Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
19.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Юз Алешковский. Головоломка: к 65-летию Андрея Битова(Полный текст эссе) С возрастом Время вообще никогда и никуда не торопишь, не говоря уж о том, что с величайшим ужасом вспоминаешь о комически глупых попытках убить единственное из чудес Мироздания, обладающее такими, к примеру, свойствами Создателя и Движетеля как абсолютная Невидимость, Всеприсутствие и совершеннейшая неспособность оставления не то что мотылька быстроживущего, но и дуба векового, и колоска ржи, и мирриадов молекулок, и созвездий миров вселенских, - то есть неспособность обречь ни одну из частичек Творенья на то, что мы называем богооставленностью, тем самым довольно подловато наделяя Создателя одним из гнуснейших человеческих качеств. Не знаю, как там насчет того, что профсоюзы - школа пресловутого коммунизма, но лично я убежден, что мудрость любовного отношения к Всесильному Времени и неизбываемая страсть постижения Его Тайн есть лучшая школа религиозного, метафизического, да и поэтического, если уж на то пошло дело, опыта. Нисколько сегодня не завидую юности, как таковой. Завидую и учусь у истинных мастеров самозабвенно деятельного времяпрепровождения. У тех учусь, кто, соответствуя призванию и выбору души, скажем, плотничает, что-то там изобретает, исцеляет, исследует, рисует, крестьянствует, реставрирует, кого-то воспитывает или же возится со словами, мало, в общем-то, заботясь о том, "какое, милые, у нас тысячелетье на дворе". К чему я все это? А к тому, что старому моему другу Андрею Битову я давно уже завидую тою завистью, которая не есть позорная примета скуки въедливой и тоски весьма угрюмой, но знак совершенно искреннего восхищения. Завидую. И это, вновь уточню, не та глупая зависть (старшая сестра близорукой, плохо воспитанной жадности), что подбивает иного взрослого человека только лишь инфантильно грезить и грезить, предавая эдаким вот образом и единственность самого себя и своей судьбы. Завидующий человек видит себя в свете, замутненном чадом грешного подобострастья - придурковатого младшего братца зависти и жадности. Да и вообще, уподобить свою участь, коли она кажется недостаточно удачливой, блестящей участи другого - дело недостижимое, как там об этом ни мечтай. Вот я временами и думаю: а каким же, думаю, таким таинственным делом занимается Битов (дружба наша лишь наполовину младше его самого) всю свою жизнь, что даже жизнерадостно принимая, а иногда и проклиная обольстительный порок вдохновенной занятости на утреннем кругу прижизненного ада, именуемого ужасным бодуном; даже на краю тяжких трагедий сердца; за баранкой тачки; в спертости застойных лет совковой эпохи; в пору безденежья; в невыездной яме, куда его столкнули начальнички ССП, или в новые времена, на верхотуре творческих удач и социальных везух; даже у разбитого корыта замысла-недолгожителя; даже в мыслях и заботах о разновозрастных детях и, разумеется, об их прекрасных матерях:.. даже там:.. даже в том:.. даже:.. даже:.. - каким таким, думаю, тайным делом всегда занимался и занимается мой друг, что все вышеперечисленное и то, чего я просто не в силах перечислить, не то что бы никогда не вынуждало его на трагический разрыв с писательским призванием и, соответственно, с любимым ремеслом, но наоборот, черт побери, - до сего дня доводит до нужного напряга мышцу сердечную и вообще сохраняет жизненную энергию в каждом органе его далеко не шварценеггеровского тельца - раз; сообщает взгляду души на людские типы, вещи и явления еще большую пристальность - два; необыкновенно утончает чутье в блужданиях по лабиринтам собственной экзистухи и в смрадной мгле террариумов постсовка - три; подвигает поэтическую интуицию на то, перед чем бессилен даже самый мощный интеллект, - на создание в художественной прозе таких условий существования для слов русского языка, в которых все они почти начисто забывают и о пойманности, и о решетках лингвистического своего зверинца, и о былой свободе в мире райских смыслов, но благодарно приемлют образ жизни, к их сожалению и к нашей глупой радости, отличный от долгого молчания в Предвечном - это четыре, есть еще пять, шесть и так далее.. К слову сказать, Битову хватает ума не заниматься сухим философствованием в прозе, но свободно летать и чирикать в пределах необозримых возможностей дара Божьего. Поэтому лучшие образцы его прозы так, я бы сказал, красивы, то есть так они стараются восполнить в родной (из последних сил старающейся остаться изящной) словесности ее природные богатства, расхищаемые и уничтожаемые сегодня как попало любой подхалтурной сволочью, что прозу битовскую, на мой взгляд, зачастую и от поэзии не отличишь. Не будем, однако, отвлекаться от многолетнего сыска и пытливого всматривания в интригующую загадку личности А.Б. - человека и писателя.. Так в чем же тут дело, елки-палки? Чем тайно, если не бессознательно, занимается всю свою жизнь Андрей Битов? То есть то, что он сочиняет всякую прозу, разного рода эссе, стишата и университетские лекции, лично для меня, для всех остальных его друзей и близких, как и для читателей, всегда было делом совершенно очевидным. Вообще, дело совсем не в том, как Битова превозносят поклонники и слависты во всех частях Света. И не в том, как (в случае неудачи) спешат куснуть каннибальски настроенные коллеги. Не в этом дело: А дело в том, что заело меня. Заело. Больше тридцати лет все-таки мы с ним корешим, а он змей такой:.. вот, вспоминаю, мы в поддатии находимся окрыляюще лучезарном:.. вот в беседе пребываем, исполненной, выспренне говоря, гармонии мыслей непредвиденно замечательных, и в бескорыстном мы находимся расположении чувств к интеллектуально-духовному кайфу:.. вот бродим в джунглях городских, а он и тут - ну везде он таким блистательным образом ухитряется отсутствовать, что никакой Интерпол его не расколет, никакой не уличит его детектор лжи..: Часами иногда, черт побрал, думать не перестаю о метафизических, психологических и прочих подоплеках всегда несколько отсутствующего вида Битова. Причем, думаю, почти неприметное это отсутствие ни разу меня лично не озадачивало и не задевало. Отсутствие такого рода просто не может обидеть ближнего или больно сдавить его душу тоской оставленности и одиночества. Наоборот, меня лично оно, загадочное битовское отсутствие, неизменно вдохновляло на непривычно повышенное внимание к самому себе, на полезное отвлечение от тусовок и, так сказать, частностей наружной жизни. Только благодаря общению с "отсутствующим" Битовым (другие мои близкие друзья сейчас не в счет) я, ей-богу, довольно часто чувствовал себя человеком более умным и глубоким, чем обычно выглядел, да и продолжаю - говорю это без всякого кокетства - выглядеть в собственных глазах. Ежели б мы работали, скажем, в Генштабе или на Лубянке, или в МИДе, то я скорей всего просто слегка поехал бы от невозможности докопаться до тайной подоплеки странностей поведения А.Б., поразительно напоминающего стиль актерского поведения выдающихся ассов мировых и отечественных спецслужб. Я бы постарался подслушать, на каком языке трекает во сне этот Абель, я бы начал провоцировать его на роковую оговорочку, когда он под балдой слегка чумеет. Разгадку всего такого в Битове страстно торопя, я подумал: а что если он сам насчет своего отсутствия еще не въехал? Ведь есть, есть, есть в образе поведения А.Б. тайная примета некой непрерывной занятости и, соответственно, давненько уже интригующего меня отсутствия - есть! К сожалению, все благодушно изреченное о Битове разными его знакомыми леди и джентльменами полеживало на поверхности, не касаясь интересующих меня глубинных тайн его личности. Доходила до меня также информашка, которой сходу, ноздрю зажав брезгливо, откручивал я головку ядовитую, чтобы не способствовать превращению мелкого гаденыша в змею шипящую длинноязыкой сплетни. Одним словом, все в разговорах и разговорчиках о Битове - было мимо. Было оно не в масть моим (пардон, но иначе тут не выразишься) метафизическим подозрениям. Вдруг меня осенило. А что, думаю, если в уникально сложный внутренний мир Битова внедрился оригинальным каким-то макаром выдающийся крот с гениальными конспираторскими способностями? Тот крот не дремлет и нисколько не трепещет от угрозы провала. Какой же у такого крота может быть провал? Это вовсе не каламбур, что чем глубже крот проваливается, тем он становится неразоблачимей. Фантазия моя стала, как это часто бывает, разыгрываться, а мысль балдеть от метафорической одури. Но вдруг, продолжаю блаженствовать под светом осеняющим занимательной догадки, - вдруг дело обстоит так, что внутренний битовский Пеньковский вовсе и не занят собственно похищением секретной массы интимной, социальной, экологической, литературоведческой, общественно-политической и художественной информации, которая, судя по поразительному разнообразию тем и мотивов в сочинениях моего друга, сама рада бы, забродив, сорвать все обручи с бочонка его мощного черепа?.. А вдруг все обстоит гораздо сложней? Что если сей Пеньковский есть двойной агент? Но невозможно ведь, думаю взять и эдак вот, в лобешник, объявить любому человеку, а тем более старому другу, что различаешь ты в его поведении приметы тайного отсутствия, если не тщательно законспирированной раздвоенности и постоянной, никем вроде бы кроме меня не просекаемой отчужденки! Так часто бывает: в отчаянье махнешь на что-нибудь рукою, мысленно или в душе распрощаешься с чем-либо заведомо недостижимым, а оно - оно, елки-палки, словно только этого и ждало!!.. Одним словом, вот о чем говорит лично мне случай А. Битова и вот чем, наконец-то эвристически врезал я себе по лбу кулаком, он занимается! Главное-то дело в том, что он неустанно головоломку жизни своей собирает. Собирает он ее с необыкновенной любовью к этому занятию, с завидным терпением и неизменным прилежанием - вот оно что! Знаете занятную такую игру? ПАЗЗЛ она тут у нас в Америке называется. Например, фотовид Венеции разрезан на пятьсот или тыщу кусочков разной конфигурации. Кусочки, естественно, смешаны-перемешаны и брошены в картонный гробик, на обложке которого красуется искомый вид этого самого венецианского пейзажа. Цель любителей подобной игры (см. мою повесть РУРУ) - так подобрать-подогнать друг к другу пятьсот кусочков, чтобы постепенно превратились все они в изображение, скажем, дивной панорамы Большого Канала: Сечете, к чему я все это? Так вот, если и вам довелось приметить это самое отсутствие в образах жизненного поведения друзей ваших, то вы радостно согласитесь со мною в том, что, как бы отсутствуя, причем, неизвестно, догадываясь о том или не догадываясь и даже во сне ни на миг не отвлекаясь от течения существования, такие личности, как Битов, неустанно собирают и собирают в одно замечательное Целое безоглядную картину всей своей жизни! А ведь жизнь Андрея Битова, как, впрочем, жизнь любого из нас, не панорама города-красавца, не репродукция знаменитой картины, не роскошный пейзаж, головоломно разрезанный на сотни и тысячи кусочков. У каждого из нас таких кусочков миллионы, если не миллиарды. Многие из них закончено уложены в прошлом, кое-что ладно или неладно складывается в настоящем, совсем неизвестно, как и что именно сложится в будущем, и вообще, неясно, где и в чем примета завершенности такого вот жизненного труда. Я уж не говорю о том, что жизни наши не с потолков взяты, не на плоскости столов или полов, сообразно судьбам своим развиваются и находятся не только в трех измерениях, но и в тех, опыт пребывания в которых пытаются описать великие поэты, художники и мистики всех времен. А так называемый фон времени? А уклад бывшей имперской, ныне постсовковой, жизни с таким его неслыханно-невиданно бесчеловечным абсурдом, для выражения которого у Муз - раз-два и обчелся худсредств? А уникальные, чисто национальные ценности российской культуры и жизни, с которыми Битов любовно сжился в условиях трагической несвободы и от которых валить никогда не собирался. А сознание и чувство единственности своей личности и судьбы на этой чумовой планете? А любимый Пушкин? А мама с папой, в душе никогда и не помиравшие и в снах ее ночных живущие как на яву?:.. Как тут не сказать о перипетиях детства, юности, отрочества, зрелости и о пробе ступнею скользкого склона дней? А весны любовей и бабьи лета любимых дам? А милые запахи сиреней-ландышей-черемух и закусей спасительных дыханье? А недавнее, опасное для жизни и "крыши" пребывание в гениальных лапах нейрохирургии?.. Нечего даже пытаться вообразить и переводить в числовые уравнения состав любой чужой жизни независимо от того, богата или необыкновенно бедна чья-то жизнь на события и впечатления. Сосчитать разве, сколько надобно отыскать Битову кусочков мгновений, дней, случаев, происшествий, периодов и т.д. и т.п. и как их соотнести-приладить, чтобы они стали хотя бы небольшими, отстоящими друг от друга во времени, но частично и точно восстановленными памятью фрагментами необозримой картины бурной битовской жизни, вмещенной, между прочим-то, в жизнь мира и нынешнего века? А как не сказать, что туфта в таком труде совершенно недопустима? Сам Битов может по рассеянности ошибиться, но разве притрется тютелька в тютельку иного кусочка выкроечка к выемочке другого кусочка, если что-нибудь тут окажется не в масть битовской судьбе? Никогда! Битову, при его врожденной, как я понимаю, увлеченности головоломной игрой существования хватило, слава Богу, ума не красть у жизни время на ежедневные строчки, но жить, всемерно развивать память, вкус, избирательность взгляда на пространство бытия, а потом уж создавать самое главное для человека, призванного к рыцарскому служению родному языку, - рассказы, повести, романы и прочие дела. Не это ли собственно и есть основная часть ювелирно тонкого труда собирания Целого картины жизни для того, кто не смог бы отречься от писательского призвания, даже если б сам страстно этого возжелал, отнесясь к нему вдруг как к проклятью? Если мне возразят: ах, брось ты пыль в мозгах вздымать, сочинительство есть сплошная и общепризнанная выдумка, все, описанное Битовым, далеко от истинных подробностей реального его существования и в картине Целого никакого не имеет права фрагментарно располагаться, да к тому же еще и претендуя на большую его часть, - если шевельнется кто возразить мне в таком вот духе, то я не только улыбнусь, как та самая Семеновна из похабной частушки. Я крайне вежливо прибегну к нормативной речи и скажу, что элементарные частички бытия (это их, как сказал Пушкин, куда-то " каждый день уносит"), остановленные и запечатленные Словом в мгновениях Времени, - выдумать невозможно. А уж как создавать из них романы и стихи или в каком фрагментарном виде укладывать их в картину Целого - это уж, извините, личное дело художественного воображения каждого истинного прозаика или поэта: Мало ли что продолжает вытворять Мать-Природа, например, с атомами водорода и углерода, превращая их в молекулы веществ, которые на первый взгляд совсем не родственны друг другу и так вообще друг от друга отличаются, как небо от земли? Вот, извините, и Музы любовно берут с нее, Природы-Матушки, пример и с Батюшки-Химика, которые наших Муз повседневно воображать учат:.. Скажу я все это, улыбнувшись, как та Семеновна! Вообще, когда б имелся у искусства слова, как, допустим, у химии и у физики, прибор, по мельчайшим частичкам вещества, в нашем случае, текста, определяющий его бытийственную принадлежность к судьбе и жизни автора - ведь, скажем, текст романа - это как-никак есть цивилизация авторского духа, - то и оказалось бы:.. то-то и оно-то, как опять же говорят японцы, то есть само собой должно быть нам тут ясно, что именно оказалось бы: Короче говоря, оказалось бы, кроме всего прочего, что работа художественного воображения, энергия произвольной выдумки и самого безудержного фантазирования никак не нарушают Закона, кажется, о постоянстве состава природных веществ! Вот как замечательно, оказывается, обстоит дело и в словесном искусстве! Мой друг почти никогда не производил на меня впечатления человека спешащего, суетящегося, несдержанно, с инфантильной раздражительностью выражающего свое нетерпение и так далее. Человек, у которого такой бурный роман с собственной личностью, и не должен "метать икру" по пустякам. Именно это, кроме всего прочего, - кроме интереса к раскладыванию пасьянсов, разгадыванию тайных значений в замечательно мистических совпадениях различных дат и многого другого, - объясняет такое качество личности Битова как поразительно ровное отношение к Времени и к божественному характеру Его течения, что на мой взгляд есть еще одна примета замечательной увлеченности его души припоминанием образов существования. И вообще, еще раз заметим, - где-где, а в кладовых души и памяти ни времени, ни пространства - не исчерпать. Вот надежда для любовной веры в то, что Время действительно запечатлевает все до единого образы Бытия Мира, а хранятся они в Памяти Творца, если не Самого Времени. Не это ли именно ее, веры, свойство есть живой залог бессмертия человеческой души? Как ты или я вспоминаем миг, отстоящий от нас сегодняшних за далью десятилетий, - точно так же Творец вспомнит (воскресит) персональные фигуры хоть букашки, хоть мамонта, хоть дикаря, врезавшего дуба тыщи веков назад, когда назреет острая необходимость в таком величественном деле - в Деле Собирания в Идеальное Целое Истории Творенья. Как ни малы, может быть, даже ничтожны образы земной и человеческой нашей истории по сравнению с образами историй иных вселенских миров, но без вмещения ее, истории нашей, в соответствующую выемочку или выемочки - никогда Творцу не завершить такой вот Большой Игры Голововселенноломной: Теперь гораздо ясней мне стало, почему у Битова (сей переход к личности моего друга от предыдущего размышления нисколько не уравнивает его со Всевышним и не опускает до скромной букашки) - почему у Битова не сочиняющего, а гуляющего, праздно болтающего, содержательно беседующего, делового и даже подзабалдевшего - у всякого и разного - появляется вдруг аристократично отсутствующий вид, причину которого не удавалось мне просечь так долго. Давая же выпить своему организму, Битов напоминает мне механика большого корабля, которому видней, когда и в какие моменты следует подлить в форсунки масло. Он с масленкой все ходит, все ходит задумчиво вокруг своего двухэтажного дизеля; пассажиры в это время все глушат и глушат вино-воды, а механик собой недоволен - он все доливает, все доливает, чтобы ничего внутрях не заклинило, не заело и не забарабанило: Вообще, в такие вот и в иные бытовые моменты Битов, как я теперь понимаю, либо изнывает от невозмоги приладить кусочек сегодняшнего дня непонятно к какой именно картинной области прошлого; все крутит он его мысленно так и эдак, может быть, который уж год крутит-вертит-пробует-прилаживает заподлицо со случаем?.. с горем?.. с радостью?.. с трудом?.. с ошибкой?.. с толпой?.. с одиночеством?.. с дамой?.. с бутылочкой?.. с книгой?.. с киношкой?.. с шашлычком в кабачке на Военно-Грузинской дороге?.. с друзьями?.. с мыслью?.. либо же, наоборот, остолбенело он изумлен удачей - скажем, неожиданной находкой выкроечки (ее и отыскать-то не было надежды!) с изображением боровичка, ладненько подошедшего к пейзажику с лесной дорогой, сердцу милой, а от нее совсем теперь недалеко до заполнения пустот иными необходимыми частями, кусочками, частицами дорогих воспоминаний:.. славно-то как!.. не счастье это разве, не деятельнейшее ли терпенье, не труд ли, нисколько не нуждающийся в оплате почасовой и аккордной, в чьем-то признании, в известности и в славе?.. Битов, замечу, сочиняет меньше, чем переиздает. Его, удивляющая многих, манера искусственно, как они полагают, воссоединять несколько самостоятельных, в разное время сочиненных вещей, под крышей одного романа - тоже происходит от нее, от вечной занятости собиранием в Целое разрозненных во времени выкроечек и сборных кусочков. Ему видней - что с чем в его жизни и в творчестве должно быть органически и, соответственно, гармонически соотнесено и какие содержательные, а какие архитектонические выполнять обязано задачи. Вполне возможно, что отчасти именно поэтому Битов относится к проповеди о необходимости остроты сюжета с некоторым высокомерием и скептицизмом. Острота мол всего-навсего наивысшее качество самого краешка вещи, например, опасной бритвы, за которым самой бритвы больше не существует. Или же она, острота, есть наибыстрейший способ достижения цели стремительной стрелой сюжета, как правило, пошло авантюрного, да и вообще в наше время незначительного и узкого. Сюжет можно "востро наточить", то есть выдумать. А полнота объема, скажем, романической галактики или внутреннего мира героя рассказа сама, если автору повезет, самообразовывается. Как ее выдумаешь? Она - мечта, с Божьей помощью сбывающаяся не в начале романа, как, видимо, полагает Битов, а в предпоследней буковке завершительной его строки: А в судьбе каждого из нас не так ли все должно обстоять, ежели повезет? Картина жизни в свой день, час и миг, слава Тебе Господи, выстроится в Целое в многомерном пространстве Итога:.. в нем воздуха останется всего-то на последний глоток, а сознания - на то, чтобы последние кусочки-выкроечки в картину эту вместить:.. на одном кусочке - пальцы тыльной стороны правой руки спокойно легли на пальцы руки левой, едва-едва уже заметной (из-за ресниц, свет от глаз застящих) и соединившейся с частью своей на другом кусочке: Все. Собрано: Счастье-то какое! Пускай теперь хранят меня, незнамо где, в таком вот дивно завершенном виде... ну а если какой из кусочков найти не сумел, то в другой раз найду:.. в иной жизни, может быть, более умело голову над этим делом поломаю:.. Мечты, мечты: так вот она где, вот в чем она, оказывается, истинная ваша сладость... Вот и все. Боюсь, что это тост. А раз так, то и жахну я сейчас стакашок в знак благодарности другу за полезные для личной моей жизни на Земле уроки деятельного времяпрепровождения. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
