают, что речь в данном случае идет не о реальной религии, а о некоем почти бессодержательном гражданском ритуале, которому член верховного суда Уильям Бреннан дал в свое время название "церемониальный деизм", и что высший судебный орган не вправе тратить на такие мелочи свое драгоценное время.

Как бы то ни было, шум, поднятый вокруг "клятвы верности" - феномен типично американский, представить себе что-либо подобное в европейской стране просто невозможно. Каким образом Соединенные Штаты, во многом самая передовая страна современного мира, сохранили веру, возбуждающую такие страсти, в то время как другие народы ее практически утратили?

История обеих сторон Атлантического океана имеет общие корни. Заселение североамериканских колоний началось в эпоху массовых религиозных брожений в Европе, и в числе первых поселенцев были так называемые отцы-пилигримы, строгие пресвитерианцы, которые учредили у себя в Массачусетсе теократический деспотизм, тяжко каравший за отступничество от доктрины. Другие колонии, такие как Пенсильвания и, в особенности, Род-Айленд, со смешанным населением, напротив, установили у себя невиданную доселе свободу вероисповедания. Основатели государства учли этот опыт, и составленная ими конституция носит совершенно светский характер, упоминая о религии лишь затем, чтобы твердо обозначить ее отделение от государства. Для сравнения, почти все европейские государства в то время имели ту или иную официальную религию, подкрепленную авторитетом правительства и монарха.

Такой нейтралитет государства в отношении религии весьма способствовал ее расцвету и религиозному творчеству масс, которое давало себя знать и раньше. Мощный религиозный подъем пришелся еще на колониальный период - в первой половине XVIII века крупный американский богослов Джонатан Эдвардс дал толчок так называемому "Великому пробуждению". Сам Эдвардс был скорее интеллектуал, но его инициативу подхватил проповедник Джордж Уайтфилд. Вот как описывает его деятельность историк Сэмюэл Элиот Морисон.

"Уайтфилд проповедовал возрождение в Филадельфии (что подвигло даже скептика Бена Франклина опустошить свои карманы в блюдо для пожертвований), а затем совершил 75-дневный "крестовый поход" в Новой Англии, в ходе которого проехал 800 миль и произнес 175 проповедей. Он был первым выдающимся проповедником, широко объезжавшим колонии. Его голос, без помощи усиливающих устройств, доносился на открытом воздухе до 20 тысяч человек. Он дико жестикулировал, плясал вокруг кафедры, рычал и ревел к вящему восторгу деревенщины, которой навязли в зубах изысканные и возвышенные проповедники из Гарварда и Йэйла. Он положил начало второй стадии возрождения, в ходе которой конгрегации, обезумев от религиозного экстаза, кричали, катались по полу и неистовствовали. Университетские занятия в Йэйле пришлось приостановить, пока студенты проводили молитвенные собрания и сравнивали состояние своих душ. Первокурсники даже пытались обратить в веру своих квартирных хозяек".

Подобные "пробуждения" и "возрождения" случались в Америке и позже, хотя, быть может, не в таких масштабах. Не странно ли, что они происходят в стране, чье государственное устройство было определено людьми, почти лишенными веры, масонами, деистами и атеистами? Вряд ли странно - скорее закономерно.

Современная европейская идея о непременном сочетании глубокой религиозности с дикостью и неотесанностью не выдерживает проверки реальностью. У меня нет времени приводить многочисленные примеры, но вот, по крайней мере, один. Даже в истории США было мало религиозных движений, сравнимых по массовости, энтузиазму и, глядя с европейской точки зрения, странности с церковью святых последнего дня, то есть мормонами. Тут и священный кодекс, переведенный с ангельского языка, и многоженство, и твердый свод жизненных и нравственных правил, действующих по сей день. Мормоны известны во всем мире - это именно те молодые люди в аккуратных костюмах, белых рубашках и галстуках, которые поют гимны на площадях и перекрестках больших городов. Именно молодые люди, потому что каждый член церкви обязан посвятить год миссионерской работе.

Тем не менее, европейский стереотип "дикости" к мормонам никак не применим. Штат Юта, где большинство из них живет, известен как весьма развитый, в том числе и в области информационных технологий - оттуда родом многие из компаний, приобретших известность во всем мире, такие как WordPerfect или Novell. Мормоны сегодня стоят у вершин бизнеса и администрации - можно назвать хотя бы советника Буша-старшего по национальной безопасности Брента Скоукрофта.

Более того, на протяжении истории США религия нередко играла роль, которую иначе как прогрессивной не назовешь. Предоставлю слово Кристоферу Клозену.

"Решимость положить конец рабству зародилась среди английских евангелистов в XVIII столетии. Американское движение против рабства было в значительной степени религиозным явлением - лишь во время гражданской войны к нему примкнули крупными контингентами светские политики. Отмена работорговли, а затем и самого рабства по всему миру была величайшим триумфом мускулистого христианства XIX века. Движение за гражданские права 1950-х и 60-х годов проходило во многом по той же исторической траектории. В период своей наибольшей эффективности в борьбе с сегрегацией оно прошло путь от незаметной кампании, возглавляемой проповедниками, через стадию мученичества, в ходе которой оно приобрело престиж, сделавший его неудержимым".

Другим важным общественным движением, за которым стояла религия, было движение трезвости, хотя результаты его деятельности оказались сомнительными: поправку к конституции о запрещении торговли спиртным, так называемый "сухой закон", впоследствии пришлось отменить как неэффективную и контрпродуктивную. Сегодня многие прогрессивные религиозные деятели США - в первых рядах тех, кто требует полной и окончательной отмены смертной казни.

С другой стороны, многие из инициатив религиозных сообществ и группировок, особенно современных, вызывают в обществе конфликтные ситуации, и проблема с "клятвой верности", которую удалось быстро решить - скорее исключение, чем правило. На правило больше похожи споры о законности абортов и о восстановлении общей молитвы в школе.

Если вернуться к описанному выше "великому пробуждению", в XVIII веке в нем не было ничего типично американского. По другую сторону океана, в Великобритании, в это время проповедовал Джон Уэсли, пользовавшийся огромной популярностью и положивший начало так называемому методизму. В XIX веке многие из европейских политических лидеров были верующими, тогда как самый популярный президент США, Эйбрахам Линкольн, большую часть жизни ни во что не верил, хотя в последние годы все чаще заглядывал в Библию. Тем не менее, что-то явно изменилось за последнее столетие, и отношение к религии в Европе и Америке стало сильно различаться. Это видно хотя бы из поведения двух государственных лидеров: Джордж Буш свободно говорит о своей вере и часто прибегает к высшему авторитету, в то время как премьер-министр Великобритании Тони Блэр, человек, судя по всем отзывам, глубоко религиозный, вовсе не афиширует этих чувств.

Эта разница в эволюции двух обществ с общими корнями, двух ветвей одной цивилизации, нуждается в объяснении, и оно во многом очевидно. Судя по всему, упадок религиозного энтузиазма в Европе прямо связан с традицией официальных церквей, и это наиболее очевидно как раз на примере англиканской, которая потеряла подавляющее большинство прихожан и превратилась в некую общественную организацию содействия прогрессу. Соединенные Штаты с их религиозно-нейтральной конституцией и вытеснением государства за пределы веры фактически приватизировали религию на раннем этапе, сделали ее личным достоянием граждан, в которых еще французский историк Алексис де Токвиль отмечал исключительную склонность к частным инициативам, как социальным, так и религиозным.

Кроме того, все эти столетия проходил процесс односторонней миграции, в ходе которой религиозное население покидало атмосферу официального гнета и отправлялось туда, где его веру ничто не стесняло - их потомки, русские староверы и немецкие менонниты, до сих пор живут отдельными общинами в Америке.

Что же касается Европы, то здесь, в атмосфере общего затихания религиозного энтузиазма, до сих пор, как ни странно, сохранились атавистические детали вчерашнего слияния власти и веры. Я уже говорил об англиканской церкви без прихожан, во главе которой по-прежнему стоит королева - можно также упомянуть крупные религиозные политические партии в Германии и Италии, что в США немыслимо, и даже в Чехии, одной из самых безбожных стран Европы, существует сегодня такая партия, пусть и не очень массовая.

Вот известная статистика, которую приводит Кристофер Клозен. Около девяноста процентов американцев верит в существование Бога и почти столько же верит в буквальное существование рая, хотя и не обязательно ада. Согласно прошлогоднему опросу общественного мнения, примерно 58 процентов населения считают религию очень важной для своей жизни и целых две трети полагают, что в ней заключено решение большинства проблем современной жизни. Было бы нелепостью полагать, что во главе такого общества может стоять атеист. Большинство президентов последних десятилетий были весьма набожные люди, в том числе и популярный в Европе Билл Клинтон. Странное исключение составлял Роналд Рейган, который не принадлежал ни к какой церкви, хотя Бога упоминал достаточно регулярно.

Нет никаких оснований считать, по примеру сбитых с толку наукой европейских интеллектуалов, что какой-то из этих двух путей религиозной эволюции, европейский или американский, предпочтительней, а обвинения в дикости обличают скорее дикость самих обвинителей. Легко показать, что американский опыт совместного существований многих живых религий учит терпимости, примеров которой в Европе не так много. Франция предпочитает молчать о проблеме роста своего мусульманского населения, а когда на выборах полуфашист Ле Пен собирает 15 процентов голосов, у всех вытягиваются лица.

В то же время в США, сразу после трагических событий 11 сентября, президент Буш выступил в защиту ислама, не поддавшись искушению отождествить древнюю мировую религию с горсткой экстремистов. Такая демонстрация терпимости типична для Соединенных Штатов, население которых привыкло жить в атмосфере целого спектра живых и развивающихся религий, тогда как в Европе любой религиозный энтузиазм часто вызывает неприязнь и подозрение в дикости.

У этой приятной панорамы есть своя изнанка: в отличие от Европы, в Соединенных Штатах атеист не только не чувствует себя хозяином жизни, но является в каком-то смысле маргиналом, по крайней мере в одном аспекте, и этот аспект может стать решающим для человека, избравшего себе политическую карьеру. До определенного уровня, особенно в атмосфере большого города, она для него вполне открыта, но на уровне национальном условия игры меняются, и Линкольну в свое время пришлось защищаться от обвинений в атеизме.

Тем не менее, эссе Кристофера Клозена вполне свободно от горечи - его устраивает американская атмосфера религиозного рынка и свободной духовной конкуренции, где атеизм - лишь один из возможных вариантов религии, хотя и довольно редкий.

"Одна из важнейших черт... [современного] общества - это постоянное метание людей между традициями предков и ностальгией по ним. Может быть, именно поэтому бесконечные тяжбы по поводу символов порождают такую ожесточенность без того, чтобы раз и навсегда решить эти вопросы. И поэтому последние два столетия так изобиловали попытками придумать современные, дружественные науке религии, отрешенные от сверхъестественного. Ни одна из них не пустила корней. Ведущие религии тысячелетней давности, пусть несколько разбавленные, остаются ведущими религиями сегодняшнего дня. Нет никакого смысла отметать их как анахронизмы в современном обществе, а тем более надеяться, подобно прогрессивным мыслителям XIX века, что они стоят на грани исчезновения".

Действительно ли Европа, охладевшая к религии своих предков, обошла Америку по части интеллектуального развития? Такая позиция, независимо от факта существования или отсутствия Бога, представляет собой очередную и преходящую иллюзию, которая не лишена опасности. Даже если большинство жителей Европы не считает себя больше христианами, это вовсе не значит, что место вчерашней религии заняли идеи Ницше, Рассела или Деррида. Их заняли расхожие предрассудки, либо в рыночных пакетах восточной мудрости на экспорт, либо фиктивная реставрация кельтской друидической премудрости, либо популярный мусор вроде пришельцев и астрологии. Те временем, в Европе существует и развивается, точно так же как в США, одна из ведущих мировых религий, ислам.

В Соединенных Штатах ислам, даже с учетом его темных сторон, практикуется без оглядки и на равных с другими религиями, в первую очередь с христианством и иудаизмом, которые здесь так же живы, как вчера. В Европе у него нет реальных конкурентов - ни друиды, ни пришельцы не устоят против религии, покорившей полмира. Сегодня это идеология социальных низов, но кто поручится за завтрашний день? Атеизм, даже если правота на его стороне, плохой утешитель - это лишь опиум для интеллектуалов.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены