Атлантический дневник

Революции бывают разные. За два с небольшим столетия мир стал свидетелем множества социальных катаклизмов, как правило с обильным пролитием крови, результаты которых резко или даже коренным образом отличались от запланированных.

Но есть революции, которые происходят самопроизвольно, без плана - некого винить, и даже некого благодарить, хотя авторы порой известны. Эти авторы меньше всего предвидели последствия своих поступков, и даже обратное зрение не дает больших преимуществ. Такие революции, в противоположность марксистской утопии, как правило порождаются не материальными отношениями, а идеями, которые возникли в голове конкретного человека или в человеческом сообществе. Только технологические революции способны вызывать стойкие социальные и хозяйственные перемены в нашем образе жизни, только они в состоянии перестроить всю организацию общества. Обстоятельства сложились так, что мы живем как раз в эпоху одной из таких революций.

В американском журнале "Атлантик" опубликована статья "По ту сторону информационной революции". Ее автор, Питер Друкер - один из ведущих специалистов в области теории управления, автор тридцати с лишним книг и множества статей, профессор социологии калифорнийского Клермонтского университета. Свой анализ текущих перемен он начинает с парадокса: одним из самых важных продуктов информационной революции стала не сама информация, и не предсказанный искусственный интеллект, а электронная коммерция. Кроме того, параллельно и без видимой связи с компьютерами и Интернетом возникают новые технологии, такие как биотехнология и промышленное рыбоводство.

"Похоже на то, что будут возникать и другие новые технологии - внезапным образом, давая толчок развитию новых крупных отраслей промышленности. Каковы они будут - угадать невозможно. Но существует высокая степень вероятности, практически уверенность, что они возникнут, причем в самое ближайшее время. И можно почти наверняка утверждать, что очень немногие из них, и очень немногие отрасли промышленности, которые из них возникнут, произойдут от компьютера или от информационной технологии...

Это, конечно, всего лишь предсказания. Но они сделаны на основе предположения, что Информационная Революция будет развиваться по той же модели, что и ряд прежних "революций" последних пяти столетий, основанных на технологии, начиная с гутенберговской книгопечатной революции... Ибо именно так обстояло дело с Информационной Революцией на протяжении ее первых пятидесяти лет".

Информационная революция принадлежит к совершенно иной категории, чем, скажем, та, которую до недавнего времени именовали "великой октябрьской". Она не была предписана бородатым утопистом - мы узнали о ней из жизни и провозгласили пост фактум.

Коренная смена технологии не вызвана никакими материальными (в марксистском смысле) причинами. Технологию придумывают люди. И если самая первая технологическая революция, сельскохозяйственная, была результатом коллективной и анонимной выдумки, то у следующей, книгопечатной, был конкретный автор: Гутенберг. Именно Гутенберг, а не китайцы, которые изобрели высокую печать гораздо раньше, но без всяких социальных последствий для себя. Одно из первых последствий изобретения Гутенберга, упомянутое Друкером - массовая публикация лютеровского перевода Библии и волна социальных катаклизмов в Европе.

Новизна тезиса Питера Друкера - в том, что он видит такую революцию не как единое технологическое дерево с ветвями, а как целый комплекс радикальных новшеств, изменяющий цивилизацию непредсказуемым способом.

Свидетели прежних технологических революций не имели нашей склонности к обобщениям и прогнозированиям, но зато мы обладаем ею с лихвой. Знатоки будущего, ухватившись за термин "информация", всячески злоупотребляют все тем же изобретением Гутенберга, рисуя нам невероятные картины всемирной гармонии, компьютерной демократии и планетарного сознания. Футурология заменила безбожному миру богословие.

Питер Друкер, напротив, смотрит в прошлое, и в первую очередь - на промышленную революцию, которая протекала фактически на наших глазах, то есть оставила по себе самую подробную и документированную историю.

В этой истории примечательно то, что за первые свои полвека промышленная революция не изобрела ничего принципиально нового. Производилось все то же самое, что и в прежние века, но гораздо быстрее, эффективнее и дешевле: текстиль, кирпич, железо и так далее.

"За эти первые пятьдесят лет было только одно важное исключение, одно-единственное новшество: пароход, впервые реализованный в практичной форме Робертом Фултоном в 1807 году. Но на протяжении еще лет тридцати-сорока он не имел почти никакого применения. В действительности почти до конца девятнадцатого столетия больше груза перевозилось по мировому океану на парусных судах, чем на пароходах.

А затем, в 1829 году, появилась железная дорога, вещь уже поистине беспрецедентная, и она навсегда переменила экономику, общество и политику".

Паровоз, по мнению Друкера - приблизительный эквивалент компьютера на нашей стадии технологического развития. И точно так же, как компьютер, паровоз поначалу был неверно понят и истолкован. Прежде всего, самим изобретателям не приходило в голову, что они создали средство массовой и быстрой перевозки грузов - железная дорога была задумана исключительно для пассажиров, и только тридцать лет спустя, в Соединенных Штатах, появились товарные составы. Точно так же пророки информационного века, которые берут за исходную точку компьютер, уводят нас в фиктивное будущее, в утопию и научную фантастику.

Так например, как отмечает Друкер, еще несколько лет назад считалось, что в ближайшем будущем свою ежедневную дозу информации потребитель будет получать из Интернета. В результате все уважающие себя газеты обзавелись параллельными виртуальными изданиями. Но читатель по-прежнему предпочитает бумагу, а электронные газеты прозябают практически бездоходно.

Что же касается самой электронной коммерции, то предполагалось, что главным товаром будет все та же информация. Так оно и получилось, но совсем не в той форме, в какой предполагали предсказатели. Флагманом электронного рынка очень скоро стала американская компания Amazon.com, торгующая вполне традиционными книгами. Теперь она расширяет ассортимент, торгует также компактными дисками, а совсем недавно превратилась в огромный универсальный торговый центр, об успехе которого пока судить рано.

Эти и многие другие примеры показывают, как уязвим жюльверновский подход к технологической революции на ее ранних стадиях, попытка построения модели будущей экономики и социологии исходя из сиюминутных технических новшеств. Предвидеть изменения в структуре общества можно пытаться лишь на основании социального опыта прошлого, и в первую очередь - уже упомянутой промышленной революции.

Главным социальным последствием промышленной революции Питер Друкер считает не классовую борьбу, которая существовала всегда, и при капитализме в конечном счете пошла на убыль, а появление в обществе новой социально-экономической фигуры: предпринимателя. Легко показать, что отношение всего общества к этой фигуре в значительной мере обусловило дальнейший ход его развития - в некоторых случаях привело к мощному экономическому прогрессу, в других - к упадку, а в третьих - к неопределенности и топтанию на распутье.

Преклонение перед фигурой предпринимателя, его фактическая героизация - типичная черта американской культуры. В последнее время в США одна за другой вышли подробные биографии Джона Рокфеллера, Джей-Пи Моргана и Эндрю Карнеги - тех, кого по традиции в США именуют robber barons, "баронами-грабителями", и благодаря которым на весь мир распространился миф о грабительском характере классического капитализма. Эти люди, конечно, никакими грабителями не были - они были именно предпринимателями, производителями, хотя часто пользовались методами, за которые в современном обществе, в том числе и в американском, легко угодить за решетку. Они плавили сталь, добывали нефть, прокладывали железные дороги, и за несколько десятков лет вывели Соединенные Штаты на передний край мировой экономики.

Не в пример предпринимателям других стран эти люди, помимо богатства, располагали высоким авторитетом в обществе, и без колебаний этим авторитетом пользовались. Они не раз оказывали давление на слабое и коррумпированное правительство с целью придать событиям благоприятный для бизнеса оборот, а порой даже оказывали решающее влияние на исход выборов. Общеизвестен случай, когда один из "баронов-грабителей" Марк Ханна сумел добиться избрания президента Мак-Кинли, несмотря на то, что шансы некоторых соперников оценивались выше.

Все эти искривления сейчас в значительной степени выпрямлены, и методы, которыми пользовался Джон Рокфеллер, какому-нибудь Биллу Гейтсу даже не снятся. Но в результате именно в США образовались самые благоприятные условия для развития предпринимательства. И не случайно, что новая технологическая революция больше всего преуспела именно там.

А вот - контрастный пример, приведенный Питером Друкером.

"К 1850-м годам Англия стала терять свое превосходство и начала уступать первенство в промышленной экономике - сначала Соединенным Штатам, а затем и Германии. По существующему сейчас общему мнению, основные причины этого были не экономические и не технологические. Главная причина была социальной. В экономическом, а особенно финансовом плане Англия оставалась великой державой до Первой Мировой войны. Технологически она была впереди на всем протяжении девятнадцатого столетия... Но Англия не приняла пионера технологии в социальном плане. Он никогда не стал "джентльменом"... Технолог так и остался "ремесленником".

Иными словами, дело тут опять таки не в Жюль Верне, а скорее в Максе Вебере, не в технологии, а в социологии. Англией правили джентльмены, люди, которых помимо высокой политики и военной службы интересовали только охота и скачки. Представители низших классов, независимо от их богатства и энергии, в этот круг не допускались, и в принятии решений не участвовали.

К этим контрастным примерам интересно добавить случай современной России, которая в разгар информационной революции пытается наверстать упущения промышленной. Поскольку Россия все еще остается весьма развитой во многих отношениях страной, речь идет скорее об упущениях социологических, чем технических. Знаменательно, что статус предпринимателя в современной России весьма невысок, и виной этому - не столько пережитки социализма, сколько фигуры так называемых "олигархов" - людей, ошибочно принимаемых за типичных флагманов капитализма. Но эти люди, несмотря на их реальное и мнимое богатство, не имеют с предпринимателями ничего общего. Они не строят железных дорог, не плавят сталь и не добывают нефть, хотя некоторые и владеют нефтяными предприятиями. Вся их кипучая деятельность заключается в выкачивании денег из страны в офшорные сейфы. Капитализма в них гораздо меньше, чем в хозяине ларька, торгующего водкой и сигаретами. Настоящим предпринимателям эта всенародная ошибка обходится крайне дорого, и еще дороже она может обойтись России.

Простой способ анализа, предложенный Питером Друкером, помогает разобраться в ситуации, где многотомный анализ Маркса бесполезен: что такое капитализм, в чем залог его успеха, и кому он этим успехом обязан.

До недавнего времени, в угоду тому же Марксу, термин "капитализм" употреблялся с оглядкой: дескать, современное общество, в отличие от классики прошлого века, раздробило собственность, сгладило противоречия и усилило контроль. Однако, если пользоваться меркой Друкера, капитализм сохраняет свою сущность до тех пор, пока центральной фигурой в обществе является человек, располагающий капиталом и суммой знаний, необходимой для его рационального употребления. Это вовсе не жирный толстосум пропаганды, а профессионал, нужный человек в нужном месте - достаточно вспомнить того же Билла Гейтса. До тех пор, пока это условие выполняется, можно говорить о капиталистическом характере общества.

Мы живем в начальную эпоху информационной революции, которую Питер Друкер предпочитает именовать Революцией Знания. Это терминологическое различие очень существенно: оно дает понять, что дело вовсе не в компьютере, базах данных и Всемирной паутине - дело по-прежнему в людях. И человеком, который претендует на центральное место в зарождающемся новом обществе является, по мнению Друкера, knowledge worker - переведу как "умственный работник", хотя слегка отдает Ильфом и Петровым.

В настоящее время статус умственного работника, человека знаний и идей, остается второстепенным, хотя и достаточно высоким. Как правило, это наемный служащий, пусть и весьма высокооплачиваемый, но зависящий от воли владельца капитала. Для капиталиста, предпринимателя, интересы денег по-прежнему преобладают над интересами знания. У него есть один метод заставить умственного работника подчиниться: повысить его ставку. Иными словами, до поры до времени он может его подкупать. По мнению Питера Друкера, этот метод в скором времени перестанет быть эффективным.

"Ключевые умственные работники... наверняка будут ожидать увеличения своей финансовой доли в плодах своего труда. Но эти финансовые плоды скорее всего будут созревать [довольно долго], если созреют вообще. А затем, вероятно лет через десять, руководство предприятием с главной, если не единственной, целью... извлекать прибыль для акционеров, не может не стать контрпродуктивным. Эффективность работы таких "умственных" отраслей промышленности будет все больше зависеть от того, насколько руководство ими осуществляется с целью привлечения, удержания и мотивирования умственных работников. Когда это больше нельзя будет делать, как мы пытаемся сейчас, с помощью удовлетворения жадности умственных работников, это придется делать путем приспособления к их системе ценностей, оказания им общественного признания и придания им общественной власти. Это придется осуществить путем превращения их из подчиненных в равных себе представителей руководства, и из служащих, пусть и высокооплачиваемых - в партнеров".

Иными словами, у предпринимателя, до сих пор безраздельно господствовавшего в экономике, появился соперник, претендующий как минимум на равенство с ним: умственный работник. От того, какой статус придаст то или иное общество этому гегемону будущего, будет зависить судьба этого общества на годы вперед: жребий Америки или жребий Англии.

Но напрашиваются и более глубокие выводы. Впервые за последние полтора столетия капиталист и его капитал рискуют, и фактически обречены, потерять решающий голос в экономике, по крайней мере часть этого голоса. У них появился соперник, претендующий на долю в принятии решений. Сейчас трудно и бесполезно судить, насколько решающей будет эта доля, и в какой степени умственному работнику удастся потеснить прежнего хозяина прогресса. Ясно одно: структура общества и экономики впервые за столетия может стать совершенно иной. Таким образом, мы осознаем, что имеем дело с революцией в прямом смысле: социальной. Но именно таковы, как демонстрирует анализ Питера Друкера, и были предыдущие технологические революции; именно они были поворотными точками истории, а не трагикомические штурмы Бастилии или Зимнего дворца.

Компьютер породил Интернет, который в свою очередь стал поприщем электронной коммерции. Но информационная революция намного шире, она грозит так потеснить саму идею коммерции, как это не удавалось всем классовым борцам за интересы пролетариата. Капитализм, каким мы его знали, рискует сохраниться лишь в школьных учебниках истории, как один из отсталых и пройденных этапов.