Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Киндертранспорт. Операция по спасению детейАвтор программы Марина ЕфимоваВедущий Иван Толстой Марина Ефимова: Недавно в Америке появился документальный фильм, а за ним и книга "В чужие руки" - о спасении еврейских детей из Германии и Австрии накануне Второй мировой войны. Детей вывозили оттуда с декабря 1938 года по август 1939-го на спецпоездах, получивших название Киндертранспорт. И книга, и фильм созданы в Америке авторами-американцами Дебре Оппенгеймом и Марком Харрисом, несмотря на то или, может быть, именно потому, что США в операции спасения участия не принимали. Точнее - отказались от участия. Но сейчас многие бывшие пассажиры Киндертранспорта и даже один из его инициаторов живут именно в Америке. Некоторые из них приняли участие в создании фильма и в нашей передачи. Голос пожилой женщины: Мне все еще иногда снятся сны об этом. Всегда одинаковые. Я не знаю, сколько мне лет, я дома с родителями, и мы делаем что-то абсолютно бытовое и нормальное. И я сразу просыпаюсь и плачу, хоть я уже старуха. Марина Ефимова: В январе 1933 года Гитлер стал канцлером Германии. И первыми евреями, пострадавшими от новой власти, были дети. Призыв к бойкоту еврейских бизнесов в 33-м, объявление евреев гражданами второго сорта в 35-м и другие меры, ущемляющие их права, прежде всего осуществились в школах, на детских площадках, в бассейнах, на катках, в городских парках. Голос пожилого мужчины: Школа стала для меня пыткой. Однажды на меня налетело человек семь подростков. Они обозвали меня еврейским выродком, избили и бросили в окно какого-то сарая. Я страшно порезался, пришлось накладывать швы. Я до сих пор помню тот постоянный страх, в котором я жил. Марина Ефимова: Избитых детей немецкий врач мог не принять. Поэтому только врачи-евреи вправляли детям вывихнутые руки, зашивали порезы, вырезали отбитые селезенки. Еврейские общины наспех создали специальные не религиозные еврейские школы, чтобы избавить детей от опасности. Те, кто продолжал ходить в немецкие школы, оказывались в полной изоляции. Голос пожилой женщины: У меня было много друзей, и мама всегда старалась устраивать для меня многолюдные дни рождения. В 38-м она особенно старалась все устроить празднично, и никто не пришел, ни один человек. Это был первый сильный удар для меня. Первый раз, когда я осознала, что что-то отделило меня от всех других детей. Марина Ефимова: В марте 1938 года, накануне проведения референдума в Австрии, Гитлер ввел туда войска. В результате этого присоединения, получившего название аншлюса, новые немецкие законы распространились и на 185 000 австрийских евреев. Рассказывает Лора Сигал. Лора Сигал: Среди взрослых разговоры были только о том, как уехать из Вены. Позже меня часто спрашивали: почему вы не уехали? Потому что это была почти невозможно. Во-первых, требовалось письменное подтверждение от спонсора в той стране, куда вы собирались ехать. И въездная виза от правительства. Затем, вы должны были получить разрешение на выезд от нацистской администрации. На сбор документов давали такое время, за которое было почти невозможно все собрать. Выбор стран был между Аргентиной, Парагваем, Уругваем, Венесуэлой, Шанхаем, Кубой и Доминиканской республикой. Я помню поход с отцом в американское консульство. Очередь была на длину полутора улиц. Поднималась по улице, тянулась по коридору. Я попала в США в мае 1951 года. Через 13 лет после того, как мы подали документы. Марина Ефимова: В октябре 1938 Гитлер начал депортацию евреев польского происхождения в Польшу. 7 ноября парижский студент-еврей Гершель Гринспен, чьих родителей депортировали, а имущество конфисковали, вошел в немецкое посольство в Париже и застрелил первого попавшегося немецкого чиновника - Эрнста Рата. Гитлер получил замечательный, прямо-таки рекламный повод. И 9 ноября 1938 года по всей Германии и Австрии нацисты провели операцию отмщения, получившую в истории название "Кристалл нахт". Или, как ее называют в США, "Ночь разбитых стекол". Женский голос: Мы проснулись среди ночи от страшного стука в дверь. Там стояли два нациста в форме, которые сказали, что мы арестованы. Помню, что нас согнали на ближайшую площадь и что было страшно холодно. Вся площадь была заполнена еврейскими семьями. Одних я знала, других нет. Кого-то нацисты избивали. Женщины плакали. Но ярче всего я запомнила, как били раввина нашей синагоги, потому что нацисты прыгали на его теле. Так, как мы прыгали в школе на гимнастических матах. Марина Ефимова: В эту ночь было разрушено и разграблено семь с половиной тысяч еврейских бизнесов, сожжено тысяча синагог и тридцать тысяч мужчин и подростков согнаны в концлагеря, откуда семьи должны были их выкупать. Убито было всего 90 человек. В том числе отец 13-тилетней тогда Урсулы Розенфельд. Урсула Розенфельд: Моя школа была как раз напротив синагоги, и все дети собрались смотреть, как она горит. И я с ними. И вдруг кто-то сказал: эй, смотрите, это еврейка, давайте ее тоже подожжем. Не помню, как я добежала до дому. Мать ждала меня в полном отчаянии. Отца арестовали. Мой отец был очень независимый и открытый человек. Когда арестованных привезли в Бухенвальд, там у стариков начали отнимать часы и браслеты, заставили снять шнурки с ботинок. И он запротестовал. Тогда его на глазах у других забили насмерть. Для острастки остальных. Позже, нам предложили выкупить урну с его прахом, и мы похоронили его. Но мама не была уверена, что это был именно его прах. Марина Ефимова: Еще в июле 1938 года, вскоре после аншлюса, американский президент Франклин Рузвельт собрал во Франции представителей 32 стран на международную конференцию с призывом увеличить эмигрантские квоты, чтобы помочь беглецам из Германии и Австрии. Ни одно правительство не согласилось на сколько-нибудь значительные меры. В Англии царили миротворческие настроения. В первых числах октября премьер-министр Чемберлен привез в Англию договор с Гитлером - мюнхенское соглашение - и возвестил мир под одобрительные аплодисменты британской элиты. Однако в Англии не все верили в возможность мира с Гитлером. Диктор: Николас Уинтон был лондонским биржевым маклером. Но каждую зиму он присоединялся к своему другу, известному в Лондоне учителю Мартину Блэйку, который набирал группу мальчиков из бедных семей и вез их на курорт в Швейцарию. Они с Уинтоном учили детей кататься на горных лыжах и вообще старались устроить им веселые рождественские каникулы. Зимой 38-го он получил неожиданную записку от Мартина: "Не успел с тобой повидаться, срочно еду в Прагу. Отменил швейцарские каникулы. Прошу тебя присоединиться ко мне немедленно. Место встречи - Прага, отель Шробек". В Праге их встретила Дарин Варинер - сотрудник английского эмиграционного агентства, на чьей ответственности лежала судьба детей-эмигрантов. Дарин и была тем человеком, который открыл глаза двум молодым энтузиастам. Вернувшись в Лондон, Уинтон и Блейк составили докладную записку для управления по делам эмиграции. Марина Ефимова: Кристал нахт произвела шок в общественном мнении Запада. Уже 15 ноября Чемберлен принял у себя делегацию, возглавляемую лордом Берстадом и лондонским раввином доктором Херцем. Они заверили премьер-министра, что если Англия согласиться принять из Германии детей и подростков до 18 лет, без взрослых, которые угрожают англичанам занять их рабочие места, то еврейская община готова оплатить их переправку. На следующий же день план обсуждался в кабинете министров, а через 2 недели началось практическое проведение в жизнь операции Киндертранспорт. Одним из ее главных исполнителей с английской стороны стал биржевой маклер Николас Уинтон. Николас Уинтон: Я съездил в Германию, чтобы понять что там происходит и, вернувшись, доложил в Нижней Палате, что положение еще хуже, чем мы думали. Сколько детей вы согласны принять? И мне сказали: в виду того, что там происходит, везите, сколько можете. На переправку каждого ребенка нужно было достать 50 фунтов стерлингов. По нынешним ценам это 1000 фунтов. Большие деньги. Тем не менее, с деньгами особых проблем не было. Труднее было найти семьи, которые согласились бы взять к себе подростков. Для них пришлось наспех организовать колонии. Я попытался вовлечь Америку, отослал письма большинству сенаторов, получил массу ответов с выражением озабоченности и сочувствия и с целым списком причин, почему они ничего не могут сделать. Марина Ефимова: Чем это можно объяснить? В нашей передаче участвует президент ассоциации Киндертранспорт Курт Голдерберг. Курт Голдерберг: На рассмотрение американского Конгресса был представлен план по расширению иммиграционной квоты для принятия 20 000 детей из Германии и стран Восточной Европы, которых родители хотят спасти от нацизма. Этот план представил Роберт Вагнер, сенатор от штата Нью-Йорк, но план Вагнера отвергли прямо в комиссии, которая его рассматривала. То есть он даже не дошел до слушания в Конгрессе. Официально причина отказа была в том, что это негуманно - отрывать детей от родителей. Марина Ефимова: А кто-нибудь из американцев, просто в частном порядке, брал в это время детей из Германии? Курт Голдерберг: Да, на индивидуальном уровне такие случаи были. В основном детей брали родственники или друзья родителей. По некоторым подсчетам так попало в Америку около 1000 детей. А главное, не забудьте, что многие прибыли сюда просто по иммигрантским квотам, которые тогда были немалые. Отказ от Киндертранспорта был просто отказом расширить эти квоты. Так что перед войной многие еврейские семьи оказались здесь просто как беженцы в соответствии с американскими законами об иммиграции. Но американцы не организовали срочную эвакуацию детей по инициативе правительства, как это было сделано в Англии. Англия была единственной страной, которая взяла на себя эту ношу. Марина Ефимова: Сколько стоило родителям отправить ребенка в Англию? Курт Голдерберг: Ничего. За все платили англичане. На каждого ребенка они должны были собрать по 50 фунтов стерлингов. Марина Ефимова: Особенно сложно было организовать все с немецкой стороны, где общественная работа замерла и каждый спасался как мог. К счастью, нацистская администрация был заинтересована в том, чтобы как можно больше евреев покинуло страну и не ставило палки в колеса. В Берлине добровольческий комитет по вывозу детей возглавил Норберт Уолхейм. Норберт Уолхейм: Главный администратор нашей общины Отто Херш позвал меня и сказал: британцы в шоке от случившегося и готовы принять детей. У нас есть офис, есть несколько волонтеров, но без всякого опыта организации таких массовых и срочных эвакуаций. Сделайте, что можете. Марина Ефимова: В обеих странах, комитеты, состоявшие из добровольцев, работали круглосуточно. 25 ноября Би-Би-Си обратилась в населению Англии с просьбой принять в свои семьи еврейских детей из Германии. После этой передачи каждый день в комитет поступало примерно по 500 предложений. В Германии и Австрии сотрудники Уолхейма составляли списки тех, кто нуждался в срочной отправке. Подростки, которые или сидели в концлагерях, или находились на грани ареста, сироты и дети польских и чешских евреев, которым угрожали депортацией. Одним из них был 14-ти летний Александр Гордон. Александр Гордон: По всей Германии начали арестовывать польских евреев и моя мать была депортирована. Отец умер за пять лет до этого, когда мне было 9. Так что я попал в детский дом для еврейских детей. Однажды, наш директор позвал меня и сказал: еврейских подростков принимают в Англии. Иди зарегистрируйся, а то пропадешь здесь. И я пошел. Англия - так Англия, мне было все равно. Марина Ефимова: Урсулу Розенфельд спасла гибель отца, которого забили насмерть в Бухенвальде. Они с сестрой попали в Киндертранспорт как сироты. Совсем другим путем попал туда 13-тилетний Джек Хэлман. Джек Хэлман: Моя бар-мицва прошла через месяц после Кристалл нахт на чердаке. Отца на ней не было, он все еще сидел в концлагере. Я ходил в еврейскую школу. В конце ноября наша директриса написала письмо в Англию барону Джеймсу Ротшильду, прося его спасти ее школу: 24 мальчика, она с мужем и две ее дочери. В январе 39-го он ответил согласием. Марина Ефимова: Детям, которые были приняты в Киндертранспорт, давали на сборы 4 дня. С собой можно было взять один небольшой чемодан, сумочку через плечо и ничтожную сумму денег. Вспоминает 93-хлетняя Франзи Гроссман. Тогда - 29 летняя мать. Франзи Гроссман: Мой муж считал, что девочку нужно отправить в Англию, а я не могла себе представить как это мы отправим 9-ти летнюю дочь одну в чужую страну. Но он даже не слушал меня. Он просто сам делал все, что было нужно. В конце концов, я каким-то инстинктом почувствовала, что он прав. Но боль была невозможной, не описать. Марина Ефимова: Вспоминает Хэйди Эпштейн. Хэйди Эпштейн: За несколько дней до отъезда я обвинила родителей в том, что они хотят от меня избавиться. Я знаю, что я подкидыш, вы меня удочерили, а теперь я вам надоела. Могу себе представить, какую боль я им причинила. Марина Ефимова: Рассказывает Лора Сигал. Лора Сигал: В последний вечер все родственники собрались проститься со мной. И одна из тетушек была в ярости на моих родителей за то, что они меня устроили на Киндертранспорт, а ее близнецов нет. Гнев и паника царили в нашем дому в тот вечер. И тогда мой отец поставил меня перед собой и сказал: когда ты приедешь в Англию, проси всех англичан, с которыми ты встретишься, помочь тебе вытянуть отсюда нас с мамой, дедушку с бабушкой и двойняшек. Вскоре передо мной был список тех, кого я, десятилетняя, обещала спасти от Гитлера. Марина Ефимова: Все родители перед самым отправлением поезда твердили детям: одно из двух: или нацистский режим вот-вот рухнет и вы вернетесь обратно, или мы приедем вслед за вами. Очень скоро мы все будем вместе. Это была, как говориться, ложь во спасение, как еще можно было уговорить маленького ребенка сесть одного в поезд? Но после нескольких первых отправок, родителям запретили прощаться на платформе, потому что они рыдали и падали в обморок, и нацистская администрация не хотела, чтобы публика это видела. Лора Канн, тогда 14-ти летняя, была единственным ребенком в семье. Она рассказывает. Лора Канн: Мой отец обожал меня. Не было у меня такого каприза, который бы он не выполнил. Мама страшно сердилась, но отец говорил: Попели у меня одна, она моя радость и гордость, все для нее сделаю. Марина Ефимова: В последние дни перед отправкой отец Лоры совершенно потерял лицо. Лора Канн: Отец каждый день повторял: Попели, я не хочу, чтобы ты ехала. Не я хочу, чтобы ты ехала, потому что это лучше для тебя. На платформе, когда я уже была в поезде, он открыл окно вагона и все время держал меня за руку. И я видела, что его лицо становится все отчаяннее и отчаяннее. Он так страшно побледнел, что я боялась за него. И маме с каждой минутой становилось все хуже и хуже. И я не могла дождаться отхода поезда. Потому что я не хотела запомнить их такими. И вот уже дежурный по станции дал сигнал, и поезд тронулся, а отец все не отпускал мою руку. Я пыталась отнять руку, а он бормотал: еще немножко, Попели, еще немножко. И вдруг он со страшной силой дернул меня за руку и вытащил из окна на платформу. Я упала, я могла упасть между поездом и платформой, но упала на платформу, разбила колени. Я была вне себя, а отец был на седьмом небе. Его Попели осталась с ним. Марина Ефимова: Вспоминает Инга Садом, которая, в отличие от ее брата и сестры, не попала в Киндертранспорт. Инга Садом: Когда поезд отошел и моя сестра и брат уехали, все родители плакали, и я страшно боялась, что моя мама тоже будет плакать. Она была очень сильным человеком, и мне казалось, что все плачут просто потому, что слезливы, но если моя мама заплачет, это будет означать нечто трагическое. Поэтому я все время повторяла: не плачь, не плачь, ты ведь не будешь плакать? И она не заплакала. Марина Ефимова: Франзи Гроссман? Франзи Гроссман: Все произошло в минуту. Чемодан забрали, ребенка увели. Все дети исчезли с платформы. Только пустота. Мы повернулись и пошли домой. За всю дорогу не сказали не слова. Марина Ефимова: Норберт Уолхейм сам сопровождал первые поезда. Условия были такими: сопровождающий не должен был быть родителем одного из детей в поезде и он непременно должен вернуться в Берлин. Если хоть один взрослый останется в Англии - англичане грозились отменить Киндертранспорт. Своего ребенка Уолхейм отправить в Англию не мог - тот был еще слишком мал. В Киндертранспорт принимали только с 2-х лет. Норберт Уолхейм: Все дети считали, что они скоро увидят своих родителей, даже старшие, подростки, надеялись по молодости лет. Даже я не мог тогда представить себе, что через полтора года с этого же вокзала поезда с их родителями будут отправляться в другом направлении. На гитлеровские бойни. Марина Ефимова: В Англии Би-би-си старалась сделать прибытие детей достоянием широкой гласности. Поэтому репортажи велись прямо с места прибытия. С вокзала в Ливерпуле. В английской таможне проблем с детьми не было, кроме одного единственного случая. О нем - Норберт Уолхейм. Норберт Уолхейм: Я дважды сопровождал эти поезда. На одном ехал маленький мальчик со скрипкой. И вдруг на таможне они мне сказали, что не могут пропустить скрипку, потому что она очень дорогая. Но мальчик не собирается ее продавать, - сказал я. Среди этих детей большинство училось музыке, это просто его инструмент. Тогда они сказали: пусть он что-нибудь сыграет. И мальчик заиграл. Это был английский гимн Боже, храни короля. Я спросил таможенников, убедил ли их мальчик. И они сказали: да. Так что он остался со своей скрипкой. Марина Ефимова: Большинство детей сначала отправляли в распределительные лагеря на восточном побережье Англии в Доверкорте. Но многих разбирали сразу на вокзале. Вспоминает Урсула Розенфельд. Урсула Розенфельд: В Ливерпуле всех детей разобрали, кроме меня. Я сидела на платформе, на своем чемодане совершенно одна. Наверное, час. И, наконец, ко мне подошла пара. И переводчик сказал, что я буду жить у них. Они не знали ни слова по-немецки, я - ни слова по-английски. Но мама учила меня, что в Англии я должна быть благодарна всем и за все. Поэтому, когда мы приехали в их дом, я, перед тем как лечь в постель, обняла женщину, которая меня приютила. Но она отшатнулась и покачала головой. Don't be Sissy - сказала она. Это слово - маменькина дочка - засело у меня в памяти. Марина Ефимова: В лагерь Доверкорт каждое воскресенье приезжали английские семьи - еврейские и нееврейские. На смотрины. Старшие подростки прозвали это "торговлей живностью". Смотрины проходили обычно во время обеда. Все дети улыбались и старались понравиться, но выбирали обычно голубоглазых, белокурых маленьких мальчиков и девочек. Вспоминает Берта Ливертон. Берта Ливертон: Моего брата выбрали первым составить компанию мальчику в Ковентри. Поэтому я была счастлива, когда меня пригласили поселиться в семье тоже в Ковентри. Только я не поняла, что меня берут в качестве домашней прислуги. К этому я была не готова и наотрез отказалась надевать форму. Но я согласилась одеться скромнее, потому что мои платья были гораздо лучше хозяйских. Культурный шок был сильнейшим. Марина Ефимова: Девочек-подростков часто брали к себе простые семьи, которые рассчитывали иметь бесплатную служанку. Они, конечно, не представляли себе, что имеют дело с детьми из богатых и культурных семей, которых учили музыке, языкам и которые дома часто сами имели прислугу. Лорейн Алард взяли в ортодоксальную еврейскую семью в расчете выдать ее в будущем замуж за сына. Но были и другие случаи. Курта Фушеля, например, приемная семья растила, как своего второго сына. Курт Фушель: Уроки английского мне давал старый немец, который жил в конце нашей улицы. Почему-то мне казалось, что он нацист, и я боялся его, как огня. Поэтому я выучил английский язык с невероятной быстротой, настолько, что через полтора месяца я написал письмо родителям по-английски. Я написал, что больше никогда не буду разговаривать по-немецки. Так и случилось: я забыл немецкий навсегда. Марина Ефимова: Часто детей ожидали и приятные неожиданности. Джек Хэлман вместе со своей маленькой школой переехал из Франкфурта под Лондон в имение барона Джеймса Ротшильда. Джек Хэлман: Летнее имение Ротшильда было как мечта, как ожившая картинка из детской книжки. Мы жили в просторном доме для прислуги. 36 детей. И на переменах играли в футбол на лужайке. Скоро к нам присоединились местные деревенские мальчики. Когда настало время обеда, один из них, уходя, сказал: "Пока! Завтра увидимся". В страшном возбуждении я прибежал в дом и сказал воспитательнице: "Один мальчик, не еврей, хочет завтра снова со мной увидеться". Марина Ефимова: Еврейским и благотворительным организациям было не до того, чтобы следить за культурным уровнем приемных родителей и даже за их религиозностью. К лету 39 года в Англии начали истощаться фонды. 25 детей взял на свое обеспечение лорд Сейнсберри. 50 - христианская организация Криста Дельфинианз. Николас Уинтон даже добился того, чтобы 100 детей взяла на себя Барбиконская миссия, имеющая своей единственной целью обращать всех в христианскую веру. Причем, именно эти 100 детей были из семей ортодоксальных евреев. Но Уинтон занимался только одним родом спасения - спасением жизни. Норберт Уолхейм: В общем, я думаю, ситуация с детьми была удовлетворительной. Конечно, были и обиды, и культурный шок, и случаи эксплуатации детей. Это не было предприятие со стопроцентным успехом, но к концу войны они все были живы. Марина Ефимова: В августе 1939 года деньги кончились. Сотни детей, которые уже буквально ждали поезда в Берлине и Вене, не смогли уехать. Киндертранспорт прекратил переправку детей. Но зато сами дети, которые уже были в Англии, иногда совершали чудеса преданности своим семьям. 15-летняя Берта Левертон умолила своих хозяев дядю Билли и тетю Виру выписать в Англию ее сестру Ингу, соврав, что она такая же темноволосая, как и сама Берта. Дело в том, что хозяин не выносил рыжих, а Инга была рыжей, как огонь. Лорейн Аллард было 14 лет. Лорейн Аллард: Моей главной проблемой было вызволить родителей. Пути было два: найти гаранта, что было невозможно для меня, или найти им работу. Я искала большие красивые дома и стучалась в дверь. На своем плохом английском я объясняла, что моим родителям нужна помощь, иначе их убьют в Германии. Моя мама повар, - говорила я, - мой папа садовник. Иногда, когда мне открывали дверь, я вдруг начинала плакать и ничего не могла сказать. Иногда они не понимали, что я говорю. И все-таки одного человека я нашла. Это было как сбывшаяся мечта. Марина Ефимова: Единственной ценностью, которую хранила 14-тилетняя Лорейн Алард, были письма ее родителей. "Дорогая, любимая Лу, моя сладенькая! Ты такая умница. Описываешь все детали своей жизни, которые нам так важны. Мы с папой перечитываем каждую строчку, а смешные места читаем вслух". И вот теперь Лорейн сама вызволит родителей из Германии. Она как раз писала им об этом подробное письмо, когда по радио объявили о начале войны с Германией. На дворе было 3 сентября 1939 года. Лорейн Алард: Все, на что я надеялась, рухнуло в один день. Переписка прекратилась, надежда погасла. Я плакала не днями, не неделями. Я плакала годами. Марина Ефимова: Многие дети, особенно те, что были постарше после объявления войны стали дичиться своих приемных родителей и хозяев, жизнь у которых они раньше воспринимали только как временное явление. На том месте, где раньше им представлялось их будущее, образовалась пустота. Рассказывает Роберт Шугар. Роберт Шугар: На какое-то время я стал абсолютно бесчувственным существом. Ничто меня не ранило, я потерял все эмоции, я стал как гвоздь, и этот сердечный наркоз, как мне кажется, помог мне пережить военные годы. Я попал в школу, про которую все предупреждали меня, что там учатся снобы. В первый же день ко мне подошел мальчик и спросил: "Ты кто?". Я, ни слова не говоря, сбил его с ног. Марина Ефимова: Лори Сигал нашла этому детскому поведению очень, по-моему, точную аналогию. Лора Сигал: Мне пришла в голову такая аналогия. Каждый из нас когда-нибудь находил в лесу птицу с подбитым крылом. Мы брали ее в руки, мы хотели ей помочь и ожидали, что она проявит благодарность и будет тихо сидеть, как паинька. Но птичка начинала биться в руках. Ей нужна была помощь, но она стремилась только к одному - вырваться от тебя. Я думаю, мы были таким вот птицами. Марина Ефимова: Дети, оставшиеся без родителей, должны были привыкнуть жить без любви. Рассказывает Инга Садам. Инга Садам: Я знаю, что должна испытывать только благодарность, но не могу. Каждый раз, когда начинались обстрелы, мы отправлялись в деревню, где пережидали до конца дня в доме знакомых дяди Билли. Но однажды эти знакомые сказали, что они не хотят видеть у себя немецких детей. И наши хозяева стали уезжать в деревню одни. Однажды ночью завыли сирены и началось то, что потом получило название Ковентри блиц. Снаряд задел и наш дом. Верхний этаж был разрушен, дом горел. Но мы успели выскочить. На следующее утро, когда тетя Вира и дядя Билли вернулись и увидели дом, они думали, что мы погибли. Они побежали к соседям и там увидели, что мы сидим и пьем чай. И тетя Вира заплакала от пережитого за нас страха. Все-таки у нее было сердце. Марина Ефимова: В июне 1940 года английское правительство решило интернировать всех граждан вражеских стран, проживающих на территории Англии. Опасались саботажа. 27 тысяч человек было вывезено в лагеря на острове Мен. Среди них - тысяча подростков из Киндертранспорта. 6 тысяч интернировали в Канаду и Австралию. Среди них - 400 киндер, в том числе 18-тилений Александр Гордон, чью мать нацисты до того депортировали в Польшу. Англичане отправили Гордона с остальными интернированными в Канаду на грузовом судне "Дунеро". Александр Гордон: Внезапно корабль встряхнуло, свет погас и мы поняли, что нас обстреливают. Все бросились к трапам, но мне стало ясно, что нам не выбраться - мы были слишком глубоко внизу. Я повернул обратно. Как потом оказалось, это была торпеда, которая по счастью только задела нас. После этого корабль изменил направление с западного на южное и пошел к Австралии. Два месяца мы голодали и жили, как свиньи. Я никогда не забуду первую кормежку в Австралии. Сэндвич с сыром, банан, яблоко, апельсин. Это была лучшая еда в моей жизни. Марина Ефимова: Через два года, когда общественное мнение в Англии восстало против политики интернирования, немецким евреям разрешили вступать в английскую армию. И Александр Гордон стал британским солдатом, как и Урсула Розенфельд. Урсула Розенфельд: Когда мне исполнилось 18, я поступила в армию. Дело было не только в том, что я хотела сделать что-то для Англии, которая меня удочерила, но и потому, что наконец-то в армии я попала в атмосферу полного равенства. Я была, как все. В Линкольне я не жила, а перемогалась до следующего дня, и до следующего, и до следующего. Марина Ефимова: Начиная с 1942 года многие подростки из Киндертранспорта, достигшие 18 лет приняли участие в войне. Поначалу в стройбатах или в качестве переводчиков, позже в специально сформированных, так называемых отрядах антифашистов. Вместе с англичанами они три года сражались и в Африке, и в Нормандии. Из детей Киндертранспорта мало кто погиб и почти никто не заболел, ни физически, ни психически, - пишут в своей книге Оппенгеймер и Харрис. Но они все были так или иначе душевно поранены. И те немногие из них, кто дождался после войны встречи с родителями, не были готовы к этой встрече. Да и родители не все были к этому готовы. Курт Фушель вспоминает: Курт Фушель: Меня ужасала перспектива возвращения к родителям. Но Перси и Марион отвезли меня в Париж на встречу с ними. Это был 47 год. Я помню, что мы стояли около отеля, и когда я увидел, как мои родители подходят, я не мог заставить себя посмотреть на них. Я смотрел на их отражение в витрине. Я чувствовал все сразу: и отчуждение, и любовь, с которой боролся. Я знал, что это они. Хэльга Шеппард: Говорят, уцелевшие после катастрофы евреи делятся на две категории. Одни безостановочно говорят, из других слова не вытянешь. Моя мать молчала - ничего не говорила о том, что с ними было во время войны. Мне было уже 14 лет, и я видела, что она несчастна, что постоянно находится в депрессии. Отец тоже был какой-то подавленный. После того, как мы воссоединились, он часто меня бил. Мне их обоих было жалко. Это было тяжелое время для всех нас. Марина Ефимова: Рассказывает Инга Садам. Инга Садам: В телеграмме говорилось: "Родители пребывают в Ковентри в пятницу в 4.45". Этим же поездом прибывали школьники из лагерей. И я поняла, что мою встречу с родителями после пяти лет разлуки увидят все соседи. Я не могла этого выдержать. Я сказала моим сестре и брату, что пойду домой поставить чайник. И улизнула. Я ждала со своим чайником вечность. И вдруг я увидела моих брата и сестру, которые шли по улице с незнакомой пожилой парой. Я знала, что это мои родители, и не верила. Я вышла на улицу и вдруг поняла, что ничего не могу сказать по-немецки, кроми мутти и папа. И мы стояли там и смотрели друг на друга. Это была такая душевная травма. Марина Ефимова: Быть беженцем вообще одиноко. Но быть беженцем-ребенком почти непереносимо. Вы теряете не только семью и дом, вы теряете чувство принадлежности к чему бы то ни было. Вы всегда зависите только от душевных качеств чужих людей. На долгие годы история Киндертранспорта забылась. Только в 1989 году Берта Левертон начала создавать ассоциации Киндертранспорт, чтобы сохранить эту историю для потомков. И тогда выяснилось, что среди переживших нацизм еврейских детей оказалась и Лори Канн, та самая девочка, которую отец вытащил за руку из окна вагона. Она прошла 8 концлагерей. Лора Канн: Когда меня освободили из лагеря, мне еще не было 20-ти. Много раз я представляла себе, что бы было, если бы отец не вытащил меня из вагона Киндертранспорта. И я горжусь тем, что ни разу не попрекнула этим отца во время войны. Я обещала себе пережить войну, чтобы родители не жалели так горько о том, что не отправили меня в Англию. И я пережила ее. Хотя после 8 концлагерей я весила 30 килограммов. Марина Ефимова: Похожая судьба постигла и одного из главных организаторов Киндертранспорта Норберта Уолхейма. Норберт Уолхейм: Весной 43 года они забрали меня и мою семью и отправили нас в Освенцим. По прибытии, мужчин послали направо, женщин с детьми налево. И это был последний раз, когда я видел своих жену и ребенка. Марина Ефимова: В 1999 году Дебра Оппенгеймер, чья мать была вывезена из Германии на Киндертранспорте, и известный режиссер-документалист Мартин Харрис сняли документальный фильм. Вот что говорит о своей картине Харрис: Мартин Харрис: Я начинал неохотно, но по мере изучения материалов мое отношение к нему изменилось. Я понял, что это рассказ не просто о Холокосте, но об отлучении детей от родителей. Я думаю, большинству людей просто трудно представить, как можно жить в лагере. Это за пределами нашего воображения. Но каждый из нас может понять чувства ребенка, разлученного с родителями. В Германии, Австрии, Чехии, родители оказались совершенно беспомощными, и дети, попав в Англию, ходили по домам, ища работу родителям, чтобы вытащить их из Германии. Дети и родители как бы поменялись местами. Марина Ефимова: В вестибюле одного из зданий британского парламента висит на стене большая мраморная доска с надписью: "Английскому Парламенту с глубокой благодарностью от детей Киндертранспорта". Стоя под этой доской рядом со своей юной внучкой, 78-и летний Александр Гордон сказал: Александр Гордон: Я пришел выводу насчет смысла своей жизни. В 39-м я избежал депортации в Польшу. Я попал в Англию с Киндертранспортом. Торпеда пощадила наш корабль по пути в Австралию, я выжил на фронте. И я пришел к выводу, что мне предначертано было выжить. Не ради меня самого, но ради моих будущих детей и внуков. В этом был смысл моей жизни. Марина Ефимова: Киндертранспорт вывез из Германии и Австрии 10 000 еврейских детей. Полтора миллиона еврейских детей погибли в нацистских концлагерях. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
