Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Александр Генис. Гладиаторы - вчера и сегодняАвтор программы Александр ГенисВедущий Иван Толстой Будучи самым могучим из всех искусств, кино - каким бы оно ни было - всегда что-нибудь говорит зрителям. Гениальные фильмы рассказывают о Боге, жизни и смерти, хорошие - о своем авторе, популярные - о подсознании общества. Можно даже вывести закономерность: чем хуже фильм, попавший в центр внимания, тем больше он способен сказать о духе времени. Голливуд нутром чует этот самый гегелевский «цайтгайст» и всегда отражает запросы коллективного подсознания, которое лучше нас знает, чего нам, собственно, надо - на самом деле. Такими соображениями я себя успокаиваю всякий раз, когда на кинематографический Олимп попадает откровенно плохой - на мой вкус - фильм. Такое произошло и в этом году: как известно, главный «Оскар» достался вторичной и второсортной картине «Гладиатор». Сперва я хотел отмахнуться от фильма, но он упорно гонит перед собой волну. Как ни странно, этому заурядному произведению удалось расшевелить интерес Америки к римской античности. Я сужу об этом по образовательным каналам американского телевидения, которые торопятся удовлетворить новый интерес зрителей к этой эзотерической теме. Я говорю «новый интерес», потому что надолго Рим никогда не исчезал из американской культуры. Это и не удивительно: Америка со всеми ее сенатами в каждом штате, конечно же, построена по римскому образцу. Американская революция прилежно цитировала историю римской республики. Поэтому и образ Вашингтона сразу же вызывает в памяти примеры римской доблести. Менделеев, который посетил Соединенные Штаты через сто лет после революции, писал: Диктор: «В Новом Свете повторяют на новый лад всю ту же латинскую историю, на которой воспитывалась западная мысль». Александр Генис: Надо сказать, что в историософии европейский образ античности раздвоился. Если Америка - Новый Рим, то Европа - вторая Эллада. В одной царит процветание и порядок, в другой - рознь и междуусобицы, первая известна силой и практическим гением, вторая - духом и теоретическим разумом. Однако эта параллель подходит не только Старому и Новому Свету. По точно таким параметрам - дух и сила - Бернард Шоу делил Ирландию и Англию, Ивлин Во - Англию и Америку, Октавио Пас - Южную Америку и Северную, и, наконец, Фолкнер - южан и северян. Получается, что в истории всегда одни играют роль римлян, другие - греков. Поэтому важна не избитая параллель Рим-Америка, а эволюция этой метафоры в разные эпохи. Об этом мы попросили рассказать американского писателя Роберта Топлина, автора книги «История в Голливуде». С ним беседует наш корреспондент Владимир Морозов. Владимир Морозов: Мистер Топлин, как с годами менялось изображение Древнего Рима в голливудских фильмах? Роберт Топлин: Обычно в фильмах о Древнем Риме повторяются те же темы. Основная из них - демократия против абсолютной власти. Как правило, в центре фильма - человек, который представляет демократические идеалы и противостоит имперским амбициям Рима. Обычно император и патриции презирают простых граждан. Это повторяется в таких разных лентах, как «Бен Гур» (1959 год), «Спартак» (1960 год), и прошлогодний фильм «Гладиатор». Все они показывают нам, как развращает власть, когда она становится абсолютной. Это тема, которая проходит через все фильмы о древнем Риме. В каждом из них мы видим, что происходит, когда у императора или богатого человека нет никаких ограничений и он делает, что хочет. Владимир Морозов: Почему для сюжета о древней истории выбирают Рим, почему не Грецию или какие-то другие страны? Роберт Топлин: Что мы помним о Греции? Великие ораторы, великие мыслители - Сократ, Платон, Аристотель. Это не слишком богатый визуальный материал для голливудского фильма. А когда упоминают Рим, то в голову приходят армии, покорившие полмира, знаменитые императоры, восстания рабов, гладиаторы - богатый материал для боевика, для приключенческого фильма. Как правило, сценаристы и режиссеры довольно свободно обращаются с древней историей и создают у зрителя впечатление, что Рим был этаким постоянным полем боя. Но они прививают публике интерес к историческим событиям и иногда создают действительно великолепные вещи. Например, тот же «Бен Гур» или «Падение Римской империи» - это очень интересные ленты и они не слишком расходятся с историей. Александр Генис: Мне трудно согласиться с тем, что Эллада не дает материала Голливуду. Достаточно вспомнить неисчерпаемого Гомера. И все же Голливуд, хоть эпизодически и обращается к древнегреческим сюжетам, действительно предпочитает им Рим. Возможно, потому, что он гораздо глубже уверен в историческом сознании Нового Света. Отцы-основатели, внимательно изучавшие античный прецедент, совершенно сознательно выбрали демократию не греческого, а римского образца. Если в Элладе власть принадлежала всем, то в Риме - лучшим. Вместо прямого народовластия, которое всегда чревато анархией, Америка выбрала древнеримскую республику, позволяющую найти компромисс между толпой и диктатурой. Именно трудность этого - среднего - пути демократии и является, как сказал нам Роберт Топлин, подспудным сюжетом знаменитых римских фильмов 50-х и 60-х годов. Однако с концом холодной войны этот сюжет ушел с поверхности массового сознания, чтобы смениться другой римской темой. Со времен войны в Персидском заливе сперва историки, а потом журналисты заговорили о новом мировом порядке, который был назван латинскими словами - «Пакс Американа» - «американский мир», мир, гарантом которого будет Америка. «Американа», как понятно, означает американский. А «пакс» - по латыни - «мир». Соединение этих слов переносит нас в древнюю историю. Оно возникало по анологии с понятием «Пакс Романа». Так называлась античная геополитическая концепция, разработанная и внедренная при римском императоре Августе на рубеже двух тысячелетий. Отметим, кстати, и это красноречивое совпадение. Диктор: Главная заслуга Августа заключалась в том, что он покончил с гражданскими войнами, раздиравшими тогдашний цивилизованный мир. В 9 году до нашей эры в Риме был воздвигнут храм богини мира - она-то и называлась Пакс. С тех пор более ста лет все средиземноморские народы, вся ойкумена жила в относительном покое и безусловном процветании. На монетах времен Августа даже чеканили ставший потом столь известным девиз: «Миру - мир». Другими словами, «Пакс Романа» - концепция универсального государства, каждая часть которого живет и управляется по-своему, а Рим поддерживает мир и порядок, следя за выполнением общих для всех законов. Воспоминания о «Пакс Романа» всплывали в истории каждый раз, когда какой-либо державе удавалось добиться гегемонии. В Европе 17 века существовал «испанский мир», в 19 столетии, в викторианские времена, говорили о «Пакс Британика». А в последние десятилетия 20 века речь зашла о «Пакс Американа». Александр Генис: О слабости этой концепции говорит тот факт, что массовое искусство со своей сверхчуткостью к переменам никак не откликнулось на новую римскую параллель. И действительно, очень скоро термин «Пакс Американа» исчез с поверхности, вытесненный новым ключевым понятием - глобализация. Нынешний интерес к Риму питается совсем другими идеями. В этом отношении оскароносный «Гладиатор» напоминает мне нового Робинзона из недавнего фильма с Томом Хэнксом «Заброшенный». Тут та же идея - испытать человека на предел прочности. И та же внутренняя посылка: нам нужно вкладывать силы не в окружающее, а в себя. Суть в том, чтобы никому не доверяя, стать самому крепостью. И стоит за этим тот же невроз: чем сложнее становится наша цивилизация, тем она ненадежнее, и это значит, что мы должны научиться обходиться без нее, вырывая себе место под солнцем голыми руками, пусть даже они вооружены копьем или мечом. Вот почему в нынешней голливудской версии античности важен не Рим, а гладиатор в Риме. Об этом мы и решили поговорить с историком, консультантом фильма «Гладиатор», профессором Гарвардского университета Кэтлин Колман. Владимир Морозов: Доктор Колман, что было главным в гладиаторских сражениях: боевое искусство или зрелище убийства? Кетлин Колман: Гладиаторы погибали на арене далеко не всегда. Хозяева гладиаторов были в этом не заинтересованы: они платили слишком большие деньги за покупку и тренировку бойцов. Поэтому зрители, которые шли на бой гладиаторов, и не ждали, что кого-то из бойцов обязательно убьют, хотя это могло случиться. Более того, чтобы избежать ненужных смертей, некоторые императоры вводили законы, по которым побежденному бойцу полагалось сохранять жизнь. Он возвращался в казармы, его лечили, и он начинал тренировки, чтобы подготовиться к следующему бою. Владимир Морозов: Отличались ли римляне особой жестокостью? Как объяснить, что древние греки или другие воинственные народы не устраивали гладиаторских сражений? Кетлин Колман: Трудно сравнивать степень жестокости разных народов лишь по тому факту, что у римлян были гладиаторские бои. Римляне откровенно признавали, что их привлекает зрелище насилия. И еще, важно помнить, что римское общество четко делилось на классы. На арену попадали люди, не имевшие гражданства или отказавшиеся от гражданства, чтобы стать гладиаторами. В глазах римлян, жизнь таких людей стоила гораздо дешевле, чем жизнь граждан. Владимир Морозов: Римлянин мог отказаться от гражданства, чтобы стать гладиатором? Кетлин Колман: Если представитель высших слоев общества за деньги выступал на театральной сцене или на гладиаторской арене, то с точки зрения римского общества, он покрывал себя позором и его лишали гражданства. Тем не менее, находились люди, которые были готовы на это. Иначе правительству не нужно было бы периодически издавать законы, запрещающие гражданам так поступать. Зачем свободным гражданам было нужно драться на арене? Людей неимущих могла привлечь высокая оплата. Кроме того, в случае удачи, гладиатор мог завоевать огромную славу и популярность. Хотя это и была жизнь, полная смертельного риска. Владимир Морозов: Доктор Колман, можно ли было представить императора сражающегося на арене, как это происходит в фильме «Гладиатор»? Кетлин Колман: Известно, что император Коммодус несколько раз дрался на арене. Но он делал это со всеми возможными предосторожностями, чтобы уменьшить риск. Оружие было тупое, оппонент был вооружен не так хорошо, как император. Иначе бой просто не состоялся бы. Владимир Морозов: Как вы думаете, если бы завтра в Америку привезли настоящий бой гладиаторов, много нашлось бы зрителей? Вы пошли бы смотреть? Кетлин Колман: (Смех). Если бы я пошла, то объяснила бы это своими научными интересами. Хотя... у меня вряд ли хватило бы смелости взглянуть на такое жуткое зрелище. А вообще, посмотреть на бой пошли бы не только американцы. В любом человеке где-то глубоко внутри сидит любовь к риску и жажда зрелищ насилия. К сожалению, гладиаторские бои были бы сегодня очень популярны. Александр Генис: Мне кажется, что лучшим комментарием-дополнением к интервью доктора Колман будет цитата из книги ее русского коллеги Алексея Федоровича Лосева, который описывал гладиаторские сражения с редким пониманием и, я бы сказал, живым сочувствием: Диктор: «Что это за кровожадная, истерическая, звериная эстетика? Это - великолепный античный языческий Рим. Мы не думаем, чтобы римляне особенно превосходили прочие народы в склонности к крови. Они отличаются, пожалуй, только тем, что сумели это столь распространенное в истории человечества наслаждение художественно выразить и лишить его того ханжества, которым оно обычно прикрывается». Александр Генис: Ну а теперь, во второй части нашей передачи мы оправдаем вторую часть заглавия этой программы. Конечно, сегодня - за завтра я не поручусь - никто не устраивает гладиаторских сражений. Однако эмоции, которые должны вызывать это кровавое зрелище, как говорили участники беседы, живы и теперь. Именно их-то и призвано тешить крайне своеобразное зрелище - рестлинг. Вот об этой, современной версии гладиаторских сражений, мы сейчас и поговорим. Тому, кто вырос на футболе и Чехове, привыкнуть к ресnлингу не легче, чем к пекинской опере. Боюсь, что я уже не освою ни того, ни другого. Что, впрочем, не мешает мне интересоваться и недоступным. Невежество освежает чувства, щадит разум и позволяет задаваться вопросами, которых нас лишает знание дела. На первый взгляд ресnлинг, собирающий больше зрителей, чем национальный спорт Америки баскетбол, - идиотское зрелище, которое, как я бы ни старался, вызывает у меня омерзение. Так бывает всегда, когда посторонние судят о чужом ритуале. Я, например, так и не смог объяснить американцам, почему водку надо пить выдыхая, залпом и крякая. Тайны ресnлинга усугубляет его простодушная доступность. Ражие мужики в опереточных нарядах с разукрашенными лицами устраивают на арене потешную потасовку с воплями. Хрустят кости, шлепаются тела, льются слезы, звучат проклятья и жалобы. И все это, конечно, понарошку, не всерьез. Здесь? как в комедиях Чаплина, действие построено на тумаках и подножках. Еще больше это напоминает кукольный театр, где размалеванные куклы не больно колотят друг друга. Короче, ресnлинг ужасен - тем, кто не знает его простого языка. Как это часто бывает, то, что толпа невзыскательных зрителей схватывает налету, от интеллектуала требует героических усилий. По крайней мере, в одном случае они не пропали даром. Я имею в виду классическую в семиотике работу французского ученого Ролана Барта «Мир рестлинга». Барт первым нашел ему достойное место, сравнив рестлинг с древнегреческой трагедией. В самом деле, раз тут все подстроено, к спорту рестлинг относить глупо. Как никто не станет устраивать тотализатор на постановке «Царя Эдипа», так никому не придет в голову заключать пари на исход отрепетированного зрелища. И тут, и там все заранее знают, чем все кончится. Зрители жаждут иного - гиперболических эмоций, публичной картины страданий, открытого изображения страстей, очевидной работы рока. Не болельщиками они хотят быть, а участниками культового действа, которое учащает сердцебиение, затрудняет дыхание и очищает душу. Греки называли это катарсисом, мы - вульгарным натурализмом, игнорирующим символическую природу искусства. Его здесь, однако, не меньше, чем в романах соцреализма, впопыхах отличающих положительных героев от отрицательных. Сюжет схватки построен на ослепительном в своей безошибочной выразительности конфликте Добра и Зла. Каждый поединок - своего рода церемониальный танец, во время которого происходит заклятие врага, сопровождаемого его унижением и символическим расчленением. Посмотрев два-три матча, ты начинаешь замечать, что у реслинга есть не только своя - строже сонета - форма, но и свои - наглядные, как олимпийские боги - герои. Если на ринг выходит чернокожий Лорд Джунглей, то на его шее болтается череп съеденного вождя. У добродушного Папаши Шанго все тело татуировано цветочками. Любимец молодежи Гробовщик въезжает на ринг в катафалке. По сравнению с пышным антуражем сама борьба кажется монотонной. Противники нападают по очереди, давая шанс оценить те увечья, которые они якобы наносят. Обычно все обходится удушьем, выворачиванием конечностей и сокрушительными ударами головой, которую здесь всегда применяют не по назначению. В скромном репертуаре омерзительных приемов прячется сокровенный смысл происходящего. Чтобы разглядеть его, следует сравнить рестлинг с другой костоломной забавой - кун-фу. Если боевые искусства Востока напоминают каллиграфию, то западные - балет. Апофеоз свободы, кун-фу - война без правил: впав в медитативный транс, герой самовыражается, забыв о сопернике. Реслинг - пародия на дисциплину. Отсюда - ринг и рефери. Однако существующие тут пределы - всего лишь повод для торжествующего бесправия. Правила нужны для того, чтобы их нарушать. Всякому бою навязаны ограничения места и времени, но радость сражения в том, чтобы им не подчиняться. Поэтому самые страшные удары наносятся после гонга и ниже пояса. Поле боя - тоже условность. Сражение происходит не только на ринге, сколько вокруг него. Войдя в раж, борцы носятся по всему залу, топча друг друга и пихая зрителей. Иногда они даже добираются до автомобильной стоянки, где заодно крушат посторонние, но заранее оплаченные машины. Ну и конечно, роль судьи ограничена тем, что ему достается от обоих. Главное - поистине злодейское - преступление рестлинга происходит на финальном этапе. Самый старый спорт в мире, борьба кажется упражнением в эволюции, живой иллюстрацией к «Происхождению видов». Она разыгрывает родовые схватки человечества. Поэтому конечная цель схватки - бросить соперника на землю, с которой тот дерзко поднялся. Положить врага на лопатки - значит лишить его прямохождения, которое отличает нас от всех животных, кроме кенгуру. Рестлинг, однако, не кончается, а начинается поражением - оно служит поводом для крестных мук. В них - соль игры. Ее ритуализированное насилие напоминает кровожадную эстетику кладбищенского барокко. Тем не менее, карикатурно преувеличенные истязания можно счесть признаком гуманизма, ибо они подчеркивают человеческий - или сверхчеловеческий - характер причиняемого рестлингом страдания. Как утверждал своим «театром жестокости» Арто, порог, с которого начинается эстетика - доступная пониманию каждого боль. Чтобы придать вес дурно сыгранным страданиям, рестлинг иногда делает их подлинными. Как умный фальшивомонетчик, сующий настоящую купюру в пачку свежеотпечатанных банкнот, так умелый борец позволяет себе пускать кровь, ломать ноги и вышибать зубы. К концу своей 15-летней карьеры Мик Фоли по прозвищу Кактус стал коллекцией увечий, включающих оторванное ухо, плохо сросшиеся ребра, смещенное плечо и сломанную челюстью. Перед его последним боем уже упоминавшийся Гробовщик обещал ударить Кактуса по голове стальным стулом пять раз, но так увлекся, что хирург наложил 28 швов. Кактус, однако не остался в накладе. Он написал мемуары, занявшие первую строчку в списке бестселлеров «Нью-Йорк Таймс». Листая эту книгу, я вспомнил строчку Высоцкого «Могу одновременно грызть стаканы и Шиллера читать без словаря». Кактус и впрямь знает четыре языка и даже обладает универсальным дипломом, что, впрочем, не мешает ему писать без знаков препинания. Интеллектуальные веяния - знак нашего времени. В холодную войну рестлинг был незатейливо политизирован: злодеи выступали в красных трико. Так, в начале 50-х блистал знаменитый борец по кличке Усач, имитировавший Сталина. Сейчас жизнь и борьба стали труднее, поэтому чутко реагирующий на перемены реслинг обновил список действующих лиц. Перестав олицетворять исторических злодеев, его ряженые стали персонажами более абстрактными и декоративными. Первым эту перемену зафиксировал Джесси Вентура по кличке Туша. Что говорит о его недюженной проницательности. Отсюда был уже один шаг до политики. И Вентура его сделал, став губернатором Минессоты. Я с уважением отношусь к избирателям этого северного штата. В сегодняшнем мире жизнь слишком сложна, чтобы поддаваться управлению сверху. Теряя реальную силу, власть становится церемонией, ритуалом, театром, игрой - если угодно, рестлингом. Что касается античности, к которой нам пора в заключение этой программы вернуться, то хочу напомнить, что Платон был выдающимся борцом, стяжавшим себе славу в Истмийских играх. В отличие от Туши Вентуры, на спортивном поприще Платон добился больших успехов, чем на политическом. Зато Спартак, согласно новым исследованиям историков, был не только великим гладиатором, но и талантливым политиком, который пытался захватить власть, чтобы навести порядок в Риме, как это сделал его более успешный преемник - Юлий Цезарь. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
