Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
28.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[02-04-02]

Атлантический дневник


Автор и ведущий Алексей Цветков

Конец иллюзии

В 1825 году богатый британский предприниматель-текстильщик Роберт Оуэн приобрел в американских штатах Иллинойс и Индиана 20 тысяч акров земли, более 8 тысяч гектаров, для создания идеальной коммуны "Новая Гармония". До этого он сумел на своем предприятии в Шотландии добиться замечательных результатов и высоких прибылей путем улучшения трудовых и бытовых условий рабочих, и теперь набрал добровольцев, чтобы в Новом Свете наглядно и широко продемонстрировать, на что способен свободный кооперативный труд. Землю он приобрел у немецких колонистов, во вполне цветущем и благоустроенном состоянии. Провал был практически немедленным и сокрушительным. Вот как, по словам очевидца, выглядели эти места уже через несколько месяцев.

"Приятные сады и лозы, которые покрывали и обвивали старые жилища - все это превратилось в запустение. Огороды в основном поросли сорняками (а не полезными овощами, как в прошлом), а во многих местах заборы сломались, и огороды полностью оголились с улицы - во всем преобладала общая небрежность. Я видел, как в некоторых садах и дворах паслись коровы и свиньи".

Через три года после основания колонии она потерпела полный крах, и Оуэну пришлось от нее избавиться с потерей большей части своего состояния. Так бесславно завершился самый крупный по тем временам социалистический эксперимент, и Карл Маркс вполне справедливо причислил Оуэна к плеяде так называемых "утопических социалистов". Утопичность Оуэна и других подобных идеалистов была, по Марксу, обусловлена отсутствием в их учении научного фундамента, который, по мнению самого Маркса, именно он первым разработал и подвел под будущие эксперименты такого рода. Теперь мы знаем итоги этих экспериментов и вправе судить о самом Марксе столь же строго. Но сегодня я хочу поговорить о другой попытке социализма, которая долгое время казалась исключением из общего печального правила - о кибуцах, израильских сельскохозяйственных коммунах.

Сейчас уже трудно закрывать глаза на то, что исключения не получилось, но конкретные факты известны лишь самим участникам социального эксперимента и специалистам, которые проявляют к нему интерес. Они, конечно же, заслуживают более широкой известности, ибо, наряду с так называемой "шведской моделью социализма", израильская до сих пор мелькает в спорах как доказательство возможной победы разума над человеческой природой.

О взлете и падении кибуца рассказывает американский политолог Джошуа Муравчик в статье "Последний бастион социализма", опубликованной в журнале Commentary. Статья во многом основана на личном опыте: в молодости Муравчик, как и многие интеллектуалы его поколения, считал себя социалистом и живо интересовался израильским экспериментом, и его наблюдения почерпнуты из истории конкретного хозяйства, кибуца Гиносар на северо-западном побережье озера Киннерет.

Государство Израиль было создано на основе сионизма, идеологии преимущественно светской и сформировавшейся под сильным влиянием марксизма. Многие из его основателей полагали, вслед за Марксом, что будущее принадлежит людям физического труда, и что евреям, вытесненным историческими обстоятельствами в торговлю, финансы и интеллектуальные профессии, грозит опасность остаться без своей доли в этом светлом будущем. Многие практические вожди сионизма подчеркивали важность возвращения к земле и труду земледельца. Сионистская модель сельскохозяйственного социализма, кибуц, стала одним из главных инструментов освоения территории будущего Израиля за пределами городских поселений, таких как Тель-Авив, и передовым краем борьбы с арабским сопротивлением, а затем и в войне за независимость, последовавшей после принятия ООН резолюции об образовании Израиля. Как отмечает Муравчик, значение кибуцев подчеркивает тот факт, что из них вышли как минимум пять премьер-министров: Давид Бен-Гурион, Леви Эшкол, Голда Меир, Шимон Перес, и Ехуд Барак.

Гиносар, как его описывает Джошуа Муравчик, был во многом типичен для своего времени. Его основателями были выпускники знаменитой школы Гордона, одного из упомянутых идеологов духовного возрождения евреев на земле, пророка "религии труда". В середине тридцатых годов они временно поселились на краю долины, купленной бароном Ротшильдом для еврейских поселений, но еще не имели официального статуса, чтобы претендовать на эту землю.

В 1936 году поднялось кровавое арабское восстание, и колонисты перебрались в долину с целью ее обороны, а заодно стали расчищать ее от камней и сорных зарослей, существуя за счет рыбной ловли в Киннерете и случайных заработков на стороне. Когда восстание закончилось, никому не пришло в голову покинуть эту землю, и кибуц начал свое фактическое существование. В соседней эвкалиптовой роще проходило формирование и обучение сил еврейской самообороны "Хагана", и один из членов кибуца Гиносар, Йигал Алон, возглавил их ударный отряд, "Пальмах".

Гиносар, как и другие, более старые кибуцы, был не только, и даже не столько сельскохозяйственным предприятием, сколько кузницей, где выковывался новый тип человека, еврей будущего. Жизнь, работа и воспитание потомства - все было подчинено единой цели.

"Во всем этом они практиковали социализм в самом чистом варианте. Члены кибуца меняли работу в порядке ротации, ели в общей столовой, жили в одинаковых маленьких жилищах и отдавали свое потомство в общий детский дом еще с пеленок. Дети жили и учились вместе со своими ровесниками, за исключением визитов на несколько часов по вечерам к родителям.

Цель заключалась в том, чтобы пойти дальше математического равенства и добиться "человеческого равенства", с учетом расхождений в биологических, семейных и других обстоятельствах. Создавались комитеты для рассмотрения специальных ходатайств, а они, в свою очередь, держали ответ перед общим собранием, обычно проводившимся еженедельно, в котором имел право участвовать каждый член. Все было полностью демократично".

Первоначальные условия жизни и работы были крайне примитивны, на них могли согласиться только безоговорочные энтузиасты. Основатели хозяйства долгое время жили просто в палатках и почти впроголодь, но после войны, когда Алон завоевал репутацию национального героя, правительство пошло навстречу, предоставило субсидии. На смену палаткам пришли индивидуальные домики, питание в общей столовой стало обильным, в дома провели воду - но только в ванные, а не в кухни, чтобы не подрывать идею коммунального питания.

Реальная жизнь, как всегда, путала планы идеалистов. Многие из тех, кто участвовал в войне, вернулись с нее с электрическими чайниками, а в условиях строгого равенства это было реальным имущественным расслоением, и поэтому пришлось раскошелиться и купить такие чайники всем, из коммунальной кассы.

Зарплаты, естественно, никому не платили, все реальные нужды обсуждало и по возможности удовлетворяло общее собрание. Одежда, этот извечный символ социального статуса и неравенства, была поначалу тоже общей, ее каждый получал в прачечной в приблизительном соответствии со своими размерами, до следующей стирки. Тут, конечно, были нарекания, и вскоре от этой крайности отказались, предоставив каждому собственный комплект одежды, но ее по прежнему закупал крупными стандартными партиями кибуц.

С ростом благосостояния эта планка поднималась выше. В каждом доме появился телевизор и холодильник, были благоустроены общественные помещения, членам кибуца стало выдаваться денежное пособие на обзаведение мебелью и одеждой, на путешествия. При хозяйстве открылась фабрика пластмассовых изделий, а также гостиница и ресторан для обслуживания туристов. Создали даже собственный маленький музей древностей, найденных в окрестностях озера.

Тем не менее, с начала 90-х годов стало ясно, что Гиносар, как и подавляющее большинство израильских кибуцев, оказался в глубоком кризисе, выход из которого представлялся единственным, очевидным и неумолимым: отказаться практически от всех утопических идей основателей либо самораспуститься.

Трудно определить точную черту, за которой кончается утопия и начинается суровая реальность. В истории кибуцев было по крайней мере два эпизода, которые повлекли за собой необходимость резких перемен.

Во-первых, в результате выборов 1977 года к власти в стране пришел блок Ликуд во главе с Менахемом Бегином, положив конец непрерывному правлению партии труда. Это правительство не разделяло социалистических надежд прежнего, и оно немедленно отменило целый комплекс субсидий, налоговых льгот и контрактных предпочтений кибуцам. То, что и прежде не было секретом, теперь стало очевидностью: человек будущего выковывался на земле в значительной степени за счет государства, то есть за счет других граждан Израиля, не принимавших участия в идеалистическом проекте.

Во-вторых, в конце 80-х - начале 90-х годов в Израиле бушевала инфляция, достигавшая 400-500 годовых процентов, и в таких условиях только ленивый не брал деньги взаймы, а кибуцы тем более, потому что они имели доступ к займам под процент ниже инфляции - фактически, к дармовым деньгам. Но когда путем резких финансовых мер инфляции был положен конец, именно кибуцы оказались в долгу как в шелку: долг среднего члена кибуца, не считая процентных выплат, составил 30 тысяч долларов на человека.

Все это, впрочем, еще не было непоправимой трагедией, потому что долги были впоследствии отчасти списаны, отчасти покрыты правительством - понятно за чей счет. Главные механизмы грядущего краха действовали изнутри.

Как ни странно, одним из самых разрушительных факторов стали дети. Никто из первого поколения энтузиастов не учел того простого факта, что ребенок для нормального развития нуждается не в общей тете, а в собственной матери, и что визита на пару часов в день ему совершенно недостаточно. Постепенно стало нарастать давление в пользу разрешения детям ночевать дома, а это уже размотало весь тугой клубок коммунальной жизни. Пришлось перестраивать коттеджи, чтобы там поместились детские спальни, оборудовать индивидуальные кухни, что нанесло удар по обычаю совместного питания, и так далее.

Другим изначальным дефектом кибуца был священный принцип ротации на рабочих местах, обеспечивающий фактическое равенство всех членов и предотвращавший образование иерархии. На практике, как легко понять, этот принцип в первую очередь препятствовал выработке у того или иного человека устойчивых трудовых навыков, квалификации. Представьте себе, что вы одну неделю заняты выращиванием авокадо или фиников, вторую - починкой водопровода и кондиционера, а третью - воспитанием детей. Нет никакого сомнения, что вы будете все это делать одинаково посредственно. До тех пор, пока кибуцы были защищены от рынка правительственными льготами и дотациями, они могли позволить себе в известных пределах все что угодно, но в условиях конкуренции в современном сельском хозяйстве такой принцип - готовый рецепт банкротства. В конце концов, именно разделение труда положило начало цивилизации - разумно ли перечеркивать несколько тысяч лет прогресса?

Вот как описывает сложившуюся ситуацию Джошуа Муравчик.

"Социалисты всегда осуждали "производство ради выгоды, а не из необходимости", но производство, не преследующее цель выгоды, обычно невыгодно и сопровождается затратами, которые кто-то должен покрывать. В Гиносаре, как и в других кибуцах, многие экономические решения мотивировались желанием предоставить членам удобную или удовлетворяющую их работу, даже если это и предполагало дотацию. Ротация на работе, этот идол эгалитарной этики всего движения, подрывала эффективность. И даже когда ее обходили с целью удержать на месте талантливых руководителей, тесно спаянная социальная структура восставала против разумной практики. Как можно уволить или понизить в должности своего ближнего?"

Далее процесс пошел по схеме цепной реакции. Кибуц был задуман как общество, обеспечивающее все стороны и этапы человеческой жизни, и, конечно же, никаких пенсионных планов заложено не было. Но когда все пошатнулось, и стало ясно, что традиционный уклад может рухнуть, люди стали беспокоиться о том, как обеспечить собственную старость. Это привело к учащению трудоустройства на стороне, к возникновению частных сберегательных счетов, куда складывались заработки после уплаты обязательного налога кибуцу. Худшего удара по принципу равенства нельзя было придумать.

Далеко не все считают, что общий упадок кибуцев в Израиле окончателен и необратим. 40 таких хозяйств из общего числа в 270 объединились в движение под названием "коллективная тенденция" с намерением противостоять тенденции распада и отхода от социализма. Однако, по мнению Джошуа Муравчика, речь в этом случае идет просто о сравнительно отсталых хозяйствах, которые еще не ушли достаточно далеко по тропе обрекающего их прогресса. Их очередь еще наступит.

Многие из ветеранов движения отмечают так называемый эффект "третьего поколения". Первым было поколение основателей, пылавших энтузиазмом и готовых на любые лишения ради торжества идеи. Второе, поколение "шестидневной войны", было воспитано на этой идее и воспринимало унаследованное от пионеров мировоззрение как непререкаемый жизненный принцип. Но третье слишком далеко отстоит от истоков и выросло в современном, сравнительно процветающем обществе, где все большее значение приобретает принцип гедонизма, привычка к потреблению. Аскетом легче всего быть в обществе нищих, а не среди сверкающих торговых центров и современных автомобилей.

Но есть, конечно, и более общие принципы, которые обрекли идею кибуца и любой подобной коммуны изначально. Прежде всего - это невозможность установления реального равенства между людьми.

"Из того факта, что люди сильно отличаются друг от друга, следует, что если мы обращаемся с ними одинаково, результатом будет неравенство их фактического положения, и единственный способ их уравнять - это обращаться с ними по-разному". Эти слова принадлежат известному австро-американскому экономисту и критику социализма Фридриху фон Хайеку. Иными словами, равенство, хотя бы приблизительное, возможно только в обществе, где действует постоянное принуждение и существуют принуждающие инстанции. Общее собрание коммуны может исполнять эту роль лишь до тех пор, пока число недовольных не превысит некоторой критической массы. Джошуа Муравчик отмечает, что самые долговечные и устойчивые коммуны - это те, в основе который лежит религиозный принцип, потому что в этом случае принуждение исходит от абсолютной инстанции, хотя реально всем заправляют те же люди, взявшие на себя роль пророков и выразителей абсолютного интереса.

Принцип светской коммуны на практике неизбежно приводит к разочарованию потому, что среди людей существует врожденное неравенство, отклонение от средней величины. Некоторые, менее способные, прибиваются к общему движению только затем, чтобы ценой минимальных усилий обеспечить себе сносный уровень жизни, пользуясь плодами труда более добросовестных, и в отсутствие жестоких полицейских мер защиты от такого паразитизма нет. С другой стороны, те, кто от природы одарен больше, с горечью видят, как плодами их эффективного труда пользуются практичные циники. Мы видим, что в конечном счете кибуцы были вынуждены изменить своим самым фундаментальным принципам, прибегнув к найму руководителей со стороны, что в корне подрывает идею равенства.

Кибуцы как историческое явление располагаются на одном из концов достаточно широкого спектра подобных институтов, на другом конце которого мы находим советские колхозы. Последние почти без исключения создавались в чисто принудительном порядке, и поэтому изначально состояли практически поголовно из невольных циников, стремящихся извлечь из коллективного хозяйства максимум пользы при минимальном вкладе. Насильственная коллективизация вызвала повсеместный и резкий упадок производства, потому что сразу и навсегда свела его к наименьшему общему знаменателю, уничтожив или растворив в общей массе самый производительный слой крестьянства.

Кибуцы же были изначально не просто добровольной системой практического коммунизма, но основывались на пламенном энтузиазме своих основателей, и пока этот духовный заряд не иссяк, они росли и процветали, пусть во многом и за счет экономической поддержки государства. В конечном счете их погубил даже не дефицит энтузиазма, а искусственный потолок, в который уперлась энергия наиболее способного, инициативного и - что греха таить - эгоистичного контингента.

В действительности научный коммунизм Маркса мало чем отличался от утопического идеализма Оуэна потому, что оба негласно полагали человеческую природу чем-то бесконечно пластичным и считали, что если реорганизовать общество в нужную сторону, то и природа к нему приноровится. При всем его преклонении перед Дарвином Маркс не понял его идеи, согласно которой человек - продукт суровой борьбы за существование, формировавшей его природу на протяжении миллионов лет, и что никакие проповеди равенства не погасят этих инстинктов выживания на протяжении считанных поколений. Большевики, в отличие от сионистских идеалистов, взялись за претворение планов Маркса в жизнь с самой беспощадной решимостью. К счастью, им не было отпущено миллиона лет.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены