Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
20.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[25-04-05]
Правозащитное движение в Свердловской областиПрограмму ведет Евгения Назарец. В программе принимает участие Владимир Попов, председатель правления Союза правозащитных организаций Свердловской области. Евгения Назарец: На недавней отчетно-выборной конференции Совета правозащитных организаций Свердловской области многие правозащитники сетовали, что сегодняшних уральцев на митинг так просто не выведешь. Граждане требуют конкретной помощи. Например, представители Гражданского комитета защиты прав заключенных Общероссийского движения «За права человека» посетили две колонии на севере Свердловской области. Поводом для рейда послужили жалобы родителей заключенных. Сын этой женщины находится в местах отбывания наказания уже три года. Она одна из трех матерей, пришедших на консультацию в Правозащитную приемную, которую организовал Российский комитет по защите прав заключенных в Екатеринбурге. Мать заключенного: Мне сообщили, что он порезанный, что его избили там. Он ни одного письма не может написать мне с жалобой, и он от меня ничего не получал. У нас сейчас связи нет никакой вообще с ним. Евгения Назарец: Ольга Дианова участвовала в рейде российских правозащитников по свердловским колониям, как сотрудник аппарата уполномоченного по правам человека в Свердловской области. Теперь она удивляется, что до родителей заключенных вообще дошла информация о происходящем в колониях. Ольга Дианова: Просто доведенные уже до отчаяния ребята вообще боятся говорить. Евгения Назарец: Очень вероятно, что вмешательство Гражданского комитета по защите прав заключенных только спровоцирует новую волну насилия в колониях, особенно в отношении тех заключенных, которые пошли на контакт с правозащитниками. Ольга провела в Нижнетагильской женской колонии около 8 лет, теперь хочет попытаться помочь тем, кто там остался. Ольга: В первую очередь я должна думать не о себе, а о тех, кто остался там, чтобы я своими действиями не причинила вреда этим людям. Кто защитит этих людей от действий администрации?! Евгения Назарец: Олег провел в заключении 10 лет. Он рассказывает, что не был примерным заключенным, поскольку не хотел мириться с порядками в колонии. Готов был отбывать наказание, которое предусмотрено законом, а не терпеть издевательства. Олег: Пусть не зря, я сам удовлетворил свой протест, но результаты плачевные, даже в плане моего здоровья. Я его оставил там. А если бы я знал даже названия и адреса этих организаций, я бы решил половину этих вопросов на сто процентов. Евгения Назарец: И все-таки председатель Гражданского комитета по защите прав заключенных Александр Любославский пытался приложить максимум усилий, чтобы визит в свердловские колонии не остался просто тяжелой экскурсией. Александр Любославский: Комитет защиты заключенных подал в Кассационный суд заявление о приведении в соответствие с Конституцией ряда статей Уголовно-исполнительного кодекса. Администрация колоний как бы присвоила себе право судить осужденных. Они осуждают людей на камерное, тюремное практически содержание сроком до 6 месяцев, до года безо всяких расследований. Евгения Назарец: В Комитете по защите прав заключенных признают, что не обладают полной информацией о положении в российских колониях. То, что три жалобы родителей из Свердловской области стали достоянием гласности, скорее, случайность. Правозащитную тему мы сегодня продолжим. Сегодня гостем Екатеринбургской студии Радио Свобода будет председатель правления Союза правозащитных организаций Свердловской области Владимир Попов. Доброе утро, Владимир. Владимир Попов: Доброе утро. Евгения Назарец: Как раз то, о чем был предыдущий рассказ, проходило одновременно и даже в том же самом месте, где проходила отчетно-выборная конференция Союза правозащитных организаций. Параллельно два правозащитных мероприятия в одно и то же время – это, в общем, на мой взгляд, симптоматично, и, вместе с тем, вы говорите, что правозащитное движение в Свердловской области немножко снижает обороты. Владимир Попов: Вы знаете, это происходит, наверное, не только в Свердловской области, поскольку главная, наверное, проблема в том, что правозащитное движение не укоренено что ли в массе населения России до сих пор, к сожалению, несмотря на то, что, в общем, имеется довольно длительная история диссидентского предшественника правозащитного движения. Но оно не стало ни массовым, ни каким-то широко известным населению. Известны отдельные лидеры, очень уважаемые люди. Но структуры, которые стоят за этими лидерами, как правило, в общем, достаточно малочисленные, и все держится на авторитете имен, а не на авторитете таких институтов – вот в чем проблема. Евгения Назарец: Со стороны все выглядит довольно просто: у людей есть конкретные проблемы, в случае с заключенными – избиение детей вот этих матерей, которые написали жалобы, в случае с чернобыльцами, предположим, - это нарушение их прав. Люди просто хотят, чтобы им кто-то помог решить их конкретных проблемы, на которые власть по какой-то причине махнула рукой. Разве вот эта отправная точка не могла бы послужить тем, чтобы придать новый импульс правозащитному движению? Владимир Попов: Когда есть, действительно, большая общественная проблема, когда есть много людей, которых она затрагивает, вот тогда возникает отраслевое что ли правозащитное движение. Например, возьмите Движение солдатских матерей. Практически каждую семью это касается. И поэтому оно наиболее массовый характер имеет в России, в том числе и у нас. У нас практически нет города, где не было бы точки или группы людей, Комитета солдатских матерей в области и в России. И они создали Союз Комитетов солдатских матерей. И они проводят колоссальную работу в этом отношении. И делается это силами фактически добровольцев без какого-либо финансирования, без грантов, безо всего. Вот я вижу, что это тот образец, к которому надо стремиться. Но, к сожалению, мотивация по другим проблемам, она касается более узкого круга людей. Те заключенные, их, в общем-то, ведь меньше, но все равно проблема есть, и она втягивает семьи, в основном, этих людей, ну и тех, кто пострадал, и чей гражданский темперамент не позволяет стоять в стороне от этой проблемы. Евгения Назарец: И нашим слушателям я предлагаю ответить на вопрос: как вы считаете, в чем могут и должны помогать людям правозащитники? Владимир, как вы сейчас, по сути, отметили, правозащитное движение достаточно стойко структурируется по направлениям, по темам, по интересам, если так можно сказать. А в Свердловской области предпринята попытка создать Союз правозащитных организаций вне зависимости от их тематики. Насколько успешной оказалась эта попытка? Ну, я понимаю, что 8 лет работы Союза – это что-то значит. Но все-таки за эти 8 лет что-то именно с Союзом правозащитных организаций удалось сделать? Владимир Попов: Конечно, сделано, я думаю, немало, и, в принципе, на конференции мы об этом говорили. Мы пошли по пути концентрации усилий там, где для этого есть определенные условия. Или это прежде всего, наверное, группа людей, заинтересованных в решении какой-то проблемы, мотивы их могут быть различными. Например, скажем, пытки в правоохранительных органах – это очень острая тема. Нашелся человек Александр Ливчак, который потянул эту работу, практически все свое время, свободное и не свободное (по-моему, у него нет различий в этом отношении) занимается этой проблемой, перерыв на сон – и дальше он занимается этим делом. И у нас это направление начало развиваться. То есть туда стали втягиваться люди, потому что, на самом деле, проблема действительно коснулась достаточно большого количества людей, и она, что называется, достала общество. И поэтому здесь стало получаться. Я уже говорил о солдатских матерях. Мы помогли им структурироваться, создали Союз Комитетов солдатских матерей, потому что мы все понимаем, что эту гигантскую проблему вытягивать нужно всем миром, что называется, и концентрировать усилия. Дальше. Мы развиваем сети общественных приемных. Мы понимаем, что, действительно, люди, особенно в небольших городах, по сути дела, сталкиваясь, особенно с местными властями, когда возникает какой-то конфликт, остаются в одиночестве, они не могут найти какую-то опору. И вот мы пытаемся создать сеть общественных приемных, ищем... и тут мы опять наталкиваемся на то, что в самом обществе наше движение достаточно еще не укоренено, поэтому просто не хватает элементарно людей, ресурсов. И вот пытаемся сейчас создать такую юридическую клинику, привлекая студентов, привлекая молодежь, которая может и имеет возможность участвовать в такой помощи населению. Это прежде всего студенты юридических вузов. Я вот три пункта назвал, но есть еще... Евгения Назарец: Но еще немного о внутренней кухне правозащитного движения, точнее, Союза правозащитных организаций в Свердловской области. Если говорить прямо, и вот на примере того же упомянутого вами Александра Ливчака, который занимается проблемой пыток, зачем ему Союз правозащитных организаций и зачем он Союзу? По-моему, сейчас правозащитники больше всего мечтают о грантах. Владимир Попов: Вы знаете, всякое дело требует определенных ресурсов. Вот где их искать? Ищут обычно там, где они есть. И вот гранты – это, в общем, мировая практика. Поэтому мне, единственно, не нравится то, что у нас пока в России очень мало таких фондов, которые могли бы регулярно устраивать конкурсы и отбирать проекты для финансирования, их очень немного. Поэтому и обращаемся к международным фондам. Если бы были свои... Правильно вот тот же Александр Ливчак говорит: да, британское консульство поддержало один наш проект - спасибо ему, но если бы был какой-то российский фонд, мы бы и ему спасибо сказали. Главное, что здесь мы не потерпим условий, которые нам будут диктовать: «делайте так и не делайте эдак». Понимаете? Мы это будем делать по отношению к любым фондам – своим, российским, международным – каким угодно. Евгения Назарец: Но Союз правозащитных организаций в состоянии помочь найти финансовую основу для какого-нибудь правозащитного проекта? Владимир Попов: Да, мы помогаем писать заявки, потому что у нас есть определенный опыт в этом отношении, тем организациям, которые не умеют этого делать или не знают, потому что они только начинают. И в этом отношении мы думаем, что полезное делаем дело – обучаем людей, которые хотели бы заниматься правозащитной деятельностью, но пока не имеют в этом какого-то опыта. Евгения Назарец: А сколько сейчас организаций состоят в Союзе правозащитных организаций? Владимир Попов: Вы знаете, Союз – это движение, поэтому здесь есть, как говорится, приливы и отливы. Например, на прошлой конференции у нас было около 60 групп, но это условно можно назвать организациями, поскольку я уже говорил, что чаще всего эти организации состоят буквально из нескольких человек. Хотя названия могут быть громкими: какой-нибудь Центр прав человека или что-нибудь в этом духе звонкое. Но мы знаем, что это просто либо какой-то конкретный человек с небольшой группой, либо менее десятка, так сказать, волонтеров, которые совместно работают. А есть достаточно крупные организации, тот же Союз Комитетов солдатских матерей. Там речь идет, я думаю, о сотнях добровольцев. Поэтому на этой конференции у нас было порядка 25 организаций, которые прибыли из разных городов. Мы сейчас пошли по пути... известная фраза: лучше меньше, да лучше. То есть людей, которые готовы поговорить, но мало что могут делать, в общем, не хотели бы сильно нагружать, что называется. Евгения Назарец: Владимир, вы начинали свою, тогда еще политическую деятельность на волне ранней демократии в России. Многие из ваших тогдашних единомышленников и коллег – Бурбулис, Мишустин, Карелова и другие товарищи – сейчас в Москве, преимущественно даже не по политической, а по научной, коммерческой или административной линии продвинулись. А вы, наоборот, взяли крен в правозащитное движение. Почему это произошло? Владимир Попов: Вы знаете, это, наверное, правозащитное движение я рассматриваю как часть демократического движения. Мне просто это оказалось ближе. Потому что я как-то, что называется, не карьерный, наверное, человек в политическом плане, и не думал никогда об этом, поэтому, в общем, и занимаюсь тем, чем занимаюсь. Ну и, кстати говоря, не жалею об этом, потому что считаю, что это, в общем, достаточно серьезная и полезная работа. Но вот мы начали разговор о проблемах правозащитного движения, то я думаю, что правозащитное движение имеет и серьезные внутренние проблемы, поскольку испытывает давление нашего, еще не «причесанного», не устроенного общества. В это движение пошли люди, которые начали рассматривать его, например, как бизнес. Вот когда появились гранты, когда появилась возможность, что называется, зарабатывать здесь и достаточно крупные... Евгения Назарец: В том числе и такой паблисити зарабатывать? Владимир Попов: Да... и всякого рода капитал, ну, люди нечестные, люди, которые рассматривают это не как, в общем, какое-то служение обществу, а просто как обыкновенное зарабатывание денег. И отсюда мы имеем ряд скандальных ситуаций, когда лидеры с громкими именами совершают поступки, которые просто ложатся пятном на все правозащитное движение. Вот недавнее событие, когда лидер известной... ну, не буду лишнюю рекламу делать, грубо говоря, без штанов бегал по управлению милиции, когда его в пьяном виде задержали. Ну что это такое?! Люди возмущаются, говорят, что надо что-то с этим делать, что такое просто недопустимо. Ну и есть ряд людей, которые тоже ведут достаточно странно себя, делают громкие заявления по непроверенным фактам, по ситуациям, когда надо еще разбираться, кто тут прав, а кто виноват. Потому что часто (есть такие случаи), когда люди с криминальным прошлым прикрываются правозащитными какими-то лозунгами и заявляют о преследованиях каких-то, когда на самом деле обыкновенные преступления за этим стоят. Евгения Назарец: Смотрите, какая странная ситуация получается. С одной стороны, мы уже поговорили о том, что авторитет правозащитного движения не так высок, как хотелось бы. С другой стороны, присутствует стремление использовать правозащитную деятельность или правозащитную «крышу» буквально для сведения счетов. Значит, все-таки многое можно сделать с помощью правозащитной деятельности? Владимир Попов: Безусловно, это такой реальный парадокс. Я говорю о том, что иногда бывает, что один человек делает так много, что просто удивляешься, иной организации такого рода достижениями можно было бы гордиться. Но это та реальность, с которой мы сталкиваемся. Но, понимаете, и в политике, и везде мы же хотим иметь надежные основы. А это уже структуры созданные авторитетные, которые не зависят от одного отдельного человека. Вот я сейчас думаю, если уйдет Александр Ливчак, кто будет заниматься вот этой проблемой пыток? Для меня это проблема. А вот если будет структура, которая будет... да, уйдет Ливчак, значит, за ним встанет Иванов или еще кто-то. Евгения Назарец: Интересно еще вот что. Свердловская область всегда славилась... до недавнего времени славилась на всю Россию высоким политическим и общественным градусом в массах. Это были и митинги, и просто активные участия, и присутствие уральцев в политике. Сейчас ситуация кардинально изменилась. Я думаю, в общественном движении происходит то же самое – так же мало заметны уральцы сейчас в общественном движении, как и в политике. С чем вы это связываете? Это просто колебания закономерные, когда то вверх, то вниз, скоро опять вверх поднимется, или это имеет какую-то конкретную причину? Владимир Попов: Я думаю, что и то, и то. Здесь, конечно, какие-то конкретные причины вам политологи назовут. Но, в принципе, наверное, это какие-то общие закономерности, когда градус политический где-то понижается, а где-то растет. Я думаю, что и эти формы, и митинги, и так далее вполне возможны и вполне востребованы будут, если это будет вытекать из ситуации. Евгения Назарец: То есть потому что в Свердловской области просто все хорошо, да? Владимир Попов: Есть определенные экономические возможности сглаживать ситуации. Вы же говорите в «Новостях» о том, что где-то, допустим, ресурсы бросают на то, чтобы не поднимать тарифы и так далее. То есть если есть возможность вот так ситуацию разрешать, то власть, естественно, пользуется этим. Евгения Назарец: Тяжело, наверное, работать правозащитником в таком регионе, где власть умело делает так, чтобы всем казалось, что все хорошо? Владимир Попов: Нет. Понимаете, искусство управления, оно как раз и заключается в том, чтобы распоряжаться ресурсами для того, чтобы ситуация была, по крайней мере, терпимой для населения, а в лучшем случае... В общем-то, никто ведь не говорит о том, что есть какие-то злодеи, которые намеренно кому-то вредят. Другое дело, что не всегда люди, способные грамотно принимать решения, попадают в органы власти и управления. Евгения Назарец: У нас есть телефонный звонок. Здравствуйте. Слушатель: Все здравствуйте. Лидия Ивановна из Москвы. У меня одновременно и ответ, и вопрос. Правозащитники могут защищать от случаев нарушения закона. Но правозащитник сам бесправен, когда в нарушение Конституции о равных правах граждан сначала издается указ о защите гаранта Конституции от самой Конституции, а затем это узаконивается через принятие закона, а генеральный прокурор преследуется за выполнение своих прямых функций и освобождается от должности. Можно ли говорить о функциях правозащитников в таких условиях вообще в государстве? Благодарю вас заранее за ответ. Евгения Назарец: Спасибо Лидии Ивановне. Владимир Попов: Правозащитники и в более тяжелых условиях находили возможность вести работу, но тогда они назывались диссидентами. Но, в принципе, чего они требовали раньше и что требуют сейчас? Есть очень много написанных хороших законов, наша Конституция – просто замечательная Конституция. Но чем отличается Россия? Она не всегда соблюдает то, что принимает Законодательное собрание и то, что написано в Конституции. Вот, в принципе, мы и требуем того, чтобы эти вещи выполнялись. То есть если Конституция написана, значит, она должна действовать, а не просто быть листом бумажки, куда никто не заглядывает, в том числе и законодатели. Евгения Назарец: Как вы смотрите на такую еще российскую закономерность: как правило, когда говорят о правозащитном движении, даже сами правозащитники начинают пенять и оглядываться на власть: она не помогает, она не заинтересована? Простите, а почему она должна быть заинтересована? Правозащитное движение по определению своему, как правило, в оппозиции власти, хоть и в «мягкой». А этот тезис сплошь и рядом сейчас звучит. Владимир Попов: Вы знаете, я думаю, что здесь, если говорить о моей точке зрения, власть заинтересована в том, чтобы правозащитное движение существовало и развивалось, особенно там и в тех ситуациях, когда власть с проблемой не справляется, очевидно не справляется, и где она по определению не может с ней справиться одна, в одиночку. Поэтому в этом смысле мы и говорим о том, что там, где выявлены... Например, есть у нас еще одно направление, о котором я не говорил, - это проблема бездомных. Ведь все видят, что происходит, какое огромное количество... Вот я думаю, что здесь власть справиться не в состоянии одна. Здесь нужно то самое гражданское общество, о котором мы говорим, в том числе и власть говорит. И в этом смысле помочь вот этому гражданскому обществу власть просто обязана, если желает, чтобы система общественная существовала нормально и не было каких-то конфликтных ситуаций. Евгения Назарец: Еще один радиослушатель у нас в эфире. Здравствуйте. Слушатель: Доброе утро. Скажите, пожалуйста, а вот есть координация действий между Хельсинской группой, Лукиным и Памфиловой? И вот действительно ли вы думаете, что, например, уйдет Ливчак, поставят Иванова? Потому что я знаю, что Алексеева и Осипов не координируют свои действия сейчас, хотя начинали вместе. Евгения Назарец: Итак, Владимир, прозвучал вопрос о том, существует ли координация между правозащитниками разных уровней, от высокого до, видимо, местных уровней. Владимир Попов: Ну, общение, безусловно, есть, но я не могу говорить о том, координируют ли свои действия Людмила Михайловна Алексеева с Владимиром Лукиным. Но я знаю, конечно, общение есть. Но нужно отличать, скажем, государственных правозащитников и правозащитников-общественников. У нас тоже есть уполномоченный по правам человека Свердловской области – это Татьяна Мерзлякова. Но говорить о том, что она координирует работу правозащитников, наверное, нельзя. Хотя общение, конечно, с этим институтом уполномоченного по правам человека оно крайне важно для правозащитного движения, и, естественно, такое взаимодействие осуществляется. Поэтому в этом плане я говорю о том, что, да, действительно, у правозащитного движения есть серьезные внутренние проблемы и есть оторванность от широких, как принято говорить, народных масс, точнее, неукорененность. У нас несколько лет назад был Валерий Абрамкин, известный правозащитник из Москвы, который занимается проблемами заключенных, и он придумал такой лозунг: «Верните тюрьму народу». То есть он говорил о том, что если сравнивать с западными странами, то там волонтеров, готовых работать с заключенными, просто очень много. У нас это серьезная проблема. Потому что вот то, о чем звучало в этом эфире, когда матери жалуются на содержание и так далее, очень сложно наладить контроль, если бы даже такие возможности были, его надо добиваться и надо привлекать к тому, чтобы раскрыть эти закрытые системы. А они именно часто и потому закрыты, потому что там творится безобразие полное. Но есть и будет проблема просто обеспечения, где взять этих контролеров, которые будут заходить в каждую тюрьму и проверять, как там содержатся люди. Евгения Назарец: Контролеры-то есть, но они просто уверены в том, что общественные правозащитники не имеют никаких шансов попасть и наладить самим эту систему контроля без определенных полномочий, которые опять-таки им даст власть. Это с одной стороны. С другой стороны, они опять-таки по поводу уполномоченного по правам человека Татьяны Мерзляковой говорят довольно-таки резко и негативно, подразумевая ее как компонент вот этой системы власти, которую они не любят. Получается, ситуация рисуется совершенно безвыходной: правозащитники не могут, а уполномоченный по правам человека – это вообще чиновник. Владимир Попов: Вы знаете, я бы здесь сказал, что часто люди дают такие оценки просто из-за незнания, из-за некомпетентности. Потому что, действительно, да, у любого человека, на какой бы должности он ни находился, возможности... Евгения Назарец: Либо есть, либо нет. Владимир Попов: Да. Но и использование их, оно ведь тоже имеет определенные границы и пределы. Просто надо посмотреть количество у нас этих мест заключения, которые надо проверять, и так далее. Конечно, здесь надо иметь сотню уполномоченных, чтобы проверять каждый случай, обращение, каждую жалобу. Но я думаю, что те возможности, которые есть у Мерзляковой, она использует достаточно широко. Евгения Назарец: На сегодняшний день у кого больше этих самых возможностей влияния на разные дефектные системы вроде той же системы исполнения наказания - у человека от власти, правозащитника от власти или у правозащитника-общественника? Владимир Попов: Конечно, каких-то прямых возможностей у уполномоченного побольше, потому что на его письма обязаны отвечать должностные лица. Но это внешняя сторона дела. Потому что ответы бывают ведь разные. И, естественно, скажем так, этого недостаточно для того, чтобы наводить вот этот порядок. Я думаю, и я добиваюсь вот этой совместной работы, сложения усилий уполномоченного, с одной стороны, и общественников, с другой. Не какая-то критика: «ты не делаешь того, а должен делать», - а понимание того, что не делается не потому, что не хочется, а потому, что ресурс ограничен. Давайте и складывать усилия для того, чтобы можно было наводить порядок в этих местах – и в милиции, и в зонах. Конечно, здесь еще колоссальное значение имеет, что называется, добрая воля и желание самой власти... Вот мы добились, например, три года прессинговали милицию, наконец, вроде бы пошли подвижки. Само милицейское начальство стало приходить на наши мероприятия, стали обсуждать конкретные проблемы – вот мы чего добиваемся. Давайте посмотрим, а как организовать проверку мест содержания задержанных – вот чего мы добиваемся. Там же безобразия творятся. Там людей пытают, там людей убивают. Понимаете? И вот мы хотим хотя бы с этого начать. И, наконец-то, получили добро. И вместе мы попробуем организовать этот процесс так, чтобы можно было, по крайней мере, с какой-то уверенностью сказать, что в наших, как их называют, «обезьянниках» (такой термин уже в народе укоренился), там не бьют, не истязают, не развлекаются, ломая головы. Посмотрим, как это будет получаться. Но я повторяю, что здесь должно быть движение с двух сторон – и власть, и общественность. Если этого не будет, то не будет ничего. Евгения Назарец: Мы сегодня неоднократно говорили о том, что власть в большинстве ситуаций, и очень часто, недооценивает правозащитников, как помощников. А в том случае, если правозащитники слишком активно вторгаются на ту территорию, которая считается закрытой, осуществляется ли давление на этих людей? И насколько это существенно, насколько это грозит их личной свободе, здоровью? Владимир Попов: Ну, если говорить об общероссийских правозащитниках, мы знаем, что есть проблемы. Евгения Назарец: Ну, можно про Свердловскую область. Владимир Попов: Здесь вот я, например, не знаю случаев какого-то прямого давления, чтобы возникла угроза ареста и так далее, и от тех правозащитников, с которыми мы общаемся, я о таких случаях не слышал. Хотя в последнее время были сообщения, скажем, в Нижнем Тагиле Михаила Золотухина, президента Центра правозащитного, пригласил прокурор на беседу. Зачем? Я попросил его по электронной почте мне прислать сообщение, чтобы он подробнее рассказал о том, что там была за беседа и зачем его туда приглашают. Ну, может быть, сотрудничество... Посмотрим. Евгения Назарец: Обидно, наверное, власть не помогает и не мешает, значит, не замечает. Владимир Попов: Почему? Его замечают там. Михаил Золотухин известный человек в Нижнем Тагиле. Евгения Назарец: Последний вопрос. Есть у вас какие-то прогнозы на то, что будет дальше с правозащитным движением в регионах, в частности в Свердловской области вообще? Может быть, какие-то новые направления появятся, новые формы? Ну и с Союзом правозащитных организаций в частности. Владимир Попов: Я думаю, что мы будем над этим работать, чтобы люди, которые приходят в правозащитные движения, понимали, что здесь нужно работать более профессионально и глубоко, основательно, я бы сказал. Главное здесь, как мне кажется, и пока, по крайней мере, формальные юридические возможности для этого есть, нужно, если уж браться за решение проблемы, то решать ее действительно серьезно, а не на уровне каких-то деклараций, заявлений и простого пикетирования чего-то, каких-то митингов. Понимаете? Нужно доводить дело, что называется, до конца, проблему решать, а не просто называть. Вот это мы будем делать. Евгения Назарец: Ну что ж, я желаю вам побольше профессиональных коллег правозащитников. Спасибо, Владимир. Последние материалы по теме:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
