Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
19.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[16-11-01]
Ваши письмаВедущий Анатолий СтреляныйПисьмо из Башкирии: "Людям, живущим в Москве, Петербурге, это может показаться нелепым, но у нас и сейчас, в двадцать первом веке, безбоязненно можно ругать только демократов, Ельцина и "проклятый буржуазный Запад". Что касается коммунизма, то критика в его адрес допускается довольно слабая, дозированная, а в адрес Ленина - не допускается совсем. Ещё большей неприкасаемостью пользуется президент Башкирии Рахимов. Если о Ленине ещё можно раз в пять лет написать, что он допускал ошибки, не объяснив, чтО это за ошибки, то о Рахимове можно писать и говорить только хорошее". Вряд ли автор этого письма утешится, если сказать ему, что примерно так в большинстве, в подавляющем большинстве, республик, краёв и областей России, не исключая, в общем, Москвы и Петербурга. И правильно, по-моему, сделает, что не утешится. Бывший заводской инженер Отто Ханинен из Риги считает грабительской приватизацию в Латвии (в России, кажется, - тоже, подобно большинству наших слушателей). По его мнению, дело ещё можно поправить. Для этого 51 процент акций надо передать коллективам предприятий. Он думает, что после этого работники почувствуют себя хозяевами, и их будет не узнать. Токарь, который будет знать, что работает не на дядю, а на себя, покажет, мол, чудеса производительности и рачительности. Об этом господин Ханинен написал на "Свободу", и я сказал о его письме пару слов. Дело было летом. Чем привлекло меня это письмо? Любопытным противоречием. Человек, что называется, от станка, а способ приватизации, в который он верит, - кабинетный из кабинетных, хуже, как показал опыт, только один: когда коллективу принадлежит не 51 процент предприятия, а все сто. И токарь в его письме был такой, каких не бывает. Обыкновенный токарь лучше всего работает как раз на дядю, если дядя, конечно, настоящий хозяин, а не на родной коллектив, пусть даже это и коллектив коммунистического труда. Эта оторванность от жизни, теоретичность людей, которые пребывают в самой её гуще, особенно бросалась в глаза десять лет назад, когда бурно обсуждались способы приватизации. Самые непрактичные способы изобретались не в облаках, а на грешной земле, у станка, потому что люди думали не о деле, не о выгодах производства, а о дележе - как бы одному не досталось больше, чем другому, как бы не произошло "ограбление народа". "Прослушал я ваш комментарий к отрывку из моего письма, - пишет мне Отто Ханинен, - и был сначала ошарашен, потом удивлён, а потом и оскорблён. Утром мне были звонки. Все были удивлены и спрашивали, чего я такого нагородил вам. Я всех собрал и дал им прочесть копию письма. Они от души смеялись. Над вами смеялись, Анатолий Иванович, над вашей профессиональной ловкостью делать из человека маразматика. Как бы я хотел заглянуть вам в глаза! Ведь вы не дурак и поняли, что главная мысль была о том, что негоже начинать строить рыночную экономику на ворованном начальном капитале. Вы же выдёргиваете из письма второстепенный абзац, удобный вам для того, чтобы убедительней и проще было втоптать меня в грязь... Если это основной метод вашей работы, то плохи ваши дела. А может, вам категорически запрещено касаться этой темы, взрывной по своей сути, чтобы не нагнетать ажиотаж в обществе? Так он и так ежедневно нагнетается по объективному факту ограбления народа". Письмо большое, и мне опять приходится брать из него места, которые, на мой взгляд, представляют наибольший общественный интерес. Выдерну то, что не покажется второстепенным по крайней мере коммунистам как Латвии, где проживает господин Ханинен, так и других стран бывшего Советского Союза, да, между прочим, и Чехии, где проживаю сейчас я и где за коммунистов почти каждый пятый избиратель (вот как действуют их речи об "ограблении народа" на тех, кто хочет слышать именно такие речи). "Из ваших рассуждений, - пишет он, - порой напрашивается вывод, что, случись власть опять у коммунистов, они тут же побегут по всем заводам переналаживать их на ненужную продукцию. Уверяю вас, что не побегут. Они тоже умеют делать выводы из прошлого, а особенно из нынешнего обвального настоящего". Охотно допускаю, господин Ханинен, что побегут они переналаживать эти предприятия на нужную продукцию, но это будет продукция, нужная с их точки зрения. С вашей точки зрения... Дело не в том, умеют или не умеют они делать выводы из прошлого и настоящего. Под их началом промышленность опять будет выпускать массу ненужного и не выпускать нужного не потому, что они глупые и злые, а потому что именно они будут решать, что нужно, а что не нужно выпускать. В свободном хозяйстве это решает рынок, то есть, потребитель. Коммунисты могут предоставить ему всё это решать, но тогда они перестанут быть коммунистами, и будет то, о чём в письме господина Ханинена говорится так: "Наш капиталист, он хоть и новоиспечённый, а лишнего не отдаст, себе возьмёт. Недаром матёрые капиталисты стремятся разместить свои предприятия в третьестепенных странах, где можно платить столько, что, заикнись он об этой сумме в своей стране, его бы тут же в психушку упекли". Одни - как матёрые, так и не очень - стремятся, господин Ханинен верно подметил, другие - не стремятся. "Мерседес", например, собирают только в Штугарте, хозяева предпочитают платить сборщикам-немцам по-немецки, лишь бы быть уверенными, что и сборка будет выполнена по-немецки. Настоящие французские духи делаются только во Франции. Таких примеров тысячи и тысячи, таких примеров намного больше, неизмеримо больше, чем таких, когда деловые люди из богатых стран пытаются делать деньги в бедных. Что касается предпринимателя, которого привлекает дешевизна рабочей силы где-нибудь в "третьем мире", то, если люди там соглашаются работать на него за доллар в день, а власть прикажет ему: плати два, это приведёт к тому, что он сократит своё производство, упразднит часть имеющихся рабочих мест или не сможет создать новых, - бедности, безработицы, уныния и гнева вокруг только прибавится. Неблагодарное дело - говорить это рабочему или инженеру (бывшему советскому инженеру, конечно), который глубочайше убеждён, что он бедствует из-за алчности своего нанимателя. Не потому народ беден, что его грабят богатые. Грабителю, конечно, место в тюрьме, но не потому, что он - причина бедности в стране, а потому что он грабитель. Покончить с "ограблением народа" не значит покончить с бедностью народа. Скорее уж - прибавить бедности. Так, во всяком случае, бывало до сих пор. Скорее уж бедность народа - причина "ограбления народа". Это видно невооружённым глазом, но глаз должен быть именно невооружённым - не вооружённым известным "передовым учением". Следующее письмо: "Пишу вам первый раз. Радиостанцию "Свобода" слушаю 30 лет. Мне 52 года, до 21 года жил в Воронежской области - Аннинский район, село (такое-то). Село большое, главная улица - улица Свободы, 300 домов только на этой улице, есть Лесная, около леса, есть Полянка, есть Советская, так её и не переименовали, а надо бы назвать её Рыночной или Перестроечной, или ещё круче - Капиталистической. Это глубинка России, от Москвы 750 километров. На улице Советской живут новые русские господа: председатель колхоза, который теперь не колхоз, а АО, агроном там имеет свой дом. Независимо от урожаев дворцы у них такие, как в Подмосковье у крутых "братков". Два года назад председателем был Харлампьевич, так колхозники сожгли его дом за то, что не убрал сахарной свёклы, урожай остался в земле, "змерз", как говорят хохлы. А раз свёкла не была убрана, люди не получили сахара, а в магазине сахар по 16 рублей килограмм, а зарплату не получали при Харлампьевиче два года. Теперь он на повышении, в районной администрации, - вовремя районное начальство взяло его на перевоспитание, а то "плохого барина" убили бы. В селе нет милиции, жители села бьют милиционеров до полусмерти, и никто не хочет подвергать свою жизнь опасности. А райцентр в 60 километрах. За какой-нибудь справкой ехать - приходится тратить целый день. На место Харлампьевича назначили Петровича, главу сельской администрации, тот на этом хлебном месте побыл мало и стал - я сам не поверил рассказу друга - инвалидом второй группы, а был мужик, как медведь. Не знаю, какая у него болезнь объявилась, ему только 53 года. Я думаю, он купил себе справки о болезни, чтоб дожить до 90 лет. Сейчас всё можно за деньги. После него избрали настоящего хозяина - Ивана Фетисова. Он объявил заём капитала, капиталистический заём. Занял у каждого колхозника от тысячи до пяти тысяч рублей на дизтопливо, убрал урожай, вернул всем деньги, дополнительно дал хлеб, сахар, масло - как акционерам. Правда, воровать не даёт никому, и правильно... Я живу в Москве, а туда ездил в отпуск. В Москве работаю крановщиком, строю дома, получаю по 8-12 тысяч за 8-12 часов работы, для меня сейчас лучше, чем при коммунистах. Владимир Семёнович Илларионов. Писал это письмо в кабине крана во время обеда". А я его за обедом читал, Владимир Семёнович, с большим удовольствием, там и решил поступить так: села не назвать, а настоящую фамилию оставить одну - настоящего хозяина Фетисова. Ну, и вашу. Хлебное-то оно хлебное, председательское место, но инвалидом на нём может взаправду стать и подлинный медведь, а не только похожий на медведя мужик, тем более, в таком строгом селе, где не понравившегося "барина" могут, по пугачёвской привычке, и убить. В моём селе тоже одного убили после войны, хотя милиционеры в нём держатся. От Москвы оно дальше, чем ваше - ровно тысяча километров от порога до порога, дом мой стоит на улице Ленина, хотя есть и Советская, до райцентра 30 километров, этим летом, чтобы зарегистрироваться, ездил три раза в районный центр и два раза - в областной, туда сто километров. Почему не доверяют сельской власти поставить штампик в паспорте иностранца, вопрос к истории империи, я думаю. По-доброму, то есть, по-моему, - так сельской власти можно передать половину районной, а ей, районной, - две трети областной, а в область - три четверти столичных полномочий. Письмо из электронной почты, фамилию генерала, о котором идёт речь, опускаю, поскольку фактов мы не проверяли, а они - сами услышите какие: "Когда генерал-майор (такой-то) пришел в наш военный институт, курсанты обрадовались. Боевой офицер, ветеран Афганистана, Чечни, Таджикистана, на груди тесно от наград. Однако им пришлось жестоко разочароваться. За малейшие проступки курсантов сажают на гарнизонную гауптвахту, и уже трудно найти не побывавшего там. Увольнения в город в будние дни запрещены. Нецензурная брань в адрес офицеров перед строем, зуботычины, подзатыльники. Если при обыске у курсанта обнаруживают плейер или мобильник, запрещённая вещь разбивается о лицо виноватого. На такие дела здесь давно перестали обращать внимание. Но недавний визит генерала в одну из батарей стал последней каплей. В час ночи, вдупель пьяный, он поднял батарею и, ругаясь отборным матом, начал вытаскивать из строя курсантов и бить их по головам попавшейся под руку железякой. Напоследок разбил двоим головы бутылками.На этот раз увечья зафиксированы в санчасти. Ребята звонили в окружную газету "Уральские Военные Вести". Там, ясное дело, потребовали их фамилии. Курсанты "светиться" не стали, и правильно сделали, поскольку о звонке сразу стало известно генералу. Не желая уживаться с его режимом, уходят офицеры, высококлассные специалисты. В прокуратуру никто не обращается - боятся возмездия. Если кто-то сталкивался с подобными вещами, посоветуйте что-нибудь! Всё написанное можно проверить у солдат. Екатеринбург". Указан адрес этого военного учебного заведения. Жаловаться - что же ещё делать? Жаловаться во все инстанции, требовать расследования и делать всё, чтобы была полная гласность. Не пускают на радио, на телевидение, в газеты - использовать другие способы осведомления общественности, они известны, испытаны. Это не совет, а скорее отсылка к опыту других, к опыту правозащитников. Госдума приняла в первом чтении новый вариант закона об избирательных правах. "Критики закона в нашей прессе нет, - пишет Леонид Кириченко из Москвы, - одни восторги. А ведь теперь формирование избирательных комиссий, по сути, передается вышестоящим комиссиям. Целесообразность создания этой вертикали, этакого "министерства выборов" вызывает большое сомнение. Весной 1994 года Россия вместе с сотней других государств приняла Декларацию о критериях свободных и справедливых выборов. Этот документ у нас мало известен. Дело в той единственной фразе Декларации, которую уже более семи лет никак не удаётся внести ни в один из российских законов:"Государство должно обеспечить честный подсчет голосов". Хотя с тех пор закон о гарантиях увеличился в семь раз, гарантий честного подсчета голосов убавилось. Если раньше, например, наблюдателя на участок могло послать любое общественное объединение, то теперь - только зарегистрированное. Даже если жулик буден пойман за руку, его можно привлечь только с согласия прокурора субъекта федерации. Если прокурор сочтёт, что приписки голосов были сделаны "в правильном направлении", то фальсификатору ничего не грозит. Процедура подсчета голосов в законе по-прежнему не описана. Одному кандадату можно свободно приписать лишнюю сотню голосов, а у другого - вычесть. Именно этому ненавязчиво учит учебный фильм для участковых комиссий, выпущенный Центризбиркомом в прошлом году. Наблюдателей предлагается размещать как можно дальше от стола, где подсчитываются бюллетени. Джентльменам из избирательной комиссии полагается верить на слово". Автор считает, что при желании думцы вполне могли бы описать процедуру честного подсчета голосов. Главное - последовательный, пачка за пачкой, демонстрационный подсчет бюллетеней. И обязательно перекладывать бюллетени по одному на глазах у всех членов комиссии и наблюдателей, а не отгибать уголки, как сейчас. Не выдерживает критики запрет говорить о гражданине что-то хорошее, если через два месяца он надумает стать кандидатом. Получается, что все мы обязаны предвидеть будущее на два месяца. В то же время Госдуму не беспокоит, что она позволяет одному избирателю голосовать многократно на разных избирательных участках. Ведь бюллетень выдается любому, кто предъвил открепительное удостоверение, а оно не является документом строгой отчетности, напечатать таких бумажек может кто угодно и сколько угодно - закон не запрещает. Автобус, набитый избирателями с открепительными удостоверениями, может внести крупный вклад в итоги голосования. Наконец, закон существенно дополняет конституцию принципом: "Все равны, но некоторые равнее". Партийный кандидат в отличие от беспартийного имеет право баллотироваться сразу по двум округам. Господин Кириченко обращает внимание на то, что многие разговоры об избирательном законе сводятся к одному вопросу: как лучше лишить народ права избрать депутата - то есть, кого наделить властью снять с выборов кандидата. Одни считают, что народ должен быть освобожден от мук выбора решением избирательной комиссии, подчиняющейся Центризбиркому и Кремлю. Другие считали, что это достаточно поручить комиссиям, целиком зависящим от местных властей. В Конституции сказано ясно: "Не имеют права избирать и быть избранными граждане, признанные судом недееспособными, а также содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда". Всё! О том, что кто-то может лишать народ права выдвигать кандидатов и выбирать из них, нет ни слова. Этот пробел конституции и восполняет новый закон. Во-первых, у народа отнимают ровно половину права на выдвижение кандидата. Партия в 10 тысяч человек может выдвинуть 225 кандидатов в партийную половину Госдумы. В эту полупалату партлордов 100 миллионов беспартийного люда не имеют права выдвинуть ни одного кандидата. 19-я статья конституции о равенстве граждан отдыхает... Во-вторых, закон хочет иметь право поправить народ, если тот ошибся в выдвижении кандидатов. Избирательным комиссиям позволяется отменять регистрацию кандидата, и оснований для этого становится все больше. Остается тихо радоваться, что о праве лишить неугодного избирателя права голосовать речь пока не идет. "Ни судом, - пишет господин Кириченко, - ни решением какой-либо комиссии регистрацию кандидата отменять нельзя ни за какие нарушения. Если он нарушил закон, есть административная и уголовная ответственность, от которой на время выборов его освобождать не следует. Даже находясь под следствием, кандидат остается кандидатом. Только если суд приговорил его к лишению лишения свободы, он лишается права быть избранным". Эту прямую конституционную норму наш слушатель Леонид Кириченко защищает от народных избранников не первый год и неизменно терпит поражение. Пасуют перед сложностями жизни. Если точно следовать конституции, в депутаты пройдёт много человеческих отбросов, как говорится в одном письме. Вот под сурдинку этих разговоров - отнюдь не праздных, надо признать - и подправляют конституцию. Но хрен редьки не слаще. Когда исполнительная власть подбирает себе законодательную, то получается ещё хуже, - они обе становятся сборищем отбросов, пусть там и не все "ботают по фене". Центральная избирательная комиссия, превращённая в советское министерство выборов, - это такой "сходняк", до которого обычному "сходняку" никогда не дотянуться. "Мои специальности: шофёр, электромонтёр, электросварщик, машинист автомобильных кранов, плохонький аккордеонист и лекарь городских голубей Жаворонков Арсений Семёнович". Читаю из его письма: "Надоел я начальству своими писаниями, и в 1968 году меня посадили на автокран и отправили в Чехословакию, хотя я был артиллерист-истребитель танков. В военном билете изменили коды, и я стал специалистом погрузочно-разгрузочных работ. Оказался я в польской армии, то есть, в Северной группе войск. Пробыл там более двух месяцев. Это был настоящий кошмар. Того и гляди друг друга перестреляем. Пьянка сплошная. За два с лишним месяца даже в бане ни разу не побывал. Приехал домой как смолёный". Он 1935 года рождения, три раза ему угрожали расстрелом, первый раз - немцы, когда ему было семь лет, они хотели, чтобы он сказал, где прячется его отец-партизан, стреляли над головой, он отделался длительным обмороком, а его младший брат на всю жизнь оглох, второй раз - прокурор, в 1967-ом году, третий раз - начальник милиции, в 1980 году, оба раза - за правдоискательство. Обиды на советскую власть из-за них он не держит, к сегодняшним дням у него остался один враг, вернее, два. Читаю: "Если бы Горбачёв что-то понимал, то Ельцин не на танке стоял бы, а под танком лежал. Если бы Горбачёв грамотный был, то Ельцин был бы в Африке послом у обезьян, Верховный Совет некому было бы расстреливать, и мы бы не оказались второстепенными. Это самое большое оскорбление человечества". Письмо перемежается стихами. "Перестройка-горбачёвка - бестолочь колхозная"... Всё зависит от вождя, а вождь не должен миндальничать, жизнь во второстепенном государстве - не жизнь, чёрные - не люди. Набор убеждений обыкновенного фашиста... Просто как на заказ! Но есть кое-что и от советского коммунизма: уверенность, что человечество радовалось существованию Советского Союза. Последнее на сегодня письмо: "С одной стороны у меня нет своего куска хлеба, а с другой - нет в жизни никаких интересов, кроме шевеления мозгами на общую пользу. Аж голова болит, как десна при флюсе: та - от невыхода гноя, эта - от невыхода (практического) мыслей. То и дело я к мышлению прикладываюсь, как алкоголик к вину". |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
