Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
28.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[01-05-99]

Поверх барьеров

Русский актер в Америке: Беседа с Борисом Лёскиным

Иван Толстой: Борис Лескин, много лет проработавший в Большом Драматическом Театре у Товстоногова, - о себе, о новом и старом ремесле. Последние 20 лет актер живет в Нью-Йорке. С ним беседует Эмма Орехова.

Борис Лескин: Я приехал в 80-м году в Америку. В один прекрасный день, во время спектакля, я работал в БДТ имени Горького, шел спектакль, как сейчас помню, "Тихий Дон", я поглядел на себя в зеркало в своей гримуборной, и мне стало так тоскливо вдруг. Я подумал: для чего я живу? Что я там делаю? Ну, еще одна роль, еще один спектакль. Я отклеил свои усы и решил, что надо уезжать.

Эмма Орехова: Вы были готовы проститься с актерской профессией, или вы были уверены, что вы сможете играть по-английски?

Борис Лескин: Я вам расскажу, что случилось. Я был готов расстаться с актерской профессией. Я проработал в БДТ 28 лет. Я приехал сюда, мне было уже достаточно много лет, мне было 57 лет. Меня даже не хотела "Наяна" посылать на курсы, потому что они мне сказали: "Что тебе учиться, когда ты уже старый, получай свой велфер". Но я решил иначе: что я что-то буду делать. Я стал искать работу. И нашел работу мессенджера. Это посыльный. Я работал в компании, которая называется "Уайт Маш Индастри". Они шили кофточки. Таксистом мне не пришлось работать, потому что так случилось, что первый и второй разы я завалил экзамен. Я сдал только с 3-го раза. И пока я получил этот лайсенз, подвернулась работа в театре "Круг в квадрате" на Бродвее.

Эмма Орехова: Это известный драматический театр.

Борис Лескин: Моя приятельница, балерина Наташа Макарова, позвонила мне и сказала: "Слушай, у меня там есть знакомый, который знает Теда Мена, художественного руководителя этого театра. Ему нужны преподаватели для школы. У них есть школа". И я пошел на интервью к этому Теду Мену. И, как ни странно, при всей моей убогости в английском языке, он меня взял. И я там проработал целый год. Потом я был опять безработный. Потом я начал рассылать резюме. Меня пригласили поставить спектакль в Американской Академии Драматического Искусства. Я там начал ставить спектакль. Пьеса была "Сумасшедшая", в которой когда-то играла Барбара Страйзенд. Я поставил этот спектакль, на генеральную репетицию пришел директор школы, посмотрел, ему не понравилось, и меня выгнали. После этого я совершенно расстроился. Ну, что ж, думаю, надо водить такси. Я уже собрался водить такси, как вдруг получилось, что с Соней Мур я стал общаться.

Эмма Орехова: Соня Мур - это бывшая эмигрантка, которая здесь организовала школу?

Борис Лескин: "Центр Станиславского" - называлась эта школа. Это без всяких бенефитов, это маленькие деньги. Я все равно согласился у нее работать. Может, я сделал и неправильно, но сейчас уже нечего об этом говорить. Я стал у нее работать, и только я начал у нее работать, опять счастливый случай мне улыбнулся. Такой знаменитый кинорежиссер Джон Шлезингер, который снимал очень много, в то время, интересных картин, таких, как "Полуночный ковбой", "Санди Блади Санди", он делал картину о двух американских шпионах, которые продавали секреты. И он проводил пробы. Я попал на эту пробу. Я не был ни членом союза, ничего. Просто попал на эту пробу. И мне повезло. Он меня взял на эту роль. С моим убогим английским. Эта роль - посол. Русский посол в Мексике. Русского я играл, но там надо было говорить по-английски. Там были заняты и Шон Пенн, и Тимоти Хаттен. В общем, мы пробыли два месяца в Мексике и сделали этот фильм. Он назывался "Снеговик и ястреб". И я имел хорошую прессу. Храню ее до сих пор. В журнале "Ярмарка тщеславия", "Вилледж Войс", "Нью-Йорк Таймс". И, к тому времени, у меня уже появилась американская жена, вот эта Келли, которая тоже ездила со мной в Мексику. И мы с ней роль прорабатывали. Она мне помогала и в произношении, и во всем.

Эмма Орехова: А какая разница между русской женщиной и американской?

Борис Лескин: Большая разница. Во-первых, более обособленная, более независимая, хотя она меня любит, я так думаю, заботится обо мне, думает обо мне. Но вот такого, как русские бабы растворяются, вот этого нет. Плохо готовит.

Эмма Орехова: Как же вы выходите из положения?

Борис Лескин: Я сам. До этого не умел. Но иногда она готовит тоже ничего. Но все делается: вот у нас тут на кухне, всякие машины: и у нее есть целая груда рецептов. Знаете, как русские готовят? Так, на глазок. А она нет. Это все вешается, меряется и, в результате, все это подгорает или выкипает. Но иногда получается ничего.

Эмма Орехова: А вот возникает какая-то душевная близость? Потому что многие жалуются, что у американских женщин, по сравнению с российскими женщинами, не хватает тепла какого-то.

Борис Лескин: Хватает. Важно, чтобы тебя понимали. Чтобы тебя любили. И тогда возникает. Потому что без любви, без понимания, это не возникает даже у русских. Но еще должен сказать, что она ирландка. А ирландцы очень похожи на русских. Не только потому, что они большие выпивохи. Она очень любит выпивать. И к тому же, она очень добрый человек. А ирландцы, они очень похожи на русских. У них тоже есть такая широта, отдача, доброта.

Эмма Орехова: Давайте поговорим еще о ваших съемках здесь и о вашей работе здесь. В чем разница? Вы снимались и в России тоже, и работали в театре. Вот в работе с режиссером, с актерами, в чем разница?

Борис Лескин: Принцип в кино. В России ты, актер, играешь для камеры. Здесь - наоборот. Играй - тебя снимут. Там наши обычно говорят: "Ты подворуй немножко, подворуй". А здесь - нет. Во-первых, начинается с того, что как только утверждают тебя на какую-то приличную роль, как ни странно, тебя отправляют к доктору. Осмотреть здоровье. Мне надо было ехать в Лос-Анджелес, я пошел к доктору, проверил все. Здоров. О кей. Дальше начинается другое. Костюм, предположим. Как там, на Ленфильме, на Мосфильме? А, давай то, давай это. А тут? Ты стоишь, тебя одевают, раздевают. Тут же 10 человек тебя фотографируют. Все это показывают режиссеру. Прибегают обратно. Все не годится. Снова раздевают, опять одевают. Как только ты утверждаешься на роль, у тебя появляется дублер. Человек твоего рота, похожий на тебя, одетый в такой же точно костюм. И вся предварительная работа - свет, репетиция с камерой, все без тебя. Ты отдыхаешь. Когда все готово - свет, камера, сцена разведена с дублерами - приходят артисты. Начинается репетиция. Без света. По тем маркам, по тем точкам, которые отметили дублеры. Когда мы срепетировали все, дается свет, репетиция со светом. И опять отдыхаем. Когда мы срепетировали со светом и камерамен: Кстати, интересная деталь: В России, оператор главный сам снимает. Тут главный оператор не снимает. Тут снимает ассистент, а главный оператор, он только ставит свет и решает, как снимать сцену. Он только ходит вокруг - вот тут будет так, тут так. Потом, здесь очень много съемок: вот такой пояс, штанга такая. И камера все время двигается. Все время бегают. Оператор бегает с камерой.

Эмма Орехова: Одна камера снимает, или несколько?

Борис Лескин: О, нет. Когда сложная сцена, например: У меня были сцены, когда я выбрасываю дублера из машины, снимают с трех-четырех камер. Была такая картина, с Робином Вильямсом "Кадиллак Мен". Я там играл русского покупателя. А жену мою играла некогда знаменитая польская актриса Чижевска. И вот там у нас была сцена, когда нас забирали в плен, и мы оттуда убегали, мотоцикл прорывался через стекло в салон. И там снимали несколько камер: с крыши, непосредственно с рук и камера сбоку. Отовсюду. Они пленку не экономят. И еще. Вот я помню, что в России 10 дублей, 8 дублей, 5 дублей - это минимум. Здесь такого нет потому, что около камеры стоит телевизионная камера, которая тебя снимает параллельно с кинокамерой. И режиссер даже не сидит около камеры, а он смотрит в этот маленький телевизор. Поэтому у него есть возможность не делать 10 дублей, а 2 или 3, иногда 4.

Эмма Орехова: То есть, это не так изматывает?

Борис Лескин: Нет, тут очень заботятся о состоянии артиста. Его так не гоняют: "Не встань под свет, жди, пока на тебя направят свет, жди, пока на тебя камера срепетируется". Нет, это обязательно должен делать дублер. У всех артистов, у которых мало-мальски приличные роли, даже если несколько слов, есть дублер. У меня была маленькая роль в фильме "Люди в черном". Я там играл повара. Там было у меня 3 или 4 фразы. У меня был дублер. Такой же, одетый в белый колпак, человек, на которого ставили свет. А потом я пришел, срепетировал и сказал свои фразы. У меня было полтора съемочных дня всего.

Эмма Орехова: А работа с режиссером?

Борис Лескин: Режиссеры здесь каждый по-разному. Вот у меня был такой опыт большой. Первый опыт с Джоном Шлезингером. Он работает интересно. Вначале, до съемок, он ставит почти весь фильм, кроме огромных сцен, как спектакль. Он нас всех вызвал в Лос-Анджелес, и мы 2 недели просто делали спектакль. Собрал всех актеров, человек 40 или 50, и просто делал спектакль. Вначале. А потом, когда мы уже приехали в Мексику, сцены были срепетированы. Конечно, за исключением всяких проездов, драк, где нужно было использовать массовые сцены. А все диалоги и небольшие сцены, все были срепетированы. Такой австралийский режиссер Питер Йейтс, он вообще ничего не репетирует. Он просто входит: "Вот давай, хорошо, хорошо, ты иди сюда, ты сюда". Никаких замечаний не делает. Как-то совсем не профессионально. Хотя картина получилась. "Хаус ин зе Кэрол стрит", довольно была популярная картина.

Эмма Орехова: А они работают над психологической разработкой образа?

Борис Лескин: Не все. Очень интересно работал покойник, я его очень любил, Луи Маль. Во-первых, он сам снимал, как оператор. У него на плече камера. Он срежиссирует, а потом сам снимает. Потому что он был когда-то оператором у Жака Кусто. Он замечательный оператор. Но он стал режиссером, он сделал много интересных картин. Он сам снимает.

Эмма Орехова: А как Америка вас изменила, и изменила ли?

Борис Лескин: Я думаю, что изменила. У меня стали другие интересы, другой взгляд на жизнь, если хотите. Пропало критиканство, которым все мы занимались.

Эмма Орехова: То есть, появилась терпимость?

Борис Лескин: Терпимость какая-то появилась. Многое открылось из того, что было скрыто какой-то тайной, какими-то недоговорками. А теперь все тайное стало явным. Вот это имеет огромное значение. В общем, свобода имеет свои, какие-то положительные качества, как выяснилось.

Эмма Орехова: То есть вы благодарный судьбе?

Борис Лескин: Я благодарен судьбе, во-первых, что, в общем-то, я, уже не молодой человек, что я до сих пор еще работоспособен, что мне кажется, что я что-то еще буду делать. Я, во всяком случае, надеюсь что-то сыграть.

Эмма Орехова: Есть какие-то наметки на то, что будете делать?

Борис Лескин: К сожалению, нет. Это все от случая к случаю. Вот раздается этот счастливый звонок от менеджера, его зовут Френсис. Он говорит адрес, говорит, когда и куда, и говорит заезжать, взять сайдес. А сайдес - это листочки. Я с радостью еду. Начинаю читать. Первое впечатление, что я мало понимаю, что происходит, потом постепенно я понимаю, я начинаю учить. Почти всегда это очень скоропалительно, то, что нужно выучить. Быстро.

Эмма Орехова: Вам даже надо выучить этот текст?

Борис Лескин: Обязательно, что же читать? Если я еще читать буду, это совсем будет кошмар. Хватит того, что вылезает мой страшный акцент. И это уж отпугивает. Я на пенсии, потому что мне уже много лет. Я получаю пенсию соушл секьюрити, и мне платит мой профсоюз гильдии актеров пенсию. И оттого, сколько я зарабатываю, пенсия моя увеличивается.

Эмма Орехова: Если бы сейчас уже не снимались, вам бы хватало?

Борис Лескин: Мне бы хватало на жизнь, но не хватало бы на всякие поездки. Я люблю трудиться. У меня загородный дом. Видите, я восстанавливаю мебель.

Эмма Орехова: Это вы здесь научились?

Борис Лескин: Да. Вот так, сидя на даче. Я люблю взять какую-то старую мебель. Вот это, видите, я нашел в церкви. Этому столу 200 с лишним лет. Я его восстановил. Я люблю ковыряться в грядке, сажать помидоры, выращивать всякие вишни, у меня есть вишневый сад.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены