Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
28.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 СМИ
[08-09-03]

Смотрим телевизор

Разница между записанной политической программой и программой в прямом эфире? Осторожно выборы - политическая реклама

Автор и ведущая Анна Качкаева

Анна Качкаева: Итак, минувшая пятница, вечер, на часах 19.45, на экранах двух работающих в моем доме телевизоров импозантный бородатый человек в белом костюме и черной водолазке. Внизу на экране синяя плашечка субтитров - "Александр Привалов", и тут я впервые поняла, что смотрение телевизора, видимо, до добра не доводит. Одинаковый экранный Привалов произносил на экране разные слова. Просто я, войдя в дом, не рассмотрела, что телевизоры включены на разных каналах. "Основной инстинкт" на "Первом" заканчивался, "Свобода слова" на "Четвертом" недавно началась. А в четверг Сергей Соловьев в своей новой программе "К барьеру" отчего-то не подвел итогов зрительского голосования. Все эти странности легко объяснить, если знать, что программы зрители видели в записи.

В СССР видеозапись появилась в конце 60-х, тогда же повсеместно утвердилась практика выпуска программы в эфир после тщательного монтажа. К середине 70-х более 90 процентов программ советские зрители видели в записи. Помимо творческого и технического прорыв видеозапись и видеомонтаж с самого начала стали способом контроля за эфиром. Перестройка вдохнула новую жизнь в идеологию и в эстетику живой передачи прямого эфира. Но прошло 15 лет, и вот, в наступившем телевизионном сезоне, пожалуй, только новости еще выходят в прямом эфире. Все остальные программы, в том числе основные политические шоу, как говорили в советские времена, предварительно фиксируются. Менеджеры каналов объясняют все это просто: у жителей страны должно быть одинаковое телеменю, то есть, в Хабаровске жители должны смотреть те же программы, что и зрители Москвы, с учетом часовых поясов. А чтобы "Основной инстинкт" или "Свободу слова" в Хабаровске увидели в пятницу в 19 вечера по местному времени, программы в Москве нужно записывать накануне вечером в четверг.

Странно, что желание унифицировать сетку посетило руководителей крупных каналов как раз накануне предвыборной гонки. Странно, что Светлана Сорокина в программе о предвыборной агитации так и не упомянула о скандале с визитом отпускницы Матвиенко к президенту Путину и, заканчивая свою программу, ведущая сказала: "Ну а говорить, как получится, мы будем пытаться". В первом же после отпуска эфире "Свободы слова" Савик Шустер играл в нелепую игру, называя президента "ЮКОС-Москва" Василия Шахновского "крупным руководителем крупной нефтяной компании", а все политологи, экономисты и даже брутальный Сергей Доренко умудрились ни разу за полтора часа не произнести аббревиатуру "ЮКОС".

Интересно, до каких глубин можно дойти в использовании эзопового языка? Так что эфир первых же записанных предварительно программ наглядно показывает: запись в нынешних условиях - не только технологическое желание иметь единую программу во всех часовых поясах. Это даже не опасение не связываться с Центризбиркомом, которым как жупелом попугивают начальников, а начальники журналистов - показали же Путина с Матвиенко. Дело всегда в людях. В акционерах, владельцах, менеджерах, которые не хотят непредсказуемости в эфире, и журналистах, которым есть что терять. Дело, наконец, в гостях программ, которые, на всякий случай, не говорят лишнего. И дело в душноватой, равнодушно-опасливой атмосфере, которая разливается по всем телевизионным каналам. Сегодня со мной в студии Елена Афанасьева, обозреватель журнала "Политбюро". Вы, Елена, написали статью она, по-моему, сегодня появилась в журнале, почти воззвание: "4 цензора на один пятак".

Елена Афанасьева: "4 визы на один пятак". Смысл тот же.

Анна Качкаева: Это о Хрюне и Степане, которые появились в эфире "НТВ", но о статье чуть позже. Вопрос вам, уважаемые слушатели: есть ли для вас разница между записанной политической программой и программой в прямом эфире?

Итак, Елена, Хрюн и Степан, я так понимаю, что вы обратились к руководству канала - высадить их с "Красной Стрелы"?

Елена Афанасьева: Да, высадить с "Красной Стрелы" и вернуть на кухню. Потому что, несмотря на теплящуюся надежду, что лиха беда начало, и эти зловредные животные, которые когда-то и на кухне начинали не слишком ярко, потом разойдутся, все-таки верится в это с трудом. Потому что создатели программы старой "Тушите свет" подчеркивали, что программа технологически невозможна при даже элементарном прочтении руководством - на это времени не хватало. Прежде они делали программу день в день, или, в крайнем случае, на завтра. Сейчас программа делается через день. То есть, в понедельник они делают то, что выйдет в эфир в среду, и, насколько я знаю по утечкам информации из коридоров в "НТВ", впрямую, как вы понимаете, никто говорит, не рискует, что сценарий проходит 4 согласования. Не знаю уж, до какого верха доходит степень согласования, но думаю, что самые острые шутки на этих четырех стадиях где-то теряются. Потому что за 4 выпуска программы на прошлой неделе ни одной шутки мне вот записать не удалось. А раньше в каждом выпуске их было несколько. У них даже был принцип, сколько, минимальное количество шуток должно быть, чтобы программа смотрелась.

Анна Качкаева: У нас в эфире слушатель, добрый день, представьтесь пожалуйста.

Олег: Добрый день, Олег меня зовут. Уважаемая Анна Качкаева, я категорически заявляю, что пока не слышу никакой удушающей атмосферы, это первое. Да. Все-таки речь идет о профессионализме ведущих и корреспондентов. Если они хороши, то ничего не удушает меня, пока, несмотря на все ваши призывы, хотя я понимаю, на каком радио вы трудитесь.

Анна Качкаева: Да никаких призывов-то нет, я просто рассказала о двух программах.

Олег: Удушающей атмосферы я не слышу пока. Вот, если мы ведем речь про "НТВ", что про Леню замечательного, Парфенова, что про субботнюю программу, которая тоже хороша, аналитическая, я ничего удушающего...

Анна Качкаева: Я понимаю, вы удачно, правильно зацепились за мое чрезвычайно эмоциональное определение. Тем не менее, вы смотрели "Свободу слова" - вам не показалось странным, что в течение полутора часов аббревиатура "ЮКОС" не звучала?

Олег: Показалось странным, даже видел титр на Шахновского - "владелец одной крупной нефтяной компании". Какой - для меня это было ясно и понятно. Почему на этом не акцентировалось? Клянусь, я до конца этого не понял, но обсуждалась ведь не проблема "ЮКОСа" как такового в данном случае, а в принципе проблема частного капитала и государственного.

Анна Качкаева: В принципе, если так, то мы можем и на президенте писать субтитр - "президент одной крупной страны", - вот ведь логика дальше такая. Потому что если начинает что-то срываться, или экивоками, не упоминать, дальше-больше - вам так не кажется?

Олег: Я это не воспринял, как экивоки, а воспринял как проблему философскую, отношений частного капитала и государственного, что лучше - отобрать и разделить, или дать развиваться.

Елена Афанасьева: Что любопытно, вот почему-то лидеров "Единой России" не забывают подписывать напрямую. Они все-таки "лидеры "Единой России". То разворачивают лагерь паломников Серафима Саровского, то ездят в детские дома, то еще где-то. Им почему-то не надо говорить, что они "активисты одной из политических партий, участвующих в выборах", - вот парадокс. Вам так не кажется, Олег? Вы не замечали?

Олег: Про "Единую Россию" - замечал. Но меня это только раздражает бесконечно, больше ничего. Про себя говорю, как зрителя и гражданина.

Анна Качкаева: Олег, то есть, подводя итог нашей с вами небольшой дискуссии, для вас нет разницы, записана политическая программа, или идет в прямом эфире?

Олег: Никогда не было разницы. Так же, как в прямом "КВН" я не понимал восторгов от прямого, так и сейчас не воспринимаю. Смысл важен, умный, или глупый разговор в студии происходит, а записан заранее, или смонтирован - клянусь, не имеет значения.

Анна Качкаева: А если бы вы узнали, что в результате монтажа вырезаны принципиальные, и для вас в том числе, слова?

Олег: Если бы я узнал? Я это вижу, или не вижу, я это чувствую. Я бы хотел надеяться, что не беспредельно глуп, поэтому я вижу, существуют важные слова, или нет.

Елена Афанасьева: Там, в "Основном инстинкте", был достаточно показательный диалог Сорокиной с Вешняковым, когда она попыталась в прямом эфире, то есть, не в прямом эфире, а в программе, узнать, что можно, а что нельзя, и он сказал: "А это мы, Светлана, с вами договорились, потом обсудим", - не надо, мол, зрителей загружать. И то, что эта неделя была показательна, все программы должны были так или иначе отыграть тему того, что они работают, знаете, как значок "точка" в каком-то фильме знаменитом, что разведчик ставил на конце точку - это был сигнал, что он работает под наблюдением вражеских структур. Им надо было показать зрителю, что они не могут открыто рассказывать о выборах. Ярче всего, я думаю, Алексей Пивоваров показал...

Анна Качкаева: Да, и Алексей Пивоваров продемонстрировал, и Шустер, конечно.

Елена Афанасьева: Но при этом пока это напоминает игру, "вот, вы посмотрите, какая у нас смешная новая ситуация, нам ничего нельзя". Вот нам это нельзя, это нельзя... А дальше что они будут делать? Ведь они же не будут изо дня в день, из недели в неделю, у нас три месяца до выборов, они так и будут играть в иносказания? Вот один человек понял, что о "ЮКОСе" идет речь, а если говорите о 40 с лишним партиях...

Анна Качкаева: Большинство, я думаю, не поняли.

Елена Афанасьева: Да, потому что Шахновский не такая раскрученная фигура, как Ходорковский.

Анна Качкаева: Партий 43, как они будут выражаться?

Елена Афанасьева: Как подать "Единую Россию", я думаю, наши каналы найдут способы упомянуть, сообщить, сказать, а вот как всем остальным партиям быть - трудно понять.

Анна Качкаева: И я вот пытаюсь понять, Олег, наверное, не видит этого на экране, и, слава Богу, что не видит, наверное, все-таки мы тоже сгущаем страхи. Вот и участники программы сказали, и Проханов, и Привалов, что, на самом деле, ничего не вырезали. Все в порядке, и ведущие, которые, конечно, пекутся о своей репутации, настаивают, чтобы программы точно соответствовали тому, что было при записи... Так, может, и хорошо, что в записи, и, действительно, народ в нормальном времени по всей стране смотрит эти программы, и нет ничего страшного?

Елена Афанасьева: Насколько я знаю, "Времена" Познера изначально и выходят в таком режиме, когда они идут с утра на орбиту и вечером в записи, и Владимир Владимирович всегда говорил, что в лучшем случае вырезали какие-то длинноты, когда хронометраж не попадал. Но за последний год мы были свидетелями, когда и у Шустера в записанной программе, и у того же Познера все-таки пропадали один-два куска, и очень значимых. Значит, это - показатель. Об этом знаете вы, знаю я и еще несколько человек, которые могли получить информацию опосредованно, не из эфира, об этом не знают зрители. У Познера были очень острые программы, особенно полтора сезона назад, вы помните, и про "НТВ", и про подлодку "Курск", тогда они дошли, в общем-то, целиком. Владимир Владимирович умеет выстраивать диалог. Как будет сейчас ситуация у него в эфире, или у Сорокиной, или у Шустера, у Соловьева - трудно сказать. Очень хочется верить, что не будет каких-то цензурных ножниц. Но ведь мы знаем, что сама цензура очень часто бежит впереди начальственного паровоза, еще не успело начальство дать отмашку, а где-то внутри вот этот цензор. Телезвездам есть что терять, и, наверное, где-то внутри терять не хочется, их, наверное, можно понять.

Анна Качкаева: У нас в эфире слушатель, добрый день, представьтесь пожалуйста.

Егор Трофимов: Трофимов Егор, Москва. Я хочу сказать, что для меня принципиальной разницы между прямым эфиром и записанной программой, в общем, нет. Тут штука в том, что, с моей точки зрения, записанная программа всегда технически качественнее выглядит на экране, ее приятнее смотреть, в ней нет ненужных каких-то моментов. В свое время вся страна взахлеб смотрела трансляции Съезда народных депутатов, но я уже как бы сыт вот этими прямыми трансляциями. С моей точки зрения, лучше посмотреть хорошо смонтированную программу, из которой вырезаны шероховатости какие-то.

Елена Афанасьева: Вы знаете, я могу с вами поспорить. Мы тогда все работали на этих съездах, и я уверена, если бы они не шли в прямой трансляции, как бы это ни выглядело, большим кагалом, базаром, у нас была бы с вами другая страна, если бы подавали заседания этих съездов с большими ножницами, что Горбачев в свое время мог бы делать, у нас, может, еще по-прежнему мог бы существовать Советский Союз.

Анна Качкаева: Егор, я бы не хотела, чтобы вы думали, что мы противники записи. Видеозапись, как технология и возможность добиваться качественного и изобразительно выразительного успеха для телевизионных программ - безусловное достижение, и с этим никто не спорит. Вопрос именно в политических информационных форматах. Вот, не дай Бог, что-то произойдет, а все эти программы пишутся накануне. И вечером страна может не узнать про какое-нибудь чрезвычайное обстоятельство, потому что они все выходят в записи. Вам так не кажется?

Егор Трофимов: Мне кажется, надо разделять некоторые вещи: заранее объявленную какую-то телепередачу с заранее установленной программой, которую люди обсуждают, вопросы, которые заранее известны участникам программы, и, скажем, новостные программы на острые темы, на какие-то чрезвычайные происшествия, которые могут выходить и экстренно в эфир, они, безусловно, могут и должны выходить в прямом эфире, в тот момент, когда события происходят, чтобы люди действительно могли быть информированы прямо в момент этого события. Но это, мне кажется, немножко другой жанр работы тележурналиста, или любого сотрудника средств массовой информации.

Анна Качкаева: То есть, вы бы настаивали, для вас бы было важно, что если что-то происходит, то все-таки это не запись, а прямой эфир?

Егор Трофимов: Безусловно, если событие заслуживает внимания, у нас в стране таких событий достаточно много, то, конечно, это лучше смотреть, что называется, с места события, в горячем виде. А, в принципе, вот общий подход, который сейчас существует, при котором люди стараются не называть вещи своими именами, он, конечно, не идет на пользу никому, ни власти, ни журналистам, ни собственно людям, там, читателям газеты, или телезрителям, и если такая тенденция продолжится, то, пожалуй, Хрюн Моржов и Степан Капуста окажутся единственными телезвездами, которые будут работать в этом жанре и, более-менее, открыто высказываться на животрепещущие темы.

Анна Качкаева: У нас в эфире еще слушатель, добрый день, представьтесь пожалуйста.

Слушательница: Я хочу поддержать вас. Сказать вам спасибо даже за то слово, которое вы употребили - "удушающее". Потому что вот, на первых передачах с Сорокиной и Шустером, пока ничего не удушило, хотя швы видно, и очень даже здорово проглядывают, и все это, пройдя тот период, который мы прошли с "Реал-ТВ", со всеми открытыми передачами, это смотрится удручающе. А на второй-третьей программе нас это задушит...

Анна Качкаева: А может, привыкнем?

Слушательница: Ну, предыдущие два человека - они привыкнут, они просто этого не поняли до сих пор. Я слышала, один голос более-менее в возрасте, второй - вообще молодой, меня вообще удивляет, что молодые так реагируют. Я - пенсионерка, и горько, и печально, что мы вернулись вспять. Вот приглаживать и причесывать наших депутатов, за которых мы через три месяца должны голосовать - это просто никуда не годится. Мы должны их видеть, и то, что они говорят, в открытую, без всякого усечения.

Анна Качкаева: Вот, несколько сообщений на пейджер. Из Москвы: Евгений: "Мне все равно, в записи, или не в записи. Все равно все решают за меня"... Не буду читать про то, что он думает про других слушателей. "Я хотел бы, чтобы ввели снова цензуру, потому что из того, что нам говорят, это ничего хорошего не дает. Нужен цензор, чтобы выбирал, что нам нужно смотреть и слушать". Лена, последний ваш комментарий?

Елена Афанасьева: Власть закрылась от журналистов, от прессы и прямых трансляций, в тот момент, когда она поняла, что если сохранит прямые трансляции, она покажет собственную глупость. Это начало происходить году в 1992-93-м, когда Кремль окончательно закрылся для прессы, только допущенных стали пускать, а не так массово, как это было в несколько лет перестроечных, и трансляции были прекращены. Были оставлены только какие-то трансляции для депутатов - вы посмотрите, вот, они там глупые, дерутся, еще что-то. Перестали показывать, как работает правительство, как действует президент и еще что-то. Власть закрывается тогда, когда боится показать свою неумность, когда люди не боятся - им нечего скрывать.

Анна Качкаева: Полагаю, что все-таки телевидение постарается не сделать так, чтобы вся наша жизнь была в записи.


Анна Качкаева: Неделю назад по телевидению закончили крутить первую партию политической рекламы предвыборных блоков и движений. Что увидел и услышал зритель, он же избиратель? "Вкус жизни начинается с грудного молока", - с которого начинается вкус жизни в одном клипе по "Партию жизни" которая, как выяснилось из слов тех же, есть теперь "согласие, сердце и разум целой страны". Сразу вспоминается, конечно же, про ум, честь и совесть, а еще и строчка из старой песни: "я люблю тебя жизнь", что само по себе и не ново. Не ново, так же, как не ново "снова любить жизнь", так же совсем не ново утверждать, что "у каждого своя Россия". Этот ролик "Единой России" крутился по телевизору весь август. В нескольких его вариантах мы увидели детей в разных видах, хлебные поля степи, реки, городские проспекты, проселочные дороги, марширующих солдат, деревни, леса. Успели мелькнуть водители, врачи, пекари, учителя, нефтяники, среднестатистические соседи и друзья. Священники осовременивали этот привычный идеологический набор о сильной и великой России. "В общем, музыкальный завод всеми своими трубами пел марш единого государства". Эта фраза из замятинского романа "Мы" - 20-е годы - вполне подходит для характеристики новейшего творчества в области политической рекламы.

О том, для кого и зачем такая реклама, мы поговорим сегодня с кандидатом психологии, директором агентства "Старая площадь" Светланой Колосовой. Закон о гарантиях избирательных прав вроде бы не воспрещает нам с вами комментировать, интерпретировать и обсуждать то, что было на экране. Итак, как вы, как профессионалы, оцениваете качество исполнения с точки зрения психологии восприятия всех этих рекламных уже мелькнувших роликов перед кампанией?

Светлана Колосова: Можно выделить два основных блока, на которые делились ролики, для чего это, скажем так, показывается. Та же "Партия жизни" с ее оригинальными такими подходами, типа, "я против женского коварства - "Партия жизни" - это ситуация, работающая на запоминание, повышение, известность. То есть, здесь о популярности пока нет, пока мы говорим о том, что партия хочет некими якорями несоответствия, какой-то манипулятивной игры в слова запомниться, и, может, потом обращать на себя внимание в каких-то более политизированных случаях.

Анна Качкаева: А вам не кажется, что вообще это глупость: "Вкус жизни начинается с грудного молока". А если не с грудного молока, то вкус жизни не начинается?

Светлана Колосова: Это так называемые шаблонные вещи, которые в рекламе используются всегда. То есть, они, на самом деле, не рассчитаны на какое-то глубокое размышление, на какие-то ассоциативные ряды. Это как бы ситуация, когда - "хлеб всему голова", - да, мы кивнули. А если не хлеб, а если не голова? То есть, они не подразумевают размышления, эти фразы. Они забивают голову определенными штампами.

Анна Качкаева: Значит так, первое - запоминаемость?

Светлана Колосова: Второе - это уже некий ассоциативный ряд, который вот "СПС" достаточно хорошо представлен, когда, "мы рвем цепи бюрократии", когда, "мы за военную реформу"...

Анна Качкаева: А, это такой чиновник, сидящий на плечах...

Светлана Колосова: На плечах у рабочего, да. Когда белка бегает в колесе, и вот, "мы хотим снизить налоги", и так далее. Это уже некие идеологемы, которые будут ложиться в основу программы партии, и которые, скажем, должны попасть на благодатную почву избирателей, которые, скажем так, разбираются, им близка военная тематика, это мамы и семьи детей, которые готовятся к армии, это, кстати, избиратели достаточно молодые, продвинутые, образованные, те, кто голосует за "СПС", дальше - чиновники, это, безусловно, мелкий и средний бизнес, который тоже "СПС" причисляет к своему электорату, и так далее, это второй блок, скажем, полюс - гимны, "все пою я песню жизни", - это ситуация такой великодержавности.

Анна Качкаева: И даже использование российского гимна, что, насколько я знаю, довольно сомнительно, потому что, насколько я знаю, есть закон, который запрещает использовать символику государства.

Светлана Колосова: Да это так. Он запрещает использовать, или же налагает определенные пошлины на использование символов и слов, там, российский герб, флаг, и так далее, в том числе мелодии, слова.

Анна Качкаева: То есть, "Единая Россия", в общем, решила, тем не менее, ей не страшны, ни пошлины...

Светлана Колосова: А может, они заплатили, их кто знает? Мы надеемся, что у этой партии сильные юристы, и они сделали все по закону.

Анна Качкаева: То есть третий блок - это такая державность.

Светлана Колосова: Третий блок - это, скажем так, демонстрация величия, вот такой федерализм, державность, государственность, когда уже нет сомнений, что мы не лидеры, когда, в общем, и доказывать особо ничего не надо. Когда не надо в умах и сердцах утверждаться по поводу каких-то идеологем. Просто, мы - это вот мы, все это правильно, это серьезно, и поэтому здесь гимны, марши, флаги, стяги.

Анна Качкаева: Такая замятинская вообще фантасмагория, потому что, кто "мы"? Это, на мой взгляд, это реклама непонятно для кого. Потому что это действительно штампованный набор очень обезличенных, очень клишированных, кондовых, во-первых, кадров, во-вторых, слов, потому что какие-то друзья, какие-то соседи, у каждого своя - какая своя?... Вот этот среднестатистический набор.

Светлана Колосова: Очень все понятно, как раз: "Будь как все".

Анна Качкаева: А, вот в этом смысле?

Светлана Колосова: Да - присоединяйся к нам, будь как все, ты с нами, или ты против нас, но нас большинство....

Анна Качкаева: Поэтому мы - " Единая Россия"?

Светлана Колосова: Да, конечно.

Анна Качкаева: То есть, вот это вот такой посыл. И вы полагаете, что он устраивает большинство?

Светлана Колосова: Я думаю, что он будет очень активно использоваться, и сработает, конечно. В этой жизни очень сложно быть в меньшинстве.

Анна Качкаева: Вот эта предсказуемость, и некоторая кондовость, и отсутствие творческого полета...

Светлана Колосова: Это нормально, даже хорошо.

Анна Качкаева: Объясните.

Светлана Колосова: Это хорошо с точки зрения того, что рекламные кампании бывают разные. Здесь есть призыв присоединяться, не думать, думать - это напрягаться, а вдруг не додумаешься до того, к чему тебя призывают думать, а призыв присоединяться...

Анна Качкаева: Лозунг "Голосуй или проиграешь", - тоже, собственно, думать никого не заставлял, но был как-то так поживее, поэнергичнее.

Светлана Колосова: Я думаю, что это начало пути. Мы увидим еще некое разноцветие в рекламных находках каждой партии, в том числе и "Единой России".

Анна Качкаева: То есть, исходя из того, что вы говорите слова "стабильность", "единство", "благополучие" - это нормальные слова, видимо, в сей предвыборной кампании почти всех партий, разницы-то, в общем, нет, ведь никто не против того, чтобы это все было. Как их различить-то, если она вот такая, стабильно-аморфно-кондовая, эта реклама?

Светлана Колосова: В настоящий момент идет брендирование политическое. Мы не просто говорим о партии, а мы говорим уже о бренде, который, безусловно, приносит деньги, славу и власть своим лидерам. У нас, скажем так, все-таки не на бренд, люди идут, а на лидера. Поэтому у нас так много времени и сил уделяется руководителям партии. Поэтому Шойгу, поэтому Грызлов...

Анна Качкаева: Да, Грызлов по-прежнему. Заехал в детский дом, тут в субботу, вроде бы как и по служебной надобности, а вроде бы и как председатель высшего совета "Единства", и ничего, хотя вроде предвыборная кампания объявлена.

Светлана Колосова: Вы знаете, ситуация, когда высокопоставленный чиновник является лидером, она вот очень в законе не прописана - как же быть? Потому что он же чиновник, и каждый день выполняет свои обязательства. Его могут показать.

Анна Качкаева: У нас теперь и с отпускницей беда произошла. Госпожа Матвиенко в отпуске была, и то умудрилась...

Светлана Колосова: Да...

Анна Качкаева: В связи с президентом появиться... То есть, вы хотите сказать, что удивляться ничему не надо, и разводить руками бессмысленно, и печалиться по поводу того, что народ "схавает" такую обычную традиционную рекламу?

Светлана Колосова: Печалиться, наверное, можно. Например, меня печалит отсутствие как бы красивых, обаятельных, харизматичных лидеров, отсутствие ньюсмейкеров. Меня печалит ситуация перепевок, ну просто банальнейших. Большая страна, и серьезные вроде люди работают, тем не менее, партии возглавляют достаточно проблемные, с точки зрения даже моей профессии, люди. Действительно, обаяния мало, сексуальности мало, о харизме вообще не говорим. Поэтому, в общем и целом, я скажу, что этим партиям тогда больше уважения нужно для того, чтобы партию поднять, при таком достаточно низкорейтинговом лидере.

Анна Качкаева: Подождите, сексуальность с харизмой, деньгами ее, по-моему, никак не восполнишь.

Светлана Колосова: Я к тому и говорю, что надо как бы тратить на порядок больше денег, чтобы завоевать ума и сердца, промыть мозги, нежели бы - вышел такой лидер, что все ахнули.

Анна Качкаева: А может, вся проблема все-таки в том, что нет представлений о том, собственно чего партии хотят, и нет желания у общества разбираться в этом гражданском процессе? Вы как-то мне, помнится, говорили о том, что нормально, когда в стране, сколько, 70 процентов что ли "болота", или 80?

Светлана Колосова: 70.

Анна Качкаева: Вот, можно поподробнее об этой теории?

Светлана Колосова: Да, конечно. Это достаточно грубый слепок в цифрах выраженный, тем не менее, есть такая теория, что в обществе 10 процентов "созидателей", это те люди, которым руки завяжи, они все равно будут что-то делать. Но при этом они необязательно делают какие-то благотворительные вещи, или красивые картины рисуют, или там создают какие-то безумные открытия в области культуры, искусства, науки, это люди, которые изобретают ядерную и нейтронную бомбу, им все равно, но они по жизни - деятели.

Анна Качкаева: То есть, они могут быть и "созидателями", и "разрушителями"?

Светлана Колосова: Нет, они вот как бы созидают, даже не для разрушения, известно же, как бы, масса ученых, которые созидали все эти достаточно разрушительные вещи, не отдавая себе до конца отчет, что они делают, с точки зрения морально-этических императивов. С другой стороны, есть 20 процентов "разрушителей", которые что и делают - критикуют эти 10 процентов. Кстати, в "разрушители" часто попадают журналисты, потому что их миссия - критиковать, быть недовольными. Таким образом, на самом деле КПД созидателей очень невелик. И именно это процент, который, как правило, не превышает 15 процентов того, что они создали, общество усваивает, и таким образом развивается общество очень медленно.

Анна Качкаева: А политики все-таки "созидатели", или необязательно?

Светлана Колосова: Как раз и первые, и вторые. 50 на 50. Явлинский, он однозначно кто? "Разрушитель". Он все время критикует, он все время в оппозиции. Новодворская. Есть политики, которые с рождения в оппозиции. И это их принципиальная позиция. Потому что мне кажется, если бы Новодворская жила в ЮАР, она бы тоже была в оппозиции, в Америке была бы в оппозиции, потому что она оппозиционер, по жизни, по сути своей, это не значит, что это хорошо или плохо, просто она такой человек. Таких людей, безусловно, много, и они должны быть.

Анна Качкаева: Потому что все-таки они, я думаю, двигают процесс.

Светлана Колосова: Они не дают возможности всем уснуть и забыться, конечно. И к ним относиться тоже надо с пониманием, к их миссии достаточно сложной. И общество может усвоить только 15 процентов новизны. И таким образом очень медленно консервативно движется, развивается очень нехотя. Нехотя усваивает новую технологию. Если мы вспомним наших мам и пап, до сих пор им та колбаса вкуснее, готовы пользоваться ножами, которые купили 30 лет назад, а не электроножами, с трудом принимают в квартиру какие-то электрические "навороты", которые дети им покупают на 8 марта или Новый год. Действительно, это так. Они до сих пор ездят на наших "Жигулях" и их чинят по полгода... Тем не менее, есть консерватизм, который позволяет обществу не разрушаться. Потому что если бы общество очень быстро поглощало все новообразования, то неясно, разговаривали ли бы мы с вами сейчас. Возможно, этой планеты вообще бы не было.

Анна Качкаева: То есть, на самом деле, когда политический истеблишмент воспроизводит некую консервативную идеологию и пытается навязать некие ностальгические мотивы, это что, тоже один из приемов?

Светлана Колосова: Конечно.

Анна Качкаева: Стабильности и такого некоторого покоя.

Светлана Колосова: Да.

Анна Качкаева: Но это ведь может быть и оборотной стороной медали - это может тормозить развитие?

Светлана Колосова: На самом деле, золотая середина - это то искусство в политике, которое практически недостижимо, но к этому все стремятся. Показать связь времен, показать ситуацию стабильности, порядка, мира, добра, созидания, и так далее. А с другой стороны - вести преобразования, потому что весь мир очень быстро катится по рельсам глобализации, индустриализации, информатизации, и так далее.

Анна Качкаева: Все-таки, как вы думаете, начинающаяся, уже начавшаяся предвыборная кампания, ясно, что пока, сейчас реклама запрещена, она начнется за 30 дней до дня выборов на экранах. Вы думаете, что какие-нибудь будут неожиданности драматургические? Вдруг, я не знаю, неожиданные ролики, персонажи, какая-то драматургия появится дополнительная, исходя из того, о чем вы сказали, что лиц новых нет, харизмы, сексуальности?

Светлана Колосова: Да не будет никаких особых новостей. Потому что все уже согласовано с администрацией президента. Все уже, в общем-то, понятно. Уже подсчитаны цифры, уже готовы все списки.

Анна Качкаева: Ух ты, а вы откуда это знаете?

Светлана Колосова: Ну а как? Партиями же проводятся съезды, на которых будут утверждаться конкретные списки. Они готовы. Пройдут - не пройдут, это уже второй вопрос.

Анна Качкаева: А что, их тоже положено согласовывать в администрации? Я понимаю, что вы, наверное, не ответите на этот вопрос, тем не менее.

Светлана Колосова: Ну, их положено согласовывать с политической бизнес-элитой, не только партии.

Анна Качкаева: А вот так, городу и миру в закрытом режиме, но согласуем.

Светлана Колосова: Почему же? Партия хочет, допустим, в Москве выбрать Иванова, а мэр Москвы говорит: "Я не хочу Иванова. Мне Петров нужен".

Анна Качкаева: А если вдруг администрация кремлевская говорит, что, "мне в Москве не нужен Лужков, а нужен Иванов", - к примеру? На этом уровне уже согласовали вопросы и драматургию, Москва тоже не за горами, скоро будем выбирать мэра?

Светлана Колосова: Конечно. Это нормально, когда идет согласование. Потому что, если кто в лес, кто по дрова пойдет, то это тоже не совсем верно. Все-таки федеративное устройство государства предполагает, с одной стороны, достаточно большой объем власти на местах, с другой - влияние центра и вертикаль властную. Поэтому все-таки такие кандидатуры, как мэр, губернатор, депутаты, депутатский корпус, в общем, законы этой страны пишет - безусловно, согласовываются.

Анна Качкаева: А зачем тогда вообще реклама? В принципе зачем? Как я понимаю, что если бы вы имели возможность, я понимаю, что вы связаны многими обязательствами перед своими клиентами, но если бы вы имели возможность, вы бы, наверное, мне сейчас сказали, где, как, какое место, во всяком случае приблизительно, в Москве - зачем реклама-то?

Светлана Колосова: Как зачем реклама? Люди же должны все-таки голосовать за этих людей.

Анна Качкаева: Все-таки должны?

Светлана Колосова: Да. Это самое главное, могу сказать честно. Много нюансов готовит нам та страна, которая будет наплевательски относиться к людям. Я считаю, что чем больше мы административно пружину этой народной инициативы, ума, творчества зажимаем, тем она сильнее выпрыгнет.

Анна Качкаева: Хорошо, и последний вопрос, который меня, в общем, интересует, как телезрителя в данном случае. На минувшей неделе весь этот скандал, когда визит отпускницы Матвиенко к президенту Путину вызвал столько эмоций и шума, и даже программа "Выборы" порезвилась - прикрыла черными квадратиками лица этих двух чиновников класса "А", вроде как и не упрекнешь их в этом. Я не буду сейчас с вами обсуждать, могли ли, должны ли они были встречаться, правильно ли сделали каналы, или нет, меня все эта недельная суета вот в каком смысле интересует: ведь, скорее всего, это не ошибка президента и избирательного штаба госпожи Матвиенко, а какая-то сознательная пиар-кампания - кто здесь кого использовал?

Светлана Колосова: Тут вопрос я бы так не ставила. Безусловно, это сознательная вещь, и могу сказать, что Матвиенко считает, что после встречи с Путиным она будет иметь шансов на порядок больше. И думаю, и знаю, что они к этому стремились, и было потрачено очень много сил, чтобы это случилось. И я смогу сказать, что как-то странно сейчас все развивается. Считается, что вот если президент поцеловал в лоб, то вот тебе уже и индульгенция. А по большому счету о людях забыли. Я как раз говорю о той спирали, которая выпрыгнет, если ее очень сильно прессовать. И я с удовольствием посмотрю на ситуацию с голосованием в Питере, и я уверена, что там будет протестный электорат очень большой. Потому что я считаю, что насиловать людей нельзя, это неправильно.

Анна Качкаева: Ну что же, мы заканчиваем программу в нашей теперь уже традиционной рубрике "Осторожно выборы". Разговаривали мы о том, будут ли всеми трубами петь марш единого государства, кто, как и зачем будет голосовать, и поможет ли в этом политическая реклама.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены