Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
28.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[Архив]

Поверх барьеров

Окно во двор (ч.4)

Автор программы Ольга Писпанен

Санкт Петербург. Петроградская сторона. До 1914 года называлась Петербургской и в своей истории прошла через три этапа: рассвет, забвение и новая жизнь. При Петре здесь был центр российской столицы. Затем двор и бюрократия переехали на левый берег Невы, и вплоть до начала ХХ века Петербургская сторона оставалась скорее предместьем Петербурга. В 1903 году построили Троицкий мост, и с тех пор начался расцвет правого берега. Вот от этого Троицкого моста и берет начало Каменноостровский проспект, который упирается в Крестовский остров. Осип Мандельштам называл этот проспект самой легкой и безответственной улицей Санкт-Петербурга.

Каменноостровский проспект 44-Б, дом эмира Бухарского. Дом с поразительной, жесткой, даже трагической судьбой. Строительство дома для эмира Бухарского Саид Мир Алима началось в 1913 году по проекту архитектора Степана Кречинского. Одновременно, на деньги того же эмира и тем же архитектором строилась, на этой же Петроградской стороне и соборная мечеть. Строительство дома и мечети было закончено одновременно, что породило немало легенд. Но об этом позже. Сначала о доме эмира Бухарского. Петербургский градовед Галина Зеленская.

Галина Зеленская: Когда дом строился, было очень сильное разностилье. И вот, казалось бы, что же этот архитектор будет делать, который может уйти в экзотику, в романтические чувствования, в классику, опять что-то восточное появится? И вот мне очень бы хотелось, чтобы вы представили фасад. Что он делает? Почему это интересно? Потому что фасад, который рисует архитектор, выдает его внутреннее состояние, существование его в данный момент времени, в истории, и получается жестко симметричный дом, у дома большой центральный ризалит, очень мощный, в центре, на оси, стоят три красивые арки на бельэтаже. Это будит воспоминания о Флоренции. За ними глубокая лоджия. На втором этаже справа и слева стоят еще коринфские колонны большого ордера. Возникает ощущение, как рисует Палладио. А, в целом, дом, безусловно, респектабельный, производит впечатление какого-то напряженного отторжения. Почему? Начинаешь разглядывать. И вдруг видишь, что очень резко, грубо и надрывно прорисован первый этаж. Мощный, сильный руст. В нижнем ярусе от коринфских этого бельэтажа опять какие-то круглые столбы с очень сильными рустами, опять наверху круглые шары, арки по центру, ведущие в парадный двор, тоже в рустованных колоннах. Как рисуются оконные обрамления? Опять ползут наверх русты, почему-то появляются три замковых камня - там нет арки, окна прямоугольные. Они подпирают и отторгают сандрики наверху. Далеко не классицизм, потому что сбито. В каком-то напряжении. У меня появляется ощущение, что архитектор в фасаде выдает свое ощущение времени, что-то такое, что выдает состояние в канун крушения одного мира и прихода нового.

Ольга Писпанен: Итак, Каменноостровский, 44-Б. Первый парадный двор дома эмира Бухарского сейчас охраняется шлагбаумом и охраной в камуфляже. Видимо, не простые люди живут в апартаментах, которые некогда предназначались восточному правителю. После падания Бухары эмир в Петербург не наведывался. Двор пересекает поперечный флигель с аркой в другой, чуть поменьше. Здесь дом, построенный специально для богатых мусульман, визитеров столицы. История распорядилась совсем иначе. Фешенебельная гостиница превратилась в живой памятник одному из самых уродливых достижений социализма - коммунальному жилью. В одном из этих ульев родился и прожил 33 года архитектор Марк Рейнберг.

Марк Рейнберг: Я помню себя еще маленьким, эти довольно полутемные коридоры нашей большой коммунальной квартиры и как я играл со своими сверстниками, которые тоже родились и росли в этой квартире. У меня остались только хорошие воспоминания. Там жило 9 семей. Это после войны. Все дети знали, что это дом эмир Бухарского. Это было простонародное понятие. Где живешь? В доме эмира Бухарского. 44-Б говорить было не обязательно. Я интересовался этим с детства, после войны, когда мы вернулись из эвакуации. В сентябре 41 года мы уехали в Ярославскую область. И когда я вернулся, я стал этим интересоваться. Потому что дом был необычный по сравнению с теми домами, которые находились вокруг - обычные дома времен эклектизма или модерна. В нашем месте дома были очень скромные, не считая Дома культуры Промкооперации, построенным Евгением Левинсоном и Андреем Фоминым. Мы узнали, что эмир Бухарский - это восточный правитель, и примерно представляли себе, что это такое, потому что тот самый айван, трехарочный фасад на втором уровне с Каменноостровского проспекта - это и есть гаремные помещения эмира. Но эмир там не жил. Дом был построен перед началом империалистической войны, и все остальные дела привели к тому, что эмир здесь уже не жил. И этот гарем стал детским садом.

Ольга Писпанен:

Плачу по квартире коммунальной,
Будто бы по бабке повивальной
Слабо позолоченного детства,
Золотого все-таки соседства -

писал Евгений Евтушенко. Символу советского социализма посвящено немало произведений. "На 38 комнат всего одна уборная", - пел Высоцкий о своем коммунальном детстве. Илья Кабаков сделал мировую карьеру, погружая зрителей в преисподнюю коммунального быта, развернутую в его картинах. А в конце 80-х в ДК имени Ленсовета, что напротив дома эмира Бухарского, Борис Гребенщиков исполнил песню "Иванов". Герой, конечно, живет в петроградской коммуналке.

Ольга Писпанен: Дом эмира Бухарского был построен как дворец, с настоящим восточным размахом. Фасад выложен из мрамора видного песчаника, который изначально был светло-серый, но за 20-е столетие обветшал и почернел, роскошная лестница с перилами из каррарского мрамора, изразцовые печи, финская плитка, большие красивые террасы с каменными балюстрадами. Что осталось от былой роскоши? Бывший житель одной из коммуналок дома эмира Бухарского, автор книги "Очерки коммунального быта" Илья Утехин.

Илья Утехин: Все это стильно выглядит. Единственные следы на этом искусственном мраморе, где всякие цветы и украшения, это граффити, которые начинаются где-то с 56 года. Не знаю, что они там делали на лестнице, - курили, выпивали. Там очень интересные следы на стенках - и стихи, и послания. Вначале любовные, а в начале 90-х годов это уже почти исключительно наркоманы. Пока там не было "Ламбаргини" с "Бентли", нам надо было куда-то вечером ехать, а был день, когда был матч "Зенита", и толпа куда-то шла. Толпа всегда проходит через эти дворы, выпимши пива. Мы включили двигатель, зажгли фары и в свете фар мы увидели 5 человек, писающих одновременно у стены. Там же до сих пор на лестницах круглые штуки, в которые вставляется палка, которая должна была держать ковровую дорожку. Там остатки всего этого присутствуют. И в интерьере тоже. В той квартире, в которой я жил, был ореховый кабинет с огромными панелями. Там даже кино снимали.

В первом дворе дома эмира Бухарского до революции жил архитектор дома Степан Самойлович Кречинский. Во втором дворе - Дмитрий Оскарович Отто, создатель Имперского клинического Повивально-гинекологического института в Петербурге. Ныне института акушерства и гинекологии имени Отто. После революции здесь сменилось не одно поколение жильцов коммунальных квартир. Только сам эмир Бухарский Саид Алим в своем доме не жил. Однако легенды, связанные с именем эмира, живы до сих пор.

Марк Рейнберг: Самая интересная легенда, связанная с этим домом, очень красивая. Я не думаю, что она имеет под собой основания. Я сравнительно поздно об этом узнал и пытался как-то проверить, спрашивал у людей, но люди падкие и всегда утверждали, что слышали, что существует тоннель под Каменноостровским проспектом, который ведет от мечети до дома эмира Бухарского. Причем, люди говорили, что они после войны спускались туда, играли, что он засыпан и далеко не пройдешь. Каждая квартира претендует на какую-то особенность. Они сами рассказывают про себя. Мне встретились три квартиры, в которых, якобы, жил архитектор. Он умер в 22 втором году и похоронен на Волковом кладбище. Мне рассказывала одна старушка, что этот архитектор был не простой человек, он не просто там жил. Он после революции там остался, и у него были бриллианты, которые он сохранил с дореволюционных времен и жил там со своей экономкой. А экономка ходила и продавала бриллианты. И так он там прожил до 37 года, причем, начиная с какого-то времени, он таился и жил на чердаке. В двух квартирах рассказывали, что там жил инженер, который достраивал все это. Причем, про одну квартиру точно известно, что это так и было. Потому что там живет дочь этого инженера. Она живет с дамой, которая была у нее нянькой. Так что там госпожа и служанка живут в одном помещении до сих пор. Не разлей вода две старушки. Все легенды подпитываются либо реальными лицами, которые там существуют, либо какими-то загадочными деталями интерьера. Вот в квартире на третьем этаже есть лазуритовые колонны, которые из стены выпирают наполовину, а дальше дверь, которая, как известно из каких-то исторических преданий, ведет в тот зимний сад, который виден снаружи.

Ольга Писпанен: Сейчас удивительный айван над тремя арками активно реставрируется. Даже ночью. Что там будет, неизвестно. И вообще, для чего он был задуман архитектором, также тайна, покрытая мраком. Историки архитектуры обходят этот вопрос. Может, сама возможность наличия гарема в холодном и строгом Петербурге их смущает. После войны дом несколько раз пытались превратить в гостиницу. Но, видно, расселение такого количества коммунальных семей не под силу никому.

Марк Рейнберг: Когда я вернулся в 45 году из эвакуации, мне было 7 лет. Я увидел нашу роскошную лестницу, которая была в хорошем состоянии. После войны она была несравненно лучше, чем в 60-х годах. Потому что те люди, которые жили до войны и которым пришлось жить и умирать в этом доме во время войны, относились к нему иначе, чем то поколение, которое потом попало в эти коммунальные квартиры. Все любили этот дом. Потому что люди в нем знали друг друга. И вот та архитектура, которую даже нельзя назвать чистым северным модерном, потому что она сделана с некоторым акцентом на традиции мусульманской архитектуры - вот этот айван, выполненный в духе неоклассицизма. Я не искусствовед и не историк архитектуры, а практикующий архитектор. И я знаю, что этот дом просто хорошо нарисован и, главное, что толково сделан и с точки зрения инженерных коммуникаций, и качество строительно-подрядной организации тоже было очень высоким, потому что до начала 60-х годов, когда я уже был взрослый и был уже архитектором, я видел, что дом сохраняет свои качества, несмотря на 50 лет разрухи, которая прошла со дня его постройки. Дом на меня повлиял как на человека. Когда живешь в окружении архитектуры, когда живешь в интерьере хотя бы лестницы, а не коммунальной квартиры, когда даже в коммунальной квартире прекрасная финская аббовская плитка в ванной комнате сохранилась, когда ты входишь во двор, где стоят эти квадратно-круглые колонны, которые были своеобразным монументом в тот миг 10-х годов 20-го века для Петербурга, когда ты видишь эти качественные материалы и хорошо прорисованные фасады, с выпуклыми окнами, которые сохранились и после войны... На фасадах в полукруглых эркерах сохранились выпуклые стекла на окнах. Я такое стекло сделал в доме, который запроектировал на Малой Мичуринской улице. Это, наверное, воспоминания о моем доме, в котором я вырос. Поэтому он каким-то образом повлиял на мою профессию. Я до сих пор с удовольствием и с любовью занимаюсь архитектурой.

Ольга Писпанен: Дом эмира Бухарского по Каменноостровскому, 44-Б охраняется государством. Памятник архитектуры. Еще и памятник коммунальным ужасам. Образцово-показательный дом социального равенства, как говорили раньше в новостях. Здесь снимали советские фильмы о больших дружных семьях, здесь же снимали и предвыборный ролик губернатора Валентины Матвиенко, как она общается с наиболее обиженным электоратом. Говорят, после съемок всех жильцов угостили пирожными. Сюда на экстремальные экскурсии водят любознательных иностранцев. Вот, мол, в каком дворце мы живем. Иностранцы удивляются и не верят. Кто знает. Может, архитектор Степан Кречинский действительно предчувствовал судьбу, которая досталась этому роскошному дому восточного владыки на суровых берегах Невы?

Галина Зеленская: Этот дом становится в ряду остальных, о которых говорят, что они строились мертвыми людьми с пустой душой. Это определение, данное поэтами Серебряного века. Страшные стихи пишут про эти дома.

В мертвых громадах кирпичных,
Мокрых от вечных, от вечных дождей,
Много их, серых, безличных,
Смертью дышащих людей.

Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены