Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
19.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Театральный выпуск "Поверх барьеров""Ревизор" - в постановке Римаса ТуминасаВедущая Марина Тимашева Марина Тимашева: Один из лучших литовских режиссеров Римас Туминас поставил в московском Театре имени Вахтангова спектакль по пьесе Гоголя "Ревизор". История вышла странная и, надо полагать, болезненная. Туминас предлагал к постановке другое название - "Галилей", но пьеса не понравилась труппе, да и распределить роли актеров не удавалось. Времени оставалось в обрез, и режиссер решил сделать своего рода римейк вильнюсского спектакля "Ревизор". Мало того: сам он хотел, чтобы Сергей Маковецкий сыграл в спектакле Хлестакова. И опять, не обнаружив достойной кандидатуры на роль Городничего, переиграл ситуацию. Сергей Маковецкий стал Городничим. Все вышеизложенное - спешка при выпуске и вынужденный подбор артистов - не могло не сказаться на результате. Дело не в отсутствии мастерства актеров Театра имени Вахтангова, проблема в том, что Туминасу не хватило времени внимательно проработать с ними роли. Однако, и четырех несущих колонн - метафорической режиссуры, строгой и красивой сценографии Адомаса Яцовскиса, музыки Фаустаса Латенаса и Городничего Сергея Маковецкого хватит, чтобы признать спектакль одним из главных событий театрального московского сезона. Дальше пошли рецензии. Цитирую: "Россия в спектакле литовского гостя предстает местом диким и страшным, страной бессмысленного варварства и беспросветного безбожия". Это еще самое мягкое. В личных разговорах Туминаса прямо клеймили в глумлении над Россией и православной верой. Убедить собеседников в том, что тогда можно пенять за ненависть к России самому Гоголю, мне лично не удалось. Что дало основание для подобных упреков? Сценограф положил посреди сцены доски-мостки (вроде без них предполагаемую лужу не перейдешь). Образ приходит из самого Гоголя (знаменитая миргородская лужа), но об этом никто вспоминать не хочет. Городничий, дабы что увидеть, жжет спички. У печурки сидит какой-то истопник. Дело - в прямом и переносном значении - "пахнет керосином". Везде припрятаны деньги: в подполе под картошкой, в сапогах, за пазухами. В общем, вышло все мрачное, грязное, освещенное лишь двумя лампочками с высоченного столба. Передам слово Сергею Маковецкому. Сергей Маковецкий: Это напоминает обыкновенный шовинизм. Поэтому хочется задать им вопрос: "Скажите, пожалуйста, у вас были бы такие мысли, что оскорбили якобы ваш народ, если бы это поставил Иван Иванович Иванов этот спектакль?". Это - неприлично, если поставил Римас Туминас, говорить о том, что это оскорбление русского народа. Хочется сказать: "Ребята, а вы прочтите внимательней Николая Васильевича Гоголя, вы прочтите эту комедию, как он высмеял всех этих чиновников". Хочется сказать: "Уважаемые господа, поезжайте немножко, хотя бы за 101 км от Москвы и посмотрите, в каком состоянии находятся удивительные деревянные храмы, до сих пор некоторые стоят без крестов, обмалеванные русскими словами, не другими никакими, а именно русскими словами обрисованы. Поэтому хочется сказать - поезжайте и посмотрите, в каком состоянии находится все, как живет люди, какие дороги, потому что обвиняли, что это такое, мостки какие-то. А посмотрите, какие дороги находятся в Подмосковье. - Что за скверный город? Только поставь где-нибудь памятник или просто забор, черт их знает оттудова нанесут всякой дряни. Марина Тимашева: Второе обвинение в адрес литовского режиссера: когда в финале толпа побивает Добчинского и Бобчинского, из ранцев, всю дорогу провисевших за их спинами, высыпаются серые камни. "Так выглядит русская душа в его спектакле?" - вопрошал один из моих собеседников, сам прекрасный артист. Я в этот момент опять же думала о театральных цитатах. В данном случае из "Макбета" Эймунтаса Некрошюса. Там рюкзаки с камнями носили Макбет и Банко, но никто не усмотрел в этом глумления над шотландским и ковдорским танами. Сергей Маковецкий: Добчинский и Бобчинский - их не забивают камнями насмерть. У Николая Васильевича есть замечательная ремарка после фразы городничего, "а кто первый выпустил, что он ревизор, натурально вы". " Все начинают медленно к ним приближаться". А для чего приближаются? А что это за камушки, что это за ранцы? - Римас сказал. "Да это жизни". - И вдруг все: "Ревизор! Ревизор!?" - А кто первый выпустил, что он ревизор? - Отвечайте! Марина Тимашева: Следующий раздражающий в спектакле образ: церковь. Выполненная из какой-то серой мешковины с угадывающимися очертаниями купола, она кажется больше похожей на бабу на чайник, разросшуюся до невероятных размеров. В конце первого и второго актов она пускается в пляс вместе со всей дворней. Колокола бьют, чиновники пляшут русскую, девки бегают в галошах. А тряпичная церковь перемещается по всей сцене, сметая все и вся со своего пути. Лично мне в голову пришли аналогии с финалом спектакля "Пир во время чумы" Некрошюса и еще с легендарным занавесом Давида Боровского - Юрия Любимова в спектакле "Гамлет" Театра на Таганке. Но другим людям приходят в голову мысли о неуважении Римаса Туминаса к православию. Сергей Маковецкий:Римас - глубоко верующий человек. Мне однажды замечательно сказал его композитор: "Вы так легко говорите слово "совесть", "честь", так легко - в проброс, может быть, потому что это ваш классик? А мы это любим". Я подумал: Боже мой, как здорово. Но поскольку Римас - глубоко верующий человек и Николай Васильевич, то все это - храм, этот мираж. Он говорит, что строилась церковь, но сгорела, и может быть на сцене и стоит этот сгоревший мираж. И этот мираж начинает мчаться, крутиться, сметать все. И храму нужно найти место, где искренняя вера. Храм ведь строили не на случайном месте. А наши предки находили самые хорошие места и там, в самом красивом, энергетически заряженном положительном месте строили удивительный храм. Он не может быть построен на луже, в случайном месте, поэтому она ищет себе хорошее место. Марина Тимашева: Римас Туминас превратил комедию в трагическую фантасмагорию. Комедия многим представляется жанром беззубым, смех облегчает душу, примиряет с существованием. Чего не скажешь о трагифарсе. Она сгущает мрачные краски и, в данном случае, не приносит облегчения через страдание. Потому что страдать тут не с кем, сострадать некому. Хлестаков (мягко говоря, неудачная работа) - избалованный, женоподобный, капризный, циркулеобразный. Степан нянчится с ним, как с грудным младенцем. - Как должно быть приятно сочинителю. И в журналах помещают. - Да, и в журналах помещают. А моих, впрочем, много есть сочинений - "Женитьба", "Фигаро". Марина Тимашева: Принять такую пустышку за ревизора такой Городничий не может. Маковецкий пробует уверить меня в обратном. Сергей Маковецкий:Мог не заметить. Ревизоры приезжают для того, чтобы отобрать кадры в столицу, может быть, поэтому не замечает, потому что - занят собой. Да, я талантливый руководитель, но посмотрите, у меня еще в порядке дом. Я радею за государство и искренне радею, и наградит начальство или нет, конечно, в его воле. Оно, конечно, было бы приятно, но при добродетели все - прах и суета. Он всегда это произносил, глаза смеялись, как у сумасшедшего. Римас говорил: "Убирай смеющийся глаз, убирай категорически". Искренне в это верю, но почему не заметил? Можно подумать о том, что настолько приготовился к какому-то другому ощущению жизни, самого себя. Что если и были какие-то звоночки, нет, не хочу обращать на это внимание, слишком я это выстрадал храм внутри себя, который я начал строить, слишком мною пережито в такой яме, что хоть три года скачи, не до какого государства не доедешь. А плюс еще - кадры отбирают, поэтому я, как тетерев, могу и не заметить, что он смотрит на меня не тем взглядом, как ревизор. Не вижу, уж больно хочу попасть в Петербург, там ведь другая жизнь, там есть две рыбицы - ряпушка и корюшка, такие, что только слюнка потечет, как начнешь есть. Ну, как это можно, зная, что есть две рыбицы заметить, что перед тобой - фитюлька. - Как же мы теперь? Где будем жить? Здесь или в Питере? - Да разумеется - в Петербурге, как можно здесь оставаться? - Ну, в Питере, так в Питере. А нам хорошо быть здесь. Как думаешь, Анна Андреевна, можно влезть в генералы? - Натурально можно. - Черт возьми! Славно быть генералом! Кавалерию повесить через плечо. Там ведь жизнь совсем другая, там, говорят, есть две рыбицы - ряпушка и корюшка. Такие, что только слюнка потечет, как начнешь есть. Марина Тимашева: У меня есть свое объяснение подозрительной легковерности Городничего. "Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад". Городничий в исполнении Маковецкого - личность увлекающаяся, судя по некоторым указаниям в тексте спектакля, даже сам сочинительствует. Письмо супруге он пишет - как поэму. Голова подперта рукой, глаза возведены к небу, гусиное перо закусил. А все ж жена (Людмила Максакова) язвит его тем, что Хлестаков на литераторской стезе удачливее. Городничий любит актерствовать: то явится подчиненным в образе Наполеона и со шпагой в руке, то отечески станет их распекать, любуясь собственным смирением, то вдруг задумается, и позу примет при этом самую что ни на есть роденовскую. Все чиновники в тряпье, один он - в богатом пальто с синим шарфом и рыжей меховой опушкой. И с белым платочком в руке, что твоя царевна Лебедь. "Для науки жизни не пощажу" - говорит он, размахивая стулом, будто жизнь его в стуле и спрятана. Он - и слуга царю, и отец солдатам, и оратор, и низкий холуй, и заботливый папенька, и совершенный жлоб, и пастырь. К Хлестакову он относится с наигранно-отеческой нежностью, голубит. Ноги ему целует и в одеяло их заворачивает. Когда юноша напивается, Городничий сидит в стороночке, курит папироску за папироской, хмурится, явно жалеет глупыша. - Хоть бы человек был такой видный, а такой худенький, тоненький, точно муха с подрезанными крыльями. Марина Тимашева: Вся сцена хвастовства Хлестакова Городничему вроде бы безразлична. Сергей Маковецкий:Я не стою безразлично, я все слушаю внимательно и поглядываю на его танцы, и где-то пугаюсь его вот этой чрезмерной веселости, пугаюсь, но жду ко мне. У меня фляжка есть, сигареты, можно покурить и выпить, поговорить, а он напился. Очень внимательно слушает и реагирует, а от слова государь даже поперхнулся папиросой. Он все слышит, но с другой стороны все еще ожидает - поговорить, но не при всех. И ожидает, что он сейчас придет: "Да я слышу, говори". Господи Боже мой, и курьеры, и арбузы, я-то вижу, что жизнь другая, и государь, и страшно немножко стало, но все-таки жду. Поэтому он небезразличен, он еще в ожидании того, что тот придет, и он по-отечески с ним поговорит, сына нет у городничего. А тот взял и напился. Бывает состояние, когда приезжает ребенок на побывку, напился и уснул, а завтра ему уезжать. Мамочка моя покойница , когда я был занят, играл спектакли, приезжал на гастроли, появлялся вечером, уходил утром, она говорила: "Боже мой, Сережа, ты так редко ко мне приезжаешь, а я даже на тебя и не насмотрелась". Но я был занят работой. А представляете, как грустно, если приехал сын, а он вдруг взял и, как этот Иван Александрович, напился. И не рад Городничий, что напоил, и вина в нем какая-то. Ведь не поговорили с ним, поэтому грустно, когда он уезжает. Ведь там, в третьем акте, какая грусть. Отеческие мысли расставания с каким-то близким человеком. Я, может быть, услышал монологе Хлестакова не совсем все, но я услышал главное - ту надежду, которую мне дают на что-то новое. Я готов к этому новому, кое-какие распоряжения я сделал, переставил чернильницу с одного стола на другой, я подготовился. Марина Тимашева: Увлекшись мечтой о назначении и лучшей жизни (прямо Чехов какой-то), Городничий теперь готов на все. Хоть собственную жену уложить с Хлестаковым в постель, хоть поведать ему все подробности личной жизни. Сергей Маковецкий:Не изменял, вот здесь жена, это - дочь, надежда, а это жена. Я их веду, потом ухожу, слезы текут, не изменял. Даже с этой унтер-офицерской вдовой, которую я высек, вот чуть-чуть не изменил, но не изменил ведь. Он ходит и рассказывает в этой мизансцене всю биографию. - Я хочу знать: мне суждена жизнь или смерть! - Я не совсем понимаю значение ваших слов. Вы что делаете декларацию по поводу моей дочери? - Нет. - А что? - Я влюблен в вас. Жизнь моя на волоске, если вы не ручаетесь за постоянную любовь мою, я не достоин такого существования! С пламенем в груди, прошу руки вашей. - Помилуйте. Помилуйте, но я в некотором роде замужем. Марина Тимашева: Городничий Сергея Маковецкого - мечтатель и фантазер похлеще Хлестакова. Но мечтам его не суждено сбыться. Финальная сцена становится метафорой Вселенского потопа. Хлещет сверху страшенный ливень, словно разверзлись хляби небесные. Сергей Маковецкий:Если бы происходило действие, как написано у Николая Васильевича - все вошли и расселись, а городничий говорит: рассаживайтесь господа, рад вас поздравить - Анна Андреевна, Мария Антоновна, Антон Антонович, поздравляем вас, счастья вам и многие лета. Но это в салоне так поздравляют. Мы находимся, где кругом вода и вихрь, поэтому это поздравление, где каждый кричит о какой-то своей надежде, и каждый выкрик людей, которые пробиваются через какое-то пространство, кричат - "мы поздравляем", но каждый кричит о себе любимом. Марина Тимашева: Маленькая группка людей жмется друг к другу на каком-то подобии плота. Обняв икону, босый, в белой навыпуск рубахе Городничий - просто Раскольников перед народом, но вместо покаяния - сожаление, что ошибся. - Вот уж право, если Бог и захочет наказать, то отнимет прежде разум. Ну что было в этом вертопрахе похожего на ревизора? Да вот ни столечко не было похоже. Марина Тимашева: Пьеса Гоголя не потеряла своей актуальности во всем, что касается состояния больниц, исправительных заведений и проблем градостроительства, но Римас Туминас обратил внимание на нечто новое. На то, как часто поминает имя Божие Городничий, как искренне и безгранично верит он в Божий промысел. Как проповедует: всякий человек грешен, но грехи - тоже от Бога. Как строит взамен сгоревшей (случайно или чтобы воровство прикрыть) церкви макет из алюминиевой кружки и луковки на месте купола. Как молит Бога об одном: Чтоб сошло с рук поскорее. - А то будет недоволен. Я им потом дам такого неудовольствия. Грешен, грешен... Во многом грешен, дай только Боже, чтобы сошло с рук поскорее. А там-то я поставлю уж такую свечу, которую никто не ставил. На каждого купца действия наложу - доставить по три пуда воску. Боже мой, Боже мой! Едем. Петр Иванович, едем! Сергей Маковецкий:Он искренне верит, он искренне бывает каждое воскресенье в храме. Когда он говорит "Господи, Батюшка-святушки, спаси нас грешных". И это не случайно, это действительно искренняя вера. Марина Тимашева: Выходит, отношение к вере и церкви со времен Гоголя тоже не сильно изменилось. На вопрос, верит ли он в то, что пьеса Гоголя когда-нибудь окажется старомодной, Сергей Маковецкий ответил. Сергей Маковецкий:Мне кажется, это невозможно ни в эту жизнь, ни в следующую. Только если произойдет какое-то общечеловеческая кратковременная клиническая смерть, может быть, люди, выйдя из этого состояния, по другому начнут относиться к самим себе, к окружающим и к жизни. Если это случится, то случится что-то такое фантастическое и может даже быть - страшное. Представьте себе фантастическую ситуацию, когда живут на земле безгрешные люди, абсолютно безгрешные. Зачем же жить тогда? Другие передачи месяца: |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
