Атлантический дневник

"Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему".

В этих словах классика мне всегда виделся подвох: больше красоты, чем смысла. Можно все перевернуть, и выйдет точно так же правдоподобно. К тому же, мешает отсутствие точного мерила: кого считать счастливым, и наоборот? И как быть с переходными случаями, от сходства к несходству и от счастья к несчастью?

Красота, по английской пословице, - в глазах смотрящего. Счастье, наверное, тоже. Впрочем, судите сами. 24 апреля 1987 года малоизвестный партийный аппаратчик из Белграда прибыл в Косово по заданию президента Стамболича, чтобы разобраться в претензиях тамошних сербов к албанцам. Сценарий поездки был расписан заранее, и в ответ на жалобы сербов, что полицейские-албанцы их бьют, белградский гость театрально провозгласил: "Никто не смеет вас бить". Классическая стартовая сцена политической карьеры, пусть даже без броневика или танка в качестве постамента. Эти слова затем многократно звучали по белградскому телевидению, которое возглавлял хороший знакомый. Так начался удивительный взлет Слободана Милошевича. А точнее сказать - четы Милошевичей, Слободана и Миры.

В американском журнале "Нью рипаблик" опубликована статья Лоры Силбер "Семейные ценности Милошевичей". Лора Силбер, соавтор книги о Югославии "Гибель государства", в настоящее время работает над биографией Милошевича. В процессе этой работы она поняла то, что давно известно самим гражданам многострадальной страны: Югославией, а теперь уже фактически только Сербией минус Косово, правит семья.

"Добро пожаловать в параллельную вселенную, обитаемую Милошевичем и его женой, Мирьяной Маркович. В бывшей Югославии более трех миллионов человек изгнаны из своих домов, сотни тысяч жизней искалечены или разрушены. Сама Сербия едва стоит на ногах после воздушных ударов НАТО; заводы, мосты, школы, дороги - практически вся экономическая инфраструктура повседневной жизни страны лежит в руинах. Но сербский тиран, похоже, не замечает этого. Милошевич, подстрекаемый своей честолюбивой женой, просто провозглашает черное белым, а свое правление - успешным. И по-видимому, верит собственной лжи".

Понять историю Сербии последних десяти-двенадцати лет, этот стремительный марш к саморазрушению, человеку с заурядными гуманистическим принципами практически невозможно, простая логика здесь не подмога. Но первая семья страны, с учетом масштабов, многое упрощает, сводит алгебру к арифметике и дает поучительные уроки.

Что происходит в голове Милошевича? Никто из имевших с ним дело не отзывался о нем как о дураке - за годы своего правления он продемонстрировал бесподобное мастерство политической и дипломатической интриги, способность извлекать пользу из безвыигрышной ситуации. Тем не менее, назвать умным человека, начавшего одну за другой три войны и во всех потерпевшего поражение, не поворачивается язык. Вот как изображает мировосприятие Милошевича Лора Силбер:

"Согласно этой картине мира, Сербия одинока в своем мужественном противостоянии американскому господству. Что же касается понимания этой супружеской четой мотивов Соединенных Штатов, оно лучше всего отражено в воспоминаниях одного их знакомого, с тех пор с ними порвавшего. "Мы как-то сидели в гостиной у них дома", говорит этот человек. "Слобо наклонился ко мне и сказал: "Ты правда веришь, что Клинтон - президент Америки? Ты очень наивен. Клинтон - просто марионетка. Америкой правит группировка, состоящая из представителей мафии, военно-промышленного комплекса и крупного капитала. Каждый вечер они встречаются и обсуждают решения, которые следует принять, и каждое утро Клинтон находит у себя на столе их указания. Сербия - единственное государство в мире, которым они не управляют".

Людей со сходным образом мыслей в мире немало. Возможно, они есть даже среди руководителей государств. Любопытно, однако, что Милошевич в свое время неоднократно бывал в США и приобрел там репутацию "западника". Он вполне свободно, хотя и с акцентом, говорит на идиоматическом английском языке, и мог бы узнавать из газет, как обстоят дела в реальном мире. Но, как уже сказано, он - житель другого мира, параллельной вселенной. Попробуем ненадолго ее посетить.

Мирьяна Маркович - не просто жена, но в значительной степени автор карьеры и мировоззрения своего мужа. Дочь титовской партизанки, она родилась в лесу, воспитывалась у приемных родителей, а мать впоследствии погибла под пытками нацистов. Отец, оказавшийся на высокой ступеньке партийной иерархии, обратил внимание на дочь, когда ей было уже шестнадцать лет. Мире, как она стала называть себя по партизанской кличке матери, была возвращена фамилия и дарован номенклатурный фавор.

Этот фавор с лихвой искупил некоторые изъяны внешности и вызвал пристальное любопытство со стороны Слобо Милошевича, в ту пору ничем не примечательного подростка. В родном Пожареваце неразлучную пару называли "Ромео и Джульетта номер два". Взаимный интерес оказался стойким, и женитьба принесла неизбежные плоды. Для Милошевича это было сначала директорство на фабрике, а затем - руководство крупнейшим банком страны, достигнутое не без помощи бывшего однокурсника Ивана Стамболича - впоследствии того самого президента Югославии, против которого на метафорическом броневике в Косове был начат вероломный обходной маневр.

Вот как описывает истоки и мотивы этого номенклатурного романа Лора Силбер:

"Его мать, Станислава, была ревностной коммунистической активисткой, стремившейся внушить своим сыновьям неколебимую веру в партию. И тут появилась Мира, отец которой был одним из высших партийных иерархов. "Видимо именно по этой причине Слобо стал с ней встречаться", рассказывает его бывший одноклассник. Даже сегодня, по словам другого их знакомого, "Мира по-прежнему чарует Слободана своей родословной, своей семьей. Сам он - человек без имени. Она словно бы усыновила его, подобрала в сиротском доме".

Что же касается Миры, то... в молодом Милошевиче она конечно же видела способ реализации своих амбиций. В книге о Милошевичах Славолюс Джукич пишет, как однажды Мира показала на портрет Тито и заявила: "Когда-нибудь портрет Слобо будет висеть, как сейчас Тито".

Утверждать, что это был брак по расчету - значит проглядеть настоящее чувство. Этот брак предопределило нечто большее, чем любовь: это был союз по инстинкту.

Пламенная преданность коммунистической идеологии вовсе не вызвала у Миры Маркович охлаждения к мужу, когда он стал перерождаться в националистического демагога. Напротив, она в значительной степени сама была автором этого перерождения, она написала сценарий косовского дебюта и по сей день пишет для Милошевича тексты его выступлений. Когда речь идет о семейном счастье, в данном случае синонимичном власти, любая идеология только выигрывает от гибкости.

Переоснащение коммунистического государственного аппарата в националистический в условиях падения жизненного уровня породило, как и в других посткоммунистических странах, ностальгию по коммунизму. Людей, которые этой ностальгии подпали, нельзя оставлять на произвол судьбы, где они могут стать добычей политического соперника. Их надо вернуть в лоно семьи. Вот тут-то и пригодилась неустанно провозглашаемая преданность Миры ортодоксальному марксизму. С одобрения мужа она организовала собственную безупречно-коммунистическую партию, Югославский левый союз, охватив таким образом все потенциально дружественные цвета спектра. Весьма показательна модель, которая, по замыслу Маркович, легла в основу новой партии. Предоставим слово Лоре Силбер:

"В 1993 году Мира собрала пять ближайших друзей, чтобы они помогли ей в формировании новой партии. Она оглядела присутствующих и спросила: "Какая организация существует дольше всех других? Какая организация эффективнее всех?" "Мафия", сказал кто-то, отметив, что абсолютная верность ее членов обеспечивается финансовыми выгодами и протекцией, а также уверенностью, что за предательство ответишь собственной жизнью. "Это мне нравится", сказала Мира. "Мы воспользуемся этими принципами в нашей организации". После этого Мира привлекла в свою партию военных барышников, контрабандистов и преступников. Это были единственные люди в Сербии, имевшие деньги, и благодаря своим связям с [новой партией] они стали еще богаче".

В числе этих молниеносных богачей в нищей стране - сын Милошевичей Марко, подогнавший свой внешний облик под известного автогонщика Жака Вильнёва и к 22 годам разбивший всмятку 18 гоночных автомобилей. Истоки его богатства глубоко анализировать незачем - высокое родство и дружба с главой таможенной службы никому в Югославии не вредят. В разгар бомбардировок НАТО Марко приступил к строительству тематического парка "Бамби", этакого сербского Дисней-ленда. Его сестра Мария, сотрудница журнала "Иллюстрована политика", недавно прострелила из пистолета дверь белградского кафе.

Но дети деспотов одинаковы везде, никакого урока из их примитивной судьбы не извлечешь. Куда поучительнее взглянуть на учредительные принципы партии Миры Маркович.

Происхождение слова "мафия" неизвестно. В наше время оно, подобно слову "фашизм", стало расхожим ярлыком, который можно навесить практически на любую организацию. Но если всмотреться именно в те принципы, которые привлекли благосклонное внимание супруги югославского президента, бросается в глаза родовая иерархия, круговая порука и кровное родство, которое, в случае отсутствия, имитируется обрядом братания.

Мафия - это семья.

Что такое семья? Не станем уподобляться Энгельсу и копать слишком глубоко. Семья - это наиболее элементарная структура общественной организации. В отличие от мудрых социологических моделей она никем не изобретена и основана на инстинкте. Семья, в отличие от политических партий или касс взаимопощи, существует и у животных, хотя формы ее у них многообразны. Там, где животных отличает сложная социальная структура, она и есть их семья: общества пчел или муравьев не делятся на более элементарные ячейки.

У человека семья тоже принимает самые разные формы, в зависимости от обычаев и общественной структуры. От первобытного рода она прошла путь до современной нуклеарной семьи, состоящей только из двух поколений в прямом родстве. В наиболее развитых современных обществах институт брака и семьи в значительной степени поколеблен. Все большее число молодых людей выбирает временное сожительство без обязательств, все чаще дети воспитываются только одним из родителей. Воздержавшись от моральной оценки, можно заметить, что это стало возможным именно благодаря развитию социальных структур, взявших на себя функции, которые были искони присущи именно семье. Одинокая женщина с детьми не могла выжить где-нибудь в Древнем Египте, но в современной Швеции или Германии вполне типична.

С другой стороны, в периоды временной деградации развитых обществ семья может постепенно вбирать в себя функции, которых общество больше не в состоянии выполнять - архаизация общества приводит к архаизации семьи и повышению ее роли.

Мафия - наиболее известный и резко гипертрофированный пример такой архаизации в близкие нам исторические времена. Южная Италия осталась за пределами империй прошлого века, в которых был сосредоточен прогресс. В условиях общественного упадка стало разрушаться контрактное право, потому что никто не имел авторитета следить за соблюдением договоров. В отсутствие твердого контракта невозможна никакая экономика. В результате эту элементарную функцию охраны правопорядка взяла на себя семья, а кодекс законов заменила семейная этика. Отдельные семьи занимались такой социальной деятельностью успешнее других, к несомненной собственной выгоде, а поскольку возможности одной семьи, даже весьма обширной, в этом плане ограничены, возникла практика кооптации, то есть расширения семьи путем обряда кровного братания. За дальнейшими справками отсылаю к известному фильму Копполы.

Эта модель многое объясняет в сегодняшней Сербии, хотя в процессах еще надо разобраться. Семья Слободана Милошевича и Миры Маркович взяла на себя многие из функций, которые до сих пор выполняло государство, а место государственных интересов заняли интересы семьи. Заодно с ними в данном случае действуют не кровные родственники, поскольку дебильных детей приходится списать в пассив, а кооптированные братья и сестры, члены партий мужа и жены, контрабандисты, мародеры и массовые убийцы.

Тем не менее, совершенно неочевидно, что эта предприимчивая семья, подобно итальянской мафии в ее классический период, просто подбирала обломки государственных структур там, куда они падали. Югославия распалась не сама, а именно по инициативе Милошевича, предпринятой на уже упомянутом косовском спектакле 1987 года. Но поскольку трудно поверить, что один-единственный человек мог развалить современное и сравнительно процветающее государство, перед историком встает один из труднейших вопросов нашего времени: вопрос о коллективной ответственности.

В том же журнале "Нью рипаблик" в разгар косовского конфликта была опубликована статья Стейси Салливан "Добровольные палачи Милошевича". Опираясь на свои наблюдения в ходе многократных поездок в Сербию, автор приходит к выводу, что в Косове, вопреки всем заявлениям лидеров западных стран, НАТО имеет дело не с Милошевичем и кучкой его соратников, а с сербским народом.

"Сама идея коллективной вины вызывает тревогу. Вся концепция международного военного трибунала подобающим образом основана на предположении, что за зверства, свидетелями которых мы уже десятилетие являемся на Балканах, должны отвечать конкретные лица, а не целые общества. Но в этнической чистке, которую сегодня ведут сербы, поражает то же самое, что поразило историка Дэниэля Голдхейгена, когда он изучал поведение конкретных немцев по отношению к евреям во время Холокоста. Это не просто полное отстутствие последовательного и существенного протеста, это также произвольный садизм - это, пользуясь словами Голдхейгена, "добровольчество, энтузиазм и жестокость в выполнении порученных и взятых на себя заданий".

Принцип коллективной ответственности отвергается современным правом, но историк не обязан стеснять себя правовыми нормами. Поиск виновных можно поручить трибуналу, но историка интересуют невиновные - кто они, и где они?

Семья, заменившая в Сербии государство, по определению немногочисленна, ибо не так уж велик пирог, который подлежит дележу. За ее пределами остались миллионы людей, помнящих совсем иной правопорядок и уровень жизни. О людях, угодивших после сравнительно благополучного детства на мусорный двор истории, рассказывает статья Блейн Харден "Поколение Милошевича" в журнале "Нью-Йорк таймс мэгэзин". Среди них - студент-юрист Дарко Сушняр, вчерашний сын богатых родителей, ныне вынужденный продавать автобусные билеты. Ивана Константинович, еще недавно редактор на телевидении, передававшем лживые правительственные бюллетени, теперь сводит концы с концами в отделе прогнозов погоды. Сотни девушек-подростков отбивают друг у друга так называемых "спонсоров", бритоголовых и кожаных, увешанных золотыми цепями хозяев нынешней непрочной жизни. Со спонсорами и без таковых, с университетскими дипломами и без дипломов, все они лишены будущего. На вопрос "что дальше" большинство из них отвечает "эмиграция" - куда-нибудь на запад, лучше всего в Америку.

Почти все эти люди, представляющие собой, если он вообще наступит, завтрашний день Сербии, на вопрос о косовских событиях, при всем их презрении к правительственной пропаганде, отвечают штампами: дескать, война и есть война, мы их, а они нас. Некоторые позволяют себе больше агрессивности: вы еще не знаете албанцев как следует, говорят они, адресуясь не столько к западному корреспонденту, сколько к Западу вообще, к которому в принципе не питают никакой вражды. Некоторые предпочитают переводить разговор на другую тему.

Лишь изредка, если судить по статье, автору встречались люди, не желающие закрывать глаза на правду. В их числе - югославская журналистка Милка Тадич. И ее приговор не посмеет повторить никакой международный трибунал: виноваты сами сербы.

Семья как принцип государственной организации торжествует там, где рушится само государство. Такая семья не имеет ничего общего с принципом наследственной монархии: общеизвестна практика турецких султанов, которые, восходя на престол, традиционно истребляли всех своих мужских родственников. Семья приходит к власти именно тогда, когда традиционные структуры атрофируются, и возводит в принцип общественной организации родовое правило: все для своих, а другие пускай перебиваются как умеют.

Семья - это способ существования современного деспотизма. Это Гаити "Папы Дока" Дювалье, Ирак Саддама Хуссейна, набирающего государственную администрацию из своего клана, Сирия Хафеза Асада, чужака-алавита в суннитской стране, Индонезия Сухарто. Семья - это Сербия Слободана Милошевича.

Проще всего предположить, что циничный узурпатор правит обманутым и бессильным народом. Но народ уже имел возможность показать на массовых демонстрациях два года назад, что он не бессилен. Что же касается обмана, то правители, похоже, подвержены таким же галлюцинациям, как и подданные. Вот что пишет Лора Силбер в журнале "Нью рипаблик":

"Вполне возможно, что Милошевичи верят собственной лжи. И это бросает... тревожную тень сомнения на перспективу мирной смены власти в Сербии.

Последний случай, когда режиму что-то угрожало, имел место зимой 1996-97 годов. По словам лидера оппозиции Зорана Джинджича, он встречался тогда с Милошевичем. "Я сказал ему: у тебя проблемы, сто тысяч человек вышли на демонстрацию против тебя. Он взглянул на меня и ответил: ты смотришь слишком много CNN. Там никого нет".

Не берусь судить, существует ли коллективная вина, но есть коллективное покаяние. Через такое прошла в свое время нацистская Германия, к коллективному покаянию призывал Александр Солженицын в сборнике "Из-под глыб". Заколдованный семейный круг разорвется лишь тогда, когда миллионы отвергнут родовые ценности в пользу общечеловеческих. В противном случае главенство просто перейдет к новому крестному отцу - это мы тоже видели у Копполы. Без покаяния в семье невиновных нет.

Счастлива ли чета Милошевичей? - спрошу я в заключение, снова вспомнив Толстого. Слобо именует свою свирепую супругу "котиком"; расставаясь, они имеют обычай страстно целоваться на публике. Нет никаких оснований полагать, что в их супружеской жизни есть серьезные неурядицы. Думаю, что классик поторопился с обобщениями. Наверняка можно лишь сказать, что некоторые счастливые семьи очень похожи на некоторые другие.